Эннеари, не дожидаясь, пока Лерметт за ним последует, перемахнул через изрядный валун.
— Да что ты вытворяешь? — не выдержал Лерметт. — Сердце кровью подплывает на тебя глядеть.
— Что так? — поинтересовался эльф, глядя на принца замечательно невинными глазищами.
— Шею ты себе свернешь, вот что! — разозлился Лерметт.
— Как же, — хмыкнул Эннеари, — жди, пока грибы зацветут!
От неожиданности Лерметт расхохотался, да так заразительно, что и эльф сперва улыбнулся небывало солнечной улыбкой, а потом тоже засмеялся. Недавней мрачности на его лице не осталось и следа.
— Послушай, — спросил Лерметт, отдышавшись, — мне вот спросить охота... не в обиду, конечно...
— Спрашивай, — пожал плечами Эннеари.
— Это ты один такой уродился, или эльфы все вроде тебя?
— В чем именно? — прищурился Эннеари.
— В переменчивости настроения, — пояснил Лерметт. — Оно у тебя быстрей меняется, чем белка с ветки на ветку скачет.
— У тебя оно тоже не сиднем сидит, — обронил Эннеари, — а ты вроде ведь не эльф.
— Ничуточки даже не эльф, — охотно согласился Лерметт, — зато я посол, а по мне, так одно другого стоит. К тому же тревожусь я.
— О чем? — поинтересовался Эннеари.
«Да о тебе, дураке!» — хотелось закричать Лерметту, однако сказал он иное. По крайности, то, что он произнес вслух, ложью не было — эти мысли тоже вызывали у него тревогу.
— О посольстве своем, — помедлив, ответил он, чуть отворотясь. — Мне ведь даже и с тобой говорить неуютно: все время боюсь что-нибудь этакое сморозить. А что я делать стану, когда мне перед твоими соплеменниками говорить придется? Того и гляди, сам не желая, что-нибудь обидное ляпну. Я ведь язык худо-бедно выучить успел, а до обычаев так и не добрался. Эх, вот же ведь не ко времени Илмеррана в Арамейль унесло! Уж не знаю, тот ли это Илмерран, что и тебя обучал, или другой какой, но по части эльфийского обихода он знаток. Он и вообще по любой части знаток.
— Гномы, они такие, — рассудительно заметил эльф, отхлебнув из своей фляги глоток-другой воды.
— Вот-вот, — вздохнул Лерметт, незамедлительно последовав его примеру. — Как же мне спокойнее было бы, возьми я его с собой. — Он помолчал и добавил. — По правде говоря, мне еще спокойнее было бы, останься он дома. Гномы, они ведь и в самом деле такие. Илмерран за чем угодно приглядеть способен. Вот и приглядел бы. Илмеррану что угодно доверить можно, он не подведет. В первый раз уезжаю, когда его дома нет. Вот не поверишь — три уже дня, как я из Найлисса выехал, четвертый... а так на душе нехорошо, словно свечу зажженную на столе без присмотра оставил.
— Четвертый? — удивился Эннеари. — Ты что же, три дня через перевал ехал?
— Почему это? — в свою очередь удивился принц.
— Ты же сам сказал — «три дня, как из Найлисса уехал». Королевство ваше зовется Найлисс... или я что-то путаю?
— Ах, вот ты о чем, — усмехнулся Лерметт. — Ничего ты не путаешь. Но так не только само королевство, а и столица называется.
— Странное обыкновение — называть столицу по королевству, — заметил эльф.
— Но не беспричинное, — ответил Лерметт. — Была причина — и еще какая веская.
— Расскажи, — так и загорелся Эннеари.
— Тогда нам здесь заночевать придется, — возразил Лерметт. — Долгая это история.
— А ты на ходу расскажи, — не уступал Эннеари. — Веселей шагать будет.
Он вновь отхлебнул воды, закупорил флягу и поднялся — гибко, пружинисто, легко... а ведь только что еле плелся. Что они, двужильные, эти эльфы?
— На ходу, говоришь, — задумчиво произнес Лерметт. — Что ж, не стану спорить. Будь по-твоему.
Он осторожно обогнул ненадежный с виду угловатый камень.
— Прежней столицей королевства была Риада, — начал принц. — Тоже, кстати, красивый город.
— Что значит — «тоже»? — полюбопытствовал эльф.
— Что Найлисс красивее, — убежденно ответил Лерметт.
— Тебе не кажется, что ты пристрастен? — усмехнулся Эннеари.
— Не кажется, — отрезал Лерметт. — Найлисс в Восьми Королевствах слыхал, как называют? Сухопутной жемчужиной, вот как. Уж не знаю, какие у вас города и возводят ли эльфы города вообще, а среди человеческих городов прекраснее Найлисса нет. Да что там говорить! О таком не расскажешь. Сам погостить приедешь, тогда и увидишь, что это за красота. Одна только Рассветная Башня чего стоит!
— Надеюсь, — сухо ответил Эннеари после недолгого молчания. — Надеюсь, что увижу. Но ты мне все-таки расскажи, откуда он взялся. Из какой раковины твоя жемчужина выкатилась.
— Так я и рассказываю, — миролюбиво ответил Лерметт, решив не обращать внимания на выходки склочного эльфа: мало ли каким тоном с устатку можно заговорить — так ведь не обижаться же всякий раз. — Риада тоже город красивый и не из бедных. Одним словом, хорошая добыча... если ты, конечно, понимаешь, о чем я.
— Вполне, — отозвался Эннеари. — Нищий городишко с полуразваленной стеной захватить легче, да кому он нужен? А вот ради богатого города стоит и повозиться.
— Верно, — кивнул Лерметт, позабыв, что идущий впереди эльф не увидит его движения. — А тогдашний король Найлисса, не к ночи будь помянут... ему бы не на троне, а на скамье подсудимых сидеть, да и то много чести.
— Ого! — хмыкнул Эннеари с сомнением.
— И вовсе даже не ого. Кровавый палач, трус и вдобавок дурак. Не знаю, чем бы кончилось его царствование, когда бы не война. Либо Найлисс обезлюдел бы вовсе, а на развалинах городов одни бы крысы пищали, либо свернули его с трона и корону в глотку запихнули.
— Любишь ты своего предка, однако, — заметил Эннеари.
— А он вовсе не мой предок, — жестко возразил Лерметт вслух, а про себя добавил: «Во всяком случае, не прямой».
— И что же такого натворил не твой предок? — поинтересовался Эннеари, перескакивая через узкую трещину. Лерметт закусил губу и аккуратно перешагнул ее — из чистого упрямства.
— Едва не погубил королевство, — ответил он. — Это шестьсот лет тому назад было. Единственный случай, когда степняки едва не взяли верх. Нахлынуло их тогда столько, что теперь с трудом и верится. Но ведь не одним только числом воюют.
— Конечно, — уверенным тоном знатока заявил Эннеари, не видавший на своем веку ни одной войны, ни даже сражения. — Если найти слабое место...
— Именно, — подхватил Лерметт, знающий, что такое война, отнюдь не понаслышке. — Было слабое место. Ты угадал. Вот только из палачей те еще вояки, сам понимаешь.
Лерметт примолк на мгновение. Сухой воздух царапал горло — не горный воздух, степной, пахнущий пылью, полынью и лошадиным потом. Степь Лерметт знал. Знал он и расположение войск во время той, давней, шесть веков тому назад состоявшейся битвы. Он словно бы воочию видел выгоревшие на солнце стяги, усталое колыхание копий и горестное недоумение на лицах ветеранов, услыхавших совсем не тот приказ, которого они ждали.
— Этот трус... — хрипло выдохнул Лерметт воздух минувшего, — этот мерзавец... он отдал приказ к отступлению. Он перепугался почти до обморока, понимаешь? Завизжал: «Назад!» — уже и знаменщики едва не повернули... его ведь боялись едва ли не больше, чем врагов, а головы никому лишиться неохота. Попробуй, ослушайся приказа — сабля, может, тебя и минует, а топор палача мимо шеи не упадет. В общем, войско вот-вот сомнут... — Он снова примолк.
— А дальше? — жадно потребовал Эннеари.
— А дальше, — отрывисто произнес Лерметт, — командир сотни лучников натянул свой лук, пристрелил Его поганое Величество на месте, знамя королевское сорвал, древко изломал — все так и замерли, что свои, что враги. Сам подумай — это сколько же ярости надо, чтобы этакую дубину голыми руками в ощепье разломать!
Эннеари только головой покачал, силясь представить себе эту невероятную картину.
— А потом, — продолжил Лерметт, — копье подхватил, лук свой на него воздел — вместо знамени, значит — и заорал: «В атаку!» С тех пор, между прочим, на военном знамени Найлисса так и изображать повелось — лук поверх копья.
— А атака? — выдохнул Эннеари.
— А как по-твоему? — осведомился Лерметт. — Сумасшедшая атака, которую возглавляет настоящий сумасшедший — особенно если он еще и полностью вменяем — обычно имеет успех. Такого разгрома степь не ожидала.
Эннеари азартно стукнул себя кулаком правой руки по ладони левой.
— Так ему и надо, твоему не предку, — заявил он.
Лерметт грустно улыбнулся исподтишка. У этой героической истории был на самом деле исключительно горький привкус. Лучник Илент, застреливший короля-палача, короля-предателя, приходился ему сыном. Побочным. Законными сыновьями этот кровавый мерзавец обзавестись не успел — к чему жениться, если любая запуганная до икоты красавица, будь то дворянка или служанка, просто не посмеет королю отказать! Да и вдобавок, если подумать здраво — кто из венценосцев Восьми Королевств отдаст за такую мразь не то, что дочь, а хоть бы и последнюю побродяжку из своего королевства, невзирая даже на территориальные уступки? Дипломатия и выгода тоже ведь имеют свои пределы.
— А этот лучник... он ведь потом и стал королем, да? — с надеждой спросил Эннеари.
— Верно, — негромко подтвердил Лерметт. — Лучник Илент стал следующим королем. Ты и тут угадал.
— Тогда все правильно, — заявил успокоенный Эннеари. — Он ведь всех спас, все королевство...
Лерметт кивнул, опять позабыв, что Эннеари идет впереди.
— А при чем здесь Найлисс... в смысле город? — поинтересовался эльф, так и не дождавшись ответа.
— А при том, что Илент не захотел править в Риаде, как и его... предшественник, — вовремя спохватился Лерметт.
— Его можно понять, — согласился Эннеари.
Еще бы не можно! Как тут не понять? Легко ли сесть на запятнанный кровью невинных трон? Приятно ли править в городе, где лица жителей все еще искривлены ужасом, угнездившимся при предыдущем царствовании? Возможно ли надеть корону отца, убитого твоей рукой?
В последнем, впрочем, как раз никто в Риаде не сомневался — возможно! Илента на руках носили — и потому, что его безумный порыв действительно спас всех, и, как ни странно, потому, что он был сыном своего отца — пренебрегаемым и чудом выжившим. Тираны не желают иметь ни наследников, ни соперников — а кем еще мог считать Илента его кровопийца-отец? К тому же — а кто вправе унаследовать престол, если не сын короля? От него даже не потребовали пройти через очищение... но Илент решил иначе.