— Кстати, родилась песня, — усмехнулся я. — Техника чудес, воплощенье грёз можно смотреть с улыбкой, но лучше всерьёз.
— Давайте на две минуты остановимся, — предложил Плоткин с бегающими и горящими даже в полумраке глазками, которые выдавали то, что он что-то задумал. — Успеем до «Домодедово». Витя притормози, — обратился он к водителю. — Иван выйдем, поговорим, — сказал он уже мне.
На улице, где на небе высыпали яркие звёзды, продюсер, зябко поёжившись, сразу же перешёл к делу:
— Сколько хочешь за магнитофоны?
— Договорился сдать в Горьком за 1800 рублей каждый, — не стал скрывать я.
— Даю 1900 и по рукам, расчёт на месте, — подмигнул хитрый малый.
— Ты на что намекаешь, продюсерская сомнительная личность? — Наехал я. — Хочешь, чтобы в Горьком музыку не на чем было слушать? Чтобы значит, Моцарт и Сальери никогда не добрались до Советской глубинки? Не дождёшься! Две тысячи, расчёт на месте и тогда по рукам.
— Грабёж, — застонал Плоткин, но за пазуху за деньгами полез. — Доллары все потратили? — Очень тихо спросил он, пересчитывая сотенные бумажки.
— На них и купили, — ещё тише ответил я, посмотрев по сторонам, так как за доллары в СССР по головке никто гладить не будет. Скорее наоборот, могут дать от трёх лет до полного отрицательного воскрешения. — Да не тряси рассыпишь. — Я выхватил пачку денег у продюсера, посмотрел на неё одним глазом и мой очень поумневший голос в голове сообщил, что до сорока тысяч не хватает ста рублей. — Сотни не хватает, к тарологу не ходи. У меня глаз даже в сумерках алмаз.
— Ну, скоро вы?! — Вылез из автобуса тренер Игорь Борисович Чистовский. — Самолёт ждать не будет.
— Спокойно Борисыч, без нас не взлетит! — Улыбнулся я, пряча пачку денег во внутренний карман пуховика. — Вот так Михаил и живу, только прилетел, сразу улетаю, только отыграл, и по новой на лёд.
— Когда снова за «бугор»? — Спросил продюсер, уже пересчитывая заметно похудевший остаток.
— В марте в ФРГ, в Швецию и в Финляндию, но пока без конкретных дат. Если, конечно, всё будет хорошо. — Тяжело вздохнул я, так как Всеволод Бобров, который прямо из аэропорта уехал к жене и детям в свою московскую квартиру вызывал опасения, точнее та ситуация, что сложилась вокруг него.
— Поверь, всё будет хорошо, — улыбнулся Миша и протянул мне недостающую сторублёвку. — Завяжешь с хоккеем, иди в бухгалтеры. На глаз определил сумму денег, кому расскажу — не поверят.
— А ты поменьше говори, целее будешь. Давай, родной, самолёт же без нас улетит! Двигай булками! — Похлопал я в ладоши.
Очень неприятное известие догнало меня уже в Горьком на следующий день во вторник 15-го февраля. Половину дня я отлёживался, кормил котов, никого не трогал, точил коньки, гладил Фокса, как вдруг за мной на спортивную базу «Зелёный город» приехал персональный водитель Иван Иваныча Киселёва директора родного горьковского автогиганта. А у себя в кабинете уже Иван Иваныч сообщил, что Всеволода нашего Боброва сняли с занимаемой должности тренера сборной СССР по хоккею.
— Сегодня утром мне позвонил мой хороший знакомый из Москвы, которому эту новость сообщил его очень хороший знакомый из спорткомитета. А может это к лучшему? — Спросил меня доверительно директор автогиганта. — Нервотрёпки меньше, деньги те же.
— По вашей логике, Иван Иваныч, лучше вообще пить пиво на пенсии и играть в домино. — Я отстранил чашечку с кофе и нервно встал, после чего прошёлся по просторному кабинету директора завода и спросил. — А кого назначили вместо Боброва?
— Пока окончательно не решили, рассматривают кандидатуру Аркадия Чернышёва. Заседание Федерации хоккея состоится лишь 29-го февраля. Ты мне Иван вот что скажи, — тяжело вздохнул директор, — доиграть достойно чемпионат сможете? Не уступим ЦСКА первое место?
— Если 17-го ЦСКА расколошматим, то точно первые будем, — я вновь сел за длинный стол, быстро про себя соображая, что же предпринять. — А у нас теперь и выхода другого нет, Иван Иваныч. Обязательно 17-го приходите во дворец спорта. Надолго эту игру запомните, гарантирую. — Я вскочил, пожал руку директору, и хотел было уже бежать, как Иван Иваныч меня остановил.
— Иван, а может, не поедешь в Москву в следующем сезоне? — Спросил он. — Ты что думаешь, я ничего не знаю? Ты в команде сейчас самый большой авторитет, да и в сборной тоже. Игру команды поменял. Болельщиков на трибунах каждую игру битком. Оставайся в Горьком, все бытовые вопросы решим за месяц. А в Москве, ну ты сам видишь, сегодня ты на верху, тренер сборной, а завтра и не нужен никому. Как можно было так с Бобровым поступить, после выигрыша Олимпиады?
— Тут дело вот какое, чтобы нормально доиграть чемпионат, чтобы нас не засуживали, я пообещал Юрию Владимировичу Андропову, председателю КГБ СССР, что следующий сезон проведу в «Динамо». Спасибо вам, Иван Иваныч, что предупредили. И вообще спасибо за всё. Но мы ещё поборемся, — я зло усмехнулся. — Дохусим, с дохусимом победим.
Глава 21
Вечером этого безумного, безумного дня, я, наконец, заключил в объятия свою ненаглядную Варвару. Моя комната на спортивной базе «Лесной город» — это конечно не отель в Париже, но сколько можно терпеть? Я ведь не железный дровосек, такой же человек как и все, только немного в голове помехи иногда происходят, а так — всё то же самое. Те же руки, те же ноги, ну и прочие члены организма. Однако, даже покрывая поцелуями бархатную кожу моей Варечки, я не мог до конца выбросить из головы дикий поступок Федерации хоккея. А что я хотел?! В старой истории так и произошло. В 1974 году Всеволода Боброва отстранили от сборной СССР после двух подряд выигранных чемпионатов мира. Для нулевых и девяностых годов — немыслимое дело!
— Ах, что ты со мной делаешь, — всхлипнула Варвара.
— Я с тобой — думаю.
— Ах, ой, ах, о чем?
— О будущем хоккея, — не стал врать я.
— Самое время, — чуть нервно хохотнула девушка и резко вскрикнула. — Да!
— Что? Всё?
— Мне же домой надо ехать! — Подскочила моя подруга. — Меня же дома потерять могут, мама сейчас больницы начнёт обзванивать, ведь в редакции газеты уже никого нет.
— Спокойно, сейчас от сторожа сделаем предупредительный звонок, — сказал я сам, вылезая из-под одеяла. — И я тебя до дома довезу, «Волга», выданная мне во временное пользование, на ходу.
«Не дошла ещё телефонизация до каждого жителя страны, — подумал я, когда натягивал штаны. — И люди пока могут спокойно спасть. Но пройдёт совсем немного времени, и с телефоном в кровать многие будут ложиться гораздо чаще, чем с живым человеком противоположного пола».
В сторожке охраны, пока Варя разговаривала с мамой, мне передали телеграмму от Всеволода Михалыча: «Встречай аэропорт буду в 6 17.02 тчк».
— Неужели Всеволода Михайловича из сборной выгнали? — Спросил меня сторож дядя Семён, который, пока мы в Японию летали, приглядывал за нашими котами. — Олимпийского чемпиона! Неужели напился?
— Сева Бобров месяц уже не пьёт. — Сморщился я, и снова поразился скорости распространения слухов по планете Земля. — Пока вопрос не решённый. 29-го февраля состоится заседание Федерации, потом опубликуют приказ в «Советском спорте», вот тогда и будем делать выводы.
— Ясно, значит, сняли, — крякнул сухонький среднего роста мужчина, с очень вредным характером. — Не ценят у нас людей. А как кто-нибудь из великих помрёт, то сразу вой: «Какого человека потеряли! Не уберегли! Караул!». Что характерно, горланят потом громче всех те, кто этого гения в могилу и подталкивал. Радуются они так, что ли?
— Кто? — Не понял я странной аллегории.
— Лилипуты, которые ненавидят великанов, — так же загадочно ответил сторож.
— Всё нормально, — улыбнулась девушка, оторвавшись от телефона. — Мама в порядке.
— Идём на вторую серию? — Обрадовался я.
— Давай завтра, мне с утра на работу. — Грустно вздохнула Варвара. — Статью про детские сады заканчивать надо.
— На какие жертвы только не пойдёшь ради детских садов, — хмыкнул я.
Спустя примерно час, на обратной дороге от дома Варвары к спортивной базе, когда уличные фонари пролетали за коном автомобиля, мне вдруг в голову пришла интересная мысль о цикличности, происходящих в жизни процессов. Ведь не случайно Олимпиады проводят раз в четыре года, получается временной промежуток кратный двенадцати годам Китайского гороскопа. А есть ещё двенадцатилетний цикл Юпитера, по которому каждые двенадцать лет меняется жизнь человека. Но ведь можно цикл Юпитера выстроить и для мирового хоккея.
Я посигналил, остановившись перед шлагбаумом, что преграждал путь на базу. Из сторожки медленно вышел одетый в тулуп дядя Семён, что-то себе поворчал под нос и открыл мне проезд. Я же заехав внутрь «Лесного города» остановил машину и пока мысли не разлетелись из головы, побежал в сторожку.
— Дядя Семён дай ручку и бумагу, идея одна пришла, сейчас не запишу, потом не вспомню, — затараторил я.
— Настоящие идеи, так просто из головы не вылетают, — занудел сторож, но пишущие орудие бумагомарательного производства выдал.
— Допустим Вторая Мировая война — это стартовая черта, — сказал я, нарисовав черту.
— Ясное дело черта, столько народу сгинуло. — Заинтересовался моими выкладками Семён. — Почитай всё по-новому налаживать пришлось.
— Первый крупный хоккейный турнир Олимпиада 1948 года — выиграла Канада. — Написал я и продолжил. — Далее Олимпиада 1952 года — вновь взяла Канада. 1956 год…
— Мы победили! — Гордо ответил за меня сторож. — И США обыграли и Канаду. Пиши дальше.
— 1960 год золото досталось США, а вторыми стали Канадцы, — огорчил я мужика. — А сборная Тарасова вообще осталась третьей. 1964 год — в австрийском Инсбруке наша победа, на высшей ступеньке — СССР. 1968 год во французском Гренобле опять мы, СССР.
— Ну, вы и сейчас победили в Саппоро 1972 года, — улыбнулся Семён. — Чего ты тут тень на плетень наводишь?