— Давно бы так, — проворчал Лерметт, понемногу успокаиваясь. — А то надоел ты мне своими выходками — ну просто никакого спасу нет. У меня тут еще малая толика вина осталась — как раз по глотку и выйдет. Будешь?
— Буду, — невозмутимо ответил Арьен. — А ты что подумал?
Осушив последние капли вина, Эннеари с довольным видом вздохнул, потянулся и принялся натягивать сапоги. Лерметт искоса наблюдал за ним — впрочем, даже и не пытаясь этого скрывать.
— Да ну тебя! — возмутился Эннеари. — Сколько можно повторять, что со мной все в порядке!
— Не сомневаюсь, — странным, вроде бы отсутствующим тоном промолвил принц. Так говорят, когда произносят одно, а думают в этот момент совсем о другом.
— Я готов, — объявил Эннеари, натянув правый сапог и подымаясь на ноги. — Можно идти.
— Можно, — согласился Лерметт. — Вот только куда?
Эннеари, уже успевший сделать несколько шагов, недоуменно обернулся.
— Как это — куда? — непонимающе спросил он.
— Ты не туда направился, — сухо заметил принц. — Нам вон куда надо. Направо и вниз.
Если бы Эннеари полагал, что его смертный спутник уже ничем не может его изумить, он поразился бы куда сильнее. По счастью, Арьен считал, что люди, как и вообще все возвышенные создания, непредсказуемы и могут удивлять кого угодно и когда угодно, был бы повод — и даже без оного. Удивительное поражает вдвойне, если обрушивается на разум внезапно — а если ты ждешь его прихода, оно и вполовину не так сокрушительно. Поэтому Арьен хотя и удивился словам Лерметта, но не так уж и слишком — ровно настолько, чтобы вытаращить глаза и на мгновение лишиться дара речи.
— Но ведь это не дорога на нашу сторону, — возразил Эннеари, когда отдышался. — Это дорога на Луговину.
— Именно, — так же сухо подтвердил принц.
— Но ведь тебе нужно на нашу сторону перевала. — Эннеари по-прежнему ничего не понимал.
— Да, — кивнул Лерметт. — А тебе — на нашу. Сдается мне, мы крупно ошиблись в выборе дороги. Я ошибся. Если кто из нас кого провожать и должен, то не ты меня, а я тебя.
— Лерметт, — настойчиво произнес Эннеари, — в чем дело?
— В возвышенности, — криво усмехнулся принц. — Мыслей и чувств. Той самой, о которой ты толковал вчера. Это заставило меня кой о чем призадуматься.
Он широким движением руки обвел золотые от утреннего солнца вершины гор.
— Вот она, возвышенность. Во всей своей красе. Злая, холодная и капризная. И заметь — нет ничего проще, чем заблудиться в ее прелестях. Заблудиться и погибнуть. Дороги, надежные еще вчера, снесены в пропасть. Тропы, еще вчера проходимые, завалены. Над головой всякая дрянь висит — только крикни, мигом обрушится и раздавит. К лужайке, до которой по ровной земле и вовсе рукой подать, добрых два часа в обход продираться приходится, да еще и половину штанов на камнях лохмотьями оставишь по дороге. Ни шагу не ступишь в простоте — все с опаской, с хитростью. — Лерметт помолчал немного и добавил с подкупающей искренностью — Немудрено, что я в себе заблудился.
— Но ведь не насмерть? — возразил Эннеари.
— Не насмерть, — подтвердил принц. — Но почти.
На сей раз его улыбка была вовсе не такой принужденной, как предыдущая. Зато она была смущенной и... да, почти виноватой.
— Понимаешь, — произнес Лерметт, — если не подставлять голову под сход, чтобы тебя по ней приложило, и не валандаться невесть сколько на обходных путях, добраться до ответа очень просто. А что он мне не нравится... что ж, тем больше резона не мешкать.
— И что это за ответ, который тебе не нравится? — с редкостным терпением поинтересовался Эннеари после того, как принц снова замолчал.
— А такой, что я поступил с тобой безобразно, — без колебаний ответил Лерметт. — И нечего на меня так смотреть. Когда мы встретились, дороги наши лежали в разные стороны... и я не то чтобы упросил тебя — да нет, едва ли не заставил — принять мою... и притом без единого слова — а от этого только хуже. Я посчитал, что мое дело важнее, даже не узнав о твоем... собственно я и теперь ничего о нем не знаю. И вынудил тебя радеть о моем, опять же ни слова о нем не проронив. Ты отложил свои заботы ради моих. И все это время мы пытались пройти по моей дороге. Это неважно, что тропы обрываются, что дороги завалены — я ведь помню карту, я найду, мы доберемся... ну, и куда мы добрались?
— Но ведь можно еще раз попробовать... — вырвалось у Эннеари.
— Да? — ядовито протянул Лерметт. — Кто-то не далее, как вчера, говорил, что не любит ломать кости. Ты не припоминаешь, кто бы это мог быть?
— Но какое это имеет...
— Арьен, — серьезно и твердо сказал Лерметт. — С меня хватит. Ты отдал мне свое время и силы. Ты себе кости поломал на моей дороге. А теперь мы пойдем по твоей. И не смей спорить, слышишь? Даже и не вздумай.
— Да я и не собирался, — пожал плечами Арьен. — Известно же — человека не переспоришь. Ты мне одно только скажи: с чего ты взял, что нам следует выбрать мою дорогу? Или ты думаешь, что она окажется легче?
Принц устремил на эльфа серьезный и сосредоточенный взгляд.
— Я не просто думаю, — тихо вымолвил он. — Я совершенно в этом уверен. Готов прозакладывать что угодно — на пути в Луговину нам не встретится ни одного завала, ни одной трещины, взявшейся невесть откуда. И не только потому, что сход, судя по всему, прокатился с вашей стороны, а... Одним словом, сам увидишь.
— Ладно, — уступил эльф. — Мне и самому любопытно поглядеть, подвело тебя чутье или правду сказало.
— Правду, — уверенно произнес Лерметт, подхватывая свою отощалую дорожную сумку и пристраивая ее на плечо. — Я знаю, что на сей раз я прав.
Самое большее, через полчаса, Эннеари был вынужден признать, что предчувствие — каким бы ни был его источник — Лерметта не обмануло. Повернув направо, путники могли разглядеть прямую далее тропу на всем ее протяжении — и нигде на ней не было ни валунов, ни ледовых обломков.
— Мне надо было сразу сообразить, — кисло протянул Лерметт. — Уж если нужные мне тропы завалены все до единой, значит, не туда мне нужно. А если и туда — тебе все равно нужнее.
— Да у меня дело не так чтобы и очень спешное, — отмолвил Эннеари, нагибаясь, чтобы подтянуть на ходу сапог.
— Как знать, — ответил принц. — Во всяком случае, это я тебя провожать буду, а не наоборот. А уж потом и о моих заботах подумаем — но только потом.
Эннеари замялся. Ну, как объяснить Лерметту, что дело его, хоть и не очень спешное, может оказаться довольно неприятным? А если так оно и есть — что он предпочел бы уладить все без лишних свидетелей... нет, ему-то скрывать нечего, но...
— Ты не хотел бы, чтобы я знал о твоем деле? — проницательно заметил принц, уловив, как изменилось выражение лица Эннеари — хоть и на краткую долю мгновения, а все-таки...
Арьен колебался недолго.
— Да ладно, — махнул рукой эльф. — Что уж мне теперь-то язык во рту прятать, если он и сам про себя все, как есть, скажет. — Он усмехнулся, пытаясь скрыть неловкость. — Понимаешь, без дела таскаться за перевал у нас не дозволено. В особенности самым молодым.
— Понимаю, — улыбнулся принц. — Трудно не понять. Не дозволено — и именно поэтому молоденькие эльфы, стоит только старшим зазеваться, удирают за перевал.
— Само собой, — кивнул Арьен. — Утянутся на пару деньков, поразвлекутся — и назад. Их обычно даже и не ищет никто. Зачем искать, если сами скоро вернутся?
— Вот как? — Голос принца вновь сделался отсутствующим — словно бы он, этот голос, не прикасался к предмету разговора, а парил поверх него. — Продолжай, сделай милость.
— А что тут продолжать? — отозвался Эннеари. — На этот раз сбежали аж семеро. И покуда не вернулись. Вот меня и послали за ними.
— Вот как? — прежним тоном повторил Лерметт.
— Не иначе, эти малолетние охламоны здорово накуролесили, раз домой глаз не кажут, — сокрушенно вздохнул Арьен. — Я потому и решил сначала тебя проводить, а потом уж за них приниматься. Неловко как-то при других за щенками подтирать. Откуда я знаю, что они понатворили. С девицами высокородными любовь недозволенную крутили? С юнцами на поединках дрались? Кого мне придется умаливать, перед кем извиняться за наших мальчишек... полно, да в Луговине ли они? Надо ли мне их за шкирку домой волочить — или разузнавать, куда они подались из Луговины? Думал я сам управиться... но раз уж нас так не ко времени судьба свела...
— Свела, — резко перебил его Лерметт. — Причем очень даже ко времени.
— Почему? — удивился Эннеари.
— А потому, — ровным и невыразительным тоном произнес принц, — что, когда я решил пойти твоей дорогой, я был прав даже больше, чем полагал. Потому как сдается мне, Арьен, что мы явились сюда не по разным делам, а по одному и тому же.
Он мгновенно замолчал и отвернулся слегка, явно не намереваясь продолжать, как если бы и так уже сказал больше, нежели собирался. Но для Эннеари сказанного было вполне довольно, чтобы встревожиться всерьез. Во имя всего святого — да что же натворили на сей раз ослушные мальчишки, если из-за них наследник престола потащился за перевал с посольством?
— Ты больше ничего не хочешь мне сказать? — осторожно осведомился Эннеари.
— Нет, — отрезал Лерметт, не глядя ему в лицо. — Не хочу. Пусть даже я и уверен неколебимо... мало ли в чем можно быть уверенным. Но если я неправ, я принесу тебе незаслуженную боль, и только. Лучше уж я промолчу, пока мы не удостоверимся.
— А если ты прав? — тихо спросил Эннеари.
— Тогда это будет тем более горько, — сумрачно ответил принц. — Но тогда ты тем более должен увидеть все своими глазами.
— Загадками говорить изволишь, — напряженно усмехнулся Эннеари. — Если что-нибудь знаешь — скажи. Мне и без головоломок ничего не ясно. Ну, вот где я должен искать этих остолопов?
Принц, не говоря ни слова, устремил твердый взгляд куда-то вдаль — туда, где не было уже никакой тропы, где пролегала ровная земля... где закраина рощи прикрывала нечто такое, откуда в небо поднимался густой жирный черный дым.