Сначала я разнервничался. Конечно, я очень торопился. Но убедил себя, что должен ждать и надеяться. Надеяться и ждать. Больше мне, казалось, ничего и не оставалось. Мои товарищи по несчастью стояли беспомощными и злыми кучками. Время от времени кто-то с приглушенным криком «Ну, суки!..» бежал в голову троллейбусной пробки и возвращался через несколько минут безучастный ко всему происходящему.
Я начал думать, что же можно сделать в этой ситуации? Можно было бы попробовать въехать на тротуар и через него выбраться на оперативный простор. Тем более что это был даже не тротуар, а трамвайная линия. Но слишком высок был бордюр, и не только для моего «Пежо». Две машины уже застыли на этом бордюре на брюхе, уткнувшись носами в залежи снега. Участь их была незавидна.
Я подошел к одной кучке водителей. Она мне показалась самой могучей. Эти четверо старались сохранять спокойствие. Один, правда, без конца нервно пинал ногой окаменевший сугроб. Странно, но они говорили о президентских теледебатах. Их возмущало, что Жириновскому как доверенному лицу не дают представлять Малышкина. Мне показалось, они не о том говорят. Я спросил, что они собираются делать. Один из них сказал, что попил бы где-нибудь кофе, а то замерз.
Мной овладел сильнейший приступ злобы. Мало того, что из-за пробок я вынужден спускаться в метро, думать там только о том, что вагон, в котором еду, сейчас взорвут, и пересаживаться на всякий случай в другой, а потом в третий, так еще и, выйдя на свежий воздух, по совсем уж идиотской причине вынужден торчать на морозе и покорно ждать, пока рассосется троллейбусная пробка!
Нет, я должен был что-то сделать. Я подошел к своей машине и осмотрел место происшествия. Два троллейбуса стояли, плотно прижавшись друг к другу. Один практически целовал другого в зад. Их водители сидели с удовлетворенным, как мне показалось, видом за рулем и грелись. Они не разговаривали ни друг с другом, ни с нами.
И вдруг я все придумал. Все было очень просто. Если бы один троллейбус немного подал вперед, а второй сдал назад, то я бы, кажется, въехал в образовавшийся между ними просвет.
Одним из троллейбусных водителей была женщина. Я решил поговорить с ней, ведь женское-то сердце мягче. А когда второй водитель увидит, что дело сдвинулось с мертвой точки, то и сам, может, догадается подать вперед.
Я постучал в дверь. Немолодая дама в телогрейке внимательно посмотрела на меня и открыла дверь.
– Здравствуйте, – как можно доброжелательнее сказал я. – Вы, наверное, поняли, зачем я к вам заглянул?
– Ну и что? – умно переспросила она.
– Если вы сдадите чуть-чуть назад…
– А передний даст вперед… – без подсказки продолжила она.
– Точно! – обрадовался я.
– Так ты чего хочешь-то? – с любопытством спросила она.
– Как чего? – растерялся я. – Назад сдайте, да и все. Она еще раз внимательно посмотрела на меня и промолчала. Я понял, что забыл предложить ей денег. Предложил. Может быть, не очень много. Но я решил, что не надо баловать водителей троллейбусов, а то они сразу сядут на шею.
– Деньги, значит? – в ее глазах, мне показалось, наконец-то появился интерес.
– Ну, конечно!
– Слушай меня внимательно, парень, – четко, так, чтобы я понял каждое слово, произнесла она. – Ни за что я этого не сделаю. Как вы с нами – так и мы с вами. Ты понял меня? А теперь пошел вон из моего салона, а то я сейчас милицию вызову.
Ну, и что бы вы сделали на моем месте? Я сказал ей, что она, дура, будет стоять в этой пробке до утра, и вышел. А что, драться с ней, что ли? Или сидеть в этом троллейбусе назло ей тоже до утра? Выйдя, я на всякий случай подошел к дяденьке, который сидел за штурвалом соседнего троллейбуса, и через открытое окно попросил его подвинуться. В моем голосе уже не было никакого елея. Но и ненависти тоже не было.
Он кивнул и начал подавать вперед. Я бросился к своей машине, думая только об одном: лишь бы эта баба не успела закрыть своим троллейбусом эту брешь. Она, похоже, просто не успела сориентироваться в этом быстро меняющемся мире, и я втиснулся в щель. Я даже увидел, как ее троллейбус нервно дернулся. Но было поздно.
На прощание я с удовольствием показал ей характерно поднятый палец. Судя по ее живой реакции, ей был хорошо знаком этот жест.
Убить старушку
Бывает, что едешь-едешь, а потом кончается бензин. Я никогда не верил и не верю людям, которые говорят, что с ними никогда такого не происходило.
Со мной это происходит регулярно. Мне не стыдно в этом признаться. У меня много других важнейших дел, кроме того, чтобы следить еще и за этим. Я должен постоянно думать о таком количестве нюансов в моей запутанной жизни, что падение уровня топлива на их фоне может в лучшем случае напомнить о том, что жизнь эта не вечна.
Когда останавливаешься на дороге, конечно, это не так уже смешно. Это же всегда обязательно происходит в крайнем левом ряду. А всего этих рядов не меньше трех. Так случилось и в этот раз. Я как-то дотянул до крайнего правого. Встал прямо на остановке. Но, с другой стороны, для чего еще, по большому счету, эти остановки?
Включил «аварийку». И что дальше? Надо же как-то двигаться. Жизнь-то, как говорится, продолжается.
Может, у какого-то человека на этот случай в багажнике лежит полная канистра бензина. Не знаю. Ведь, с другой стороны, человек с такой жизненной позицией никогда и не опустится до того, чтобы вот так бездарно встать на дороге. У меня же никогда еще не было даже такого, чтобы в багажнике кстати оказалась какая-нибудь пустая емкость.
Но в этот раз я нашел сразу две канистры. Одна из них оказалась из-под незамерзающей жидкости, а другая – из-под замерзающей, чистой питьевой воды. То есть все складывалось даже очень хорошо.
Я взял пластиковую канистру из-под питьевой воды и вышел из машины. Оказалось, что на улице уже минуту стоит дикий крик. Орала бабушка, ждавшая автобуса. Ей было не по себе от того, что я встал на месте ее автобуса. Она же не могла ворваться ко мне в салон и, от души попихавшись со мной локтями, доехать до следующей остановки. То есть она не знала, что на самом-то деле могла бы. Я бы довез ее. Действительно, довез бы.
Все, что она орала, было понятно и без слов. Мы мешаем им жить, и добавить к этому нечего.
Я хотел было пройти мимо. Я знал, куда идти. АЗС была недалеко, метрах в трехстах. Но она так орала! И я подошел к ней.
Это ее ошеломило. Она совершенно не рассчитывала на такой эффект. И сразу замолчала.
– Что вы так орете? – спросил я ее.
Она опять начала орать. Замолчала, видимо, только потому, что подумала, что я сразу начну ее бить и, может, даже убью. То есть она, несмотря на свой довольно преклонный возраст, очень хотела жить. И как только убедилась, что перед ней не убийца, воспрянула духом.
– Мы не для вас эту остановку строили! – такой у нее появился аргумент.
– Вы видите, огоньки на машине мигают? – спросил я.
– Да по мне хоть… – сказала она. Она не понимала, куда я клоню.
– А что это значит, вы знаете?
– Да я… – сказала она.
– Это аварийная сигнализация.
– Да плевать я хотела!
– А знаете, зачем я ее включил?
К нашему разговору с чудовищным интересом прислушивалась, конечно, вся остановка. На глазах у всех произошел контакт водителя из машины с пешеходом. Такого ведь практически никогда не бывает. Эти бабки ведь орут в расчете на что угодно, но только не на то, что эта сволочь выйдет из машины и ответит по существу. И нормальные люди, которых на остановке все-таки большинство, понимают это не хуже меня и бабки.
– Отстань от меня, – вдруг жалобно попросила бабка.
Похоже, ей этот разговор и весь этот ор не так уж легко давались. На нее все-таки произвело сильное впечатление, что я подошел к ней. И при желании можно было даже считать, что она капитулировала.
– Ну, так зачем я ее включил-то? – спросил я.
– Не знаю! – в сердцах выкрикнула она.
– А потому что, значит, в машине что-то неисправно, – подсказал я.
– Другую купи! – неожиданно точно сказала она. Мы, я считаю, были уже почти друзьями. Мы даже обсуждали, можно сказать, будущую покупку. Такое случается в основном вообще между близкими родственниками.
И тут я приподнял над головой пустую канистру.
– А это знаете зачем?
– Знаю! – с отчаянием крикнула она и даже присела от страха.
То есть у нее в голове наконец-то все стало на свои места. Она решила, что я вышел из машины и подошел к ней не для того, чтобы поговорить о наших отношениях, а чтобы избить ее этой пустой пластиковой канистрой.
– Да нет, – сказал я. – Бензин просто кончился. Аварийная ситуация. Я за бензином пошел.
Люди на остановке неуверенно засмеялись. А мне было не смешно.
Двое упрямых
Я подъезжал к светофору, когда увидел, как из парка вышел человек, который ни с того, казалось, ни с сего бросился на машину, которая ехала метров за сто до меня. Я много раз видел такое, но только когда так вели себя бездомные одичавшие собаки. Именно так они бросаются прямо под колеса машин и безостановочно гавкают. Гавкал что-то такое и он.
Его осторожно объезжали, но я понимал, что сбить его – вопрос времени: он был все-таки слишком сильно пьян и не на сто процентов понимал, что с ним происходит. И даже не на пятьдесят. По-моему, он вообще ничего не понимал. А только проснулась в нем какая-то классовая ненависть к тем, кто едет мимо него на машине, которую он, видимо, себе не может позволить. А может, эта ненависть вдруг проснулась оттого, что мы ехали, а он не мог даже на ногах стоять. Или просто дорогу хотел перейти.
Ему было лет, может, 45. Он был, кстати, хорошо одет. Явно не бездомный. Просто слишком близко к сердцу принял праздник. И было совершенно очевидно, что на самом деле он обречен. Просто обречен. Кто-то его обязательно бы раздавил.
И тут я увидел, что из одной машины, которая встала перед ним как вкопанная, вышел парень и взял этого человека под руку. Мы стояли в это время на красный. Парень увел его на тротуар и начал что-то терпеливо ему втолковывать. И я увидел, как мужик этот даже два раза кивнул. Два раза. Я с удивлением подумал, что до него все-таки, видимо, что-то дошло.