— Не в рифму, — обиделся «Малыш».
— Не в рифму? Зато — правда. — Закончил я свою короткую лекцию, прежде чем оставить парней одних.
С Севой Бобровым мы вышли в фойе гостиницы, где не так громко гремела музыка, и я посмотрел на Михалыча с немым вопросом на лице, дескать «что?».
— Сегодня у нас пока 24-ое, — на немой вопрос ответил наставник. — Завтра 25-ое у вас свободное для магазинов время. 26-го мы уже в Москве. Где ты будешь 27-го, если 29-го утром вся сборная должна быть уже в «Новогорске», так как 30-го вылетаем в Японию?
— На два дня слетаю в Горький, — пожал я плечами, представив, как обниму и зацелую Варю.
— Нужно, чтобы ты со мной пошёл на заседание Федерации утром 27-го числа. — Сказал Всеволод Михалыч с виноватым лицом. — Заночуй у меня дома на пару дней, выделю тебе на кухню отличную раскладушку. Сам понимаешь, что может случиться на заседании. Как бы я не сорвался в пике.
— Н-да, — пробормотал я, размышляя на тему, что красавица Варвара может и не дождаться меня со спортивных фронтов. — Ладно. Как-нибудь с личной жизнью, ну, погодю. Не дрейф Михалыч прорвёмся.
Когда я появился снова в ресторане, то первым делом бросил взгляд на нашего переводчика, ведь очень многое будет зависеть от того, какой отчёт он напишет об инциденте с работником посольства своему шефу в КГБ. И о чудо! Виктор Алексеевич отошёл по своим делам в «укромный уголок», а бутылочку пива свою оставил на столе открытой. «Как всё-таки похожа наша жизнь на хоккей, — подумал я, подливая в пиво комитетчику водку. — Она даёт тебе один мизерный шанс, так используй его или умри. Сейчас мы этого переводчика из надзирателя, сделаем нашим покрывателем».
После своего нехорошего поступка, в котором, впрочем, не раскаивался, я подбежал к тройке выпивающих друзей: Мальцеву, Харламову и Васильеву.
— Мужики, срочно нужно бахнуть с Виктором Алексеевичем, за мир, за дружбу, за хоккей, — громко сказал я, перекрикивая музыку в зале.
— Сразу три тоста не закусывая? — Уточнил Валерка Васильев.
— А тебе слабо? — Усмехнулся его тезка Харламов.
— А как же спортивный режим? — Криво улыбнулся динамовский защитник.
— В Японии режимить начнём, — подтолкнул своего одноклубника Саша Мальцев к месту за одним большим столом, куда вернулся переводчик.
— Саша, главное чтобы он всю бутылку пива выпил целиком, — успел шепнуть я Мальцеву. — Иначе шутка юмора не сработает.
— Сделаем, — хохотнул нападающий «Динамо».
Не знаю, что говорили Мальцев, Васильев и Харламов переводчику Виктору Алексеевичу, но через пять минут, Саша мне кивнул, что пора, народ для веселья готов. И я тут же подбежал к ним.
— Виктор Алексеевич, нужно срочно толкнуть тост нашим шведским друзьям, — я показал на изголовье длинного стола, где сидели представители мэрии Стокгольма и наш посол в Швеции. — Мы ведь по-английски ни бельмеса. Выручайте, Виктор свет Алексеевич.
Переводчик встал со стула и резко покачнулся, но сам зафиксировал своё тело в устойчивом положении.
— Что я должно перевести товарищам послам? — Спросил он, посмотрев на меня одним глазом, чтобы я меньше раздваивался.
— Гитлер капут, — хотел было подсказать Васильев, но я ему отвесил легкую затрещину.
— Сказать нужно следующее, что мы мирные люди и хотим выпить за крепкую спайку шведского и советского народов. За гуманизм, за дело мира, за Родину, за Сталина, Ура!
— Хороший тост, — громко икнул переводчик. — Я потом его себе запишу.
Товарища переводчика к изголовью стола мы подвели уже под руки, так как адская смесь из пива и водки стремительно отравляла незамутнённый рассудок комитетчика Виктора Алексеевича.
— Господа, — начал он по-русски, глядя мутным взором на ошалевших представителей Стокгольмской мэрии. — За Родину! За Сталина! Ура! — Выкрикнул так же по-русски переводчик и пластом лёг в наши руки.
— Пардон месье! — Вышел я на передний план. — Рашен водка — это бэд комедиан. За Улофа Пальме и за Леонида Брежнева, за фройндшип, ура!
Услышав имя шведского премьер-министра Улофа Пальме, представители мэрии Стокгольма улыбнулись и тоже крикнули «ура». «Ну, вот и ладушки-оладушки, где были? На фуршете у бабушки, — улыбнулся я. — Теперь напишем коллективное письмо от команды, что берём за досадную оплошность переводчика на поруки и дело в шляпе».
На следующий день 25-го января точно к открытию ровно к одиннадцати часам дня я, Александров, Скворцов, Минеев, Куликов и Фёдоров подошли к магазину музыкальных инструментов, что располагался в центральной части города на острове Сёдермальм. От гостиницы всего пять километров, чтобы сэкономить драгоценную валюту за проезд, мы прошли пешком. За одно и город посмотрели, не из автобуса экскурсионного автобуса, а так воочию. Чистенько, миленько, булыжные дороги, старенькие, словно из сказки, но в хорошем состоянии домики, дома и правительственные здания.
— Культура, — высказался коротко об увиденном Боря Александров. — Даже плевать на тротуар не хочется.
— Да, это тебе не село, — усмехнулся Саша Скворцов. — Где грязи по самое не балуй.
Но лично я, пока мы гуляли, усиленно в уме пересчитывал доллары в рубли и обратно. Сейчас в моём кармане покоилось 2510 долларов США. Если бы поступить, как предложил Саша Мальцев не тратить эту сумму в Стокгольме, а купить в Японии 12 магнитофонов за 200 зелёных каждый, и за две тысячи продать их в Союзе, то мы бы выручили 24 тысячи или по 4 тысячи рублей на человека. Это раз.
Второй вариант, выходил более энергозатратный, но и более денежный. Сейчас берём здесь 8 электрогитар, дома продаём их за 3 тысячи рублей, покупаем доллары на чёрном рынке по курсу 1 к 6, то сеть всего 4 тысячи долларов. И из Японии везём уже 20 магнитофонов. Тогда на руки каждому капала сумма по 6 тысячи 600 рублей. А ведь за победу на Олимпиаде, если конечно мы победим, получим ещё по 400 долларов на человека. Это ещё дополнительно 2 тысячи 400 рублей на человека. Всего 9 тысяч целковых, или автомобиль «Волга».
— Ну, так что будем делать? — Вывел меня из розовых мечтаний друг Боря Александров, когда мы вошли в магазин, где в длинный ряд стояли гитары, барабанные установки и синтезаторы. — На все покупаем или часть денег оставим на подарки?
— А я вот сейчас поговорю с мистером Андерсеном, — сказал я, увидев спортивного агента, который хотел меня увезти в «Бостон Брюинз» так сильно, что сейчас улыбался, словно лакей перед важным господином. — Мистер Андерсен является совладельцем этого магазина. — Соврал я. — Вы пока осматривайте товар на предмет царапин, сколов и повреждений, нам херня всякая в СССР не нужна, у нас ей и так все полки в магазинах забиты. Я же поговорю с человеком. Хэлло мистер Андерсен!
Спортивного агента я почти силком вывел на улицу и отвёл подальше от магазина. Не хватало, чтоб моя молодёжь услышала, как я Родиной торговать собираюсь.
— Вот контракт, — сразу перешёл к сути агент. — Я думать, что мы можем хотеть миллион двести тысяч долларов в год. Сто тысяч в месяц — очень хороший деньги!
— А подъёмные? — Недовольно забурчал я, рассматривая напечатанный на английском экземпляр в поисках дописок очень маленьким шрифтом. Именно в них иногда пряталась вся суть обмана. — Проси ещё полмиллиона и контракт не больше чем на два года. Так как зарплаты вырастут, зачем я буду за 100 тысяч в месяц горбатиться. Тебе ведь тоже процент с этого капать будет.
— Пятьсот тысяч подъёмные? — Почесал голову, сдвинув в сторону шляпу агент. — Сначала ехать в тренировочный лагерь, а затем уже просить подъёмный.
— Значит, слушай сюда, — я вернул бумаги мужчине. — Скоро, в сентябре этого года пройдёт матчевая серия СССР против лучших игроков НХЛ. Я ручаюсь, после этой серии мне подъёмных дадут миллион и минимум 200 тысяч в месяц. Но это ещё не всё. Сегодня я улетаю в Москву и некогда мне твои бумажки рассматривать. Снова в Стокгольме я буду в марте. Составишь другой договор, по которому я обязуюсь приехать в США летом 1977 года, где ты будешь моим агентом. За эти пять лет ты права на меня сможешь перепродать несколько раз, заработав на этом очень крупную сумму.
— 1977? — Ахнул агент.
— У меня до 1977 года контракт с Родиной. Пока я для СССР всё не выиграю, никуда не поеду. В 76 году пройдёт первый Кубок Канады и тогда хорош. Но это ещё не всё. Ты должен прямо сейчас доказать, что очень хороший агент. Вот тебе 2 тысячи 100 долларов. На них ты должен купить 8 электрогитар фирмы «Gibson». Две басухи, они дешевле и шесть шестиструнок, которые дороже. Чего загрустил? Ты на одной перепродаже прав на меня проживешь припеваючи. Поверь, это очень выгодная сделка. Ну, по рукам?
— Давай свой деньги, — пробубнил обиженно спортивный агент. — А ты меня не обмануть?
— В марте подпишем контракт, и заживешь ты как в шоколаде, слово советского хоккеиста. — В подтверждении своих слов я хлопнул мужчину по плечу, чтоб он прочувствовал всю мощь моих стальных мускулов.
«Ну, ты Ваня и ловчило, — зашипел голос в голове. — Я бы тебе палец в рот не положил. Обманешь чудика?».
«Во-первых, ты бы палец не положил, так как у тебя его нет, — недовольно пробурчал я в ответ. — А во-вторых, ложь считают первым признаком слабоумия. Кубок Канады состоится в сентябре 1976 года, мне тогда уже будет 30 лет, и я спокойно объявлю, что это мой последний год в хоккее. А в США уеду после чемпионата Мира в Вене весной 1977 года. А билет мне организует мистер Андерсен, мой хоккейный агент».
Среда 26-го января тоже прошла в суете и беготне, в погоне за деньгами. Сначала, из аэропорта Шереметьево все восемь гитар, упакованных в специальные кейсы, я и Боря Александров привезли в квартиру Саши Мальцева. Он тогда жил на проспекте Мира в странном «Доме на сваях» напротив ВДНХ. «Ничего, — успокаивал я себя, — сейчас крутану эту коммерческую комбинацию и надолго забуду про финансы. Пора сосредоточиться на самом главном — на хоккее».