— Маловероятно, — буркнул я, а когда на меня встревоженно уставился глава федерации хоккея, то пояснил. — У нас разница в восемь часов. Чтобы в Москве смотрели хоккей в удобное время, допустим, в девять часов вечера, то здесь мы должны начать игру в час дня! В будни в час дня зрителей на трибуны не загонишь. Безработные на хоккей не ходят, а средний класс весь в заботах в этот час дня. Если только в прямой эфир давать матчи субботние или воскресные. Но если честно, то местный хоккей в записи показывать даже лучше.
— Это почему? — Насторожился Старовойтов.
— Драки из трансляции спокойно вырежет.
— Драки в хоккее — это самое интересное, — неожиданно с водительского кресла заявил по-английски шофёр такси.
— Чтобы не пришлось любимой плакать, крепче за баранку держись шофёр, — хмыкнул я так же по-английски и, показав знаком Андрею Старовойтову, что больше ни слова, беседу на хоккейные темы прекратил.
Примерно через час за обедом в отеле на 8-ой авеню в шаговой доступности от «Мэдисон-сквер-Гарден», где предстоял мне матч против «Рейнджерс», я опять вернулся к разговору о хоккее:
— Значит, Леонид Брежнев идею поддержал — это очень хорошо. Кого вы из хоккеистов готовы опустить играть за океан? И кто на ваш взгляд будет тренировать новую команду?
— Дай, поесть, — заворчал Старовойтов, но немного пожевав салат из зелени и кусочков мяса, ответил. — Из «Химика», «Трактора», СКА и горьковского «Торпедо» можешь выбрать кого угодно, но не больше трёх человек. Из московских команд не больше двоих, кроме игроков первых двух пятёрок. Что касается тренера, то пока не рассматривали. Нужно дождаться конца сезона.
— Вот это я понимаю, вот это барская щедрость. — Криво усмехнулся я и залпом опрокинул в себя кружечку горького кофе. — На кого, по-вашему, должен пойти зритель здесь на стадион? Что мы напишем на афише? Тафгаев и ещё какие-то русские ребята?
— А что ты сам предлагаешь? — Исподлобья посмотрел на меня Андрей Васильевич. — Критиковать вы все горазды, однако если критикуешь, то предлагай.
— Значит так, — я мечтательно задрал глаза к потолку. — Вратарь из Горького — Коноваленко. Из ЦСКА — Валерий Харламов. Из «Динамо» — защитник Валерий Васильев и молодой нападающий Боря Александров. У него характер не простой будет у меня воспитываться на виду. Из «Спартака» нам нужен Александр Якушев. Из ленинградского СКА можно взять братьев Солодухиных, Сергея и Славу. Ребята перспективные и немного недооцененные. Вот уже получаются две мощные ударные тройки нападения.
— А Мальцева ты не хочешь? А Петрова с Михайловым? — Начал закипать Старовойтов.
— Саша Мальцев — мастер великолепный, выдающийся, но тут другой хоккей, здесь бить будут больно и часто. Не для него такая игра. А Петров с Михайловым останутся в чемпионате СССР, чтобы радовать наших советских болельщиков. Хотя Володю Петрова я бы предпочёл Саше Якушеву. Петров по фактуре для профессионально хоккея просто создан. Но тогда я ЦСКА сильно ослаблю.
— Я ведь с тобой серьезно говорю! — Зарычал чиновник.
— А я и не шучу. Коноваленко, Харламов, Васильев, Якушев — это имя, афиша, публика, касса, драгоценная валюта в бюджет Спорткомитета. Сейчас поедем торговаться с Деннисом Мёрфи, если эти фамилии там не прозвучат, то возможно и команды нашей здесь не будет. Вы сейчас подумайте о валютной выручке.
— Валюта чёрт, — пробормотал себе под нос Андрей Старовойтов. — А что я в Москве скажу?
— Скажете, что героически отстояли: Михайлова, Петрова, Викулова, Фирсова, Шадрина, Балдериса, Капустина, Третьяка, Гусева, Кузькина, Лутченко, Анисина, Бодунова, Лебедева, да много кого ещё.
— Н-да, — задумчиво протянул Старовойтов. — Может быть, может быть.
Калифорнийского предпринимателя Денниса Мёрфи я видел впервые. Что про него было известно? Родился в Шанхае, ещё до Второй Мировой войны, был мэром какого-то американского городка и несколько лет назад учредил Американскую баскетбольную ассоциацию, где играло очень много чернокожих парней и разрешалось исполнять эффектные слэм-данки в отличие от НБА. Внешне это был высокий светловолосый мужчина в очках лет около сорока с хвостиком. И первый вопрос, услышанный нами от предпринимателя, касался как раз таки звёзд, которые приедут за океан в составе советской хоккейной команды в следующем сезоне.
— Предварительно обсуждаются такие фамилии, как Харламов, Якушев, Васильев и Коноваленко, — тут же ответил я, удобно развалившись в мягком кожаном кресле в просторной гостиной номера люкс.
— Это будет зависеть от их личного согласия, — добавил Старовойтов и попросил, чтоб я это перевёл.
— Харламов — это корошо, — сказал по-русски Мёрфи и, перейдя на английский язык, спросил. — Вы уже определились с названием команды и с тем местом, где она будет базироваться?
Я перевёл вопрос Андрею Васильевичу, и он почему-то посмотрел на меня, из чего напрашивался странный вывод, что такими «мелочами» на многочисленных заседаниях Спорткомитет не заморачивались. «Где поселят — там и поселят, как назовут — так и назовут», — хмыкнул я про себя и подумал, что узнаю старую русскую привычку во всём полагаться на авось.
— Называние команды вытекает из её содержания, — ответил я деловому калифорнийцу. — «Ред Старз», то есть «Красные звезды». А поселиться мы хотим около хорошего новенького дворца спорта «St. Paul Civic Center» на 16 тысяч человек, где сейчас выступает ваша команда «Миннесота Файтинг Сэйнтс».
— Что ты сказал, переведи? — Недоверчиво забубнил Старовойтов.
— Я сказал, что мы хотим базироваться в Миннесоте, а называться «Красные звёзды». Недалеко от Миннеаполиса проживает 3 миллиона человек, и это более чем достаточно, чтобы наши матчи собирали полные аншлаги.
— Всё ради денег, — тяжело вздохнул Андрей Васильевич.
— Значит «Файтинг Сэйнтс» придётся расформировать, — задумчиво пробормотал Деннис Мёрфи.
— Зато вы усилите другие команды своей лиги, — мгновенно ответил я и добавил, — и потом конкуренцию с «Миннесота Норт Старз» ваша «Файтинг Сэйнтс» всё равно не выдержит, обанкротится. А мы «северных звёзд» из НХЛ быстро заткнём за пояс. Ведь в наших рядах будут самые настоящие звёзды хоккея — Коноваленко, Харламов, Якушев и Васильев.
— И вы, Большой Таф, — улыбнулся, словно кот объевшийся сметаны калифорнийский бизнесмен. — У вас сейчас 141 очко по системе гол плюс пас, а лучший результат в сезоне за всю историю НХЛ принадлежит Филу Эспозито — 152 очка. У вас будет рекорд — это есть очень корошо.
— Что он сказал? — Дернул меня за рукав Старовойтов. — Чему радуется этот буржуй недорезанный?
— Знакомством с вами радуется, — совершено серьёзным тоном прошептал я. — Если вы гарантируете, что в команде будут ранее перечисленные звёзды, то вы — один из самых сильнейших спортивных функционеров в мире.
— Передай ему, что мы коммунисты по-другому работать и не можем. — Распрямил грудь Андрей Васильевич.
— Пока рекорд не побит, я загадывать не могу, — ответил я по-английски Деннису Мёрфи. — Но если коммунистическая партия прикажет, то придётся рекорд товарища Эспозито бить до полной победы над мировым империализмом.
— Да, будьте спокойны товарищ Мёрфи, за нами не заржавеет! — Зачем-то по-русски брякнул глава федерации хоккея СССР.
Вечером во время третьего периода хоккейного матча против «Нью-Йорк Рейнджерс» за нашими спинами на скамейке запасных стояли два недовольных человека. Первый — это генменеджер Томми Айвен, так как счёт после двух периодов был ничейный — 2: 2, и немного портил радужную картину нашего единоличного лидерства в регулярном чемпионате. Вторым недовольным был Андрей Старовойтов, который мне не давал нормально сосредоточиться на игре.
— Ты меня обманул, — нашептывал он мне на ухо, когда я отпахал очередную свою смену на льду. — Они нас обманули, что это значит? Мы получим всего 50% с продажи билетов на домашние матчи? Мы так не доваривались!
— Это хорошие деньги, — прошипел я. — Это почти 2,5 миллиона долларов в год чистой прибыли, которую вы положите в бюджет федерации, не ударив палец о палец!
— Таф, ты сегодня играть будешь? — Рявкнул Томми Айвен, который нашего советского функционера уже ненавидел лютой ненавистью.
— Почему не 100 процентов? — Не обращая внимания на генменеджера, забухтел Старовойтов.
— Потому что часть денег уйдёт на налоги, на аренду жилья, дворца спорта, на зарплаты хоккеистам и на транспорт. — Выдохнул я и, услышав, что пришла наша смена, резко выскочил за Иваном Болдыревым и Стэном Микитой на лёд.
На вбрасывание в средней зоне от «Рейнджерс» против нас вышли нападающие Вик Хэдфильд, Жан Рателль и Род Жильберт, и пара защитников Бред Парк, Род Сейлинг. Они бросили в бой за девять минут до конца встречи свои лучшие силы, поэтому мы свои — моя тройка нападения и пара защитников лысоватый громила Билли Уайт и рыжеволосый шустряк Пэт Степлтон.
— Что от тебя хочет ваш русский министр? — Спросил Микита.
— Хочет в дело вложить минимум, а получить на выходе — максимум. 2,5 миллиона долларов ему мало, видите ли.
— А ты говорил, что у вас там социализм, — усмехнулся весельчак Стэн. — Да у вас там дикий оскал капитализма, ха-ха!
«Точно, оскал, — подумал я, встав на точку в ожидании, когда судья бросит шайбу на лёд. — Как только дело доходит до бюджетных денег на благое и перспективное дело, то обязательно финансирование срежут по самое не балуй. А на какой-нибудь бессмысленный поворот рек, пожалуйста, берите, не обеднеем. Одним словом — дурдом».
Судья резко возобновил игру, а я так накрутил себя негативными мыслями, что момент вбрасывания проспал. Мой визави Жан Рателль легко выбил шайбу своим партнёрам и, криво усмехнувшись, бросился на открытый лёд, в ожидании ответной передачи. Зато злость на дурную систему госраспределения придала мне столько прыти, что я за пару секунд успел накрыть заковырявшегося защитника хозяев Бреда Парка. Игрок обороны «Ренджерс» попытался скинуть шайбу своему напарнику Сейлингу, но получив от меня с разгона в бок,улетел метра на три, оставив черный резиновый диск, словно на блюдечке с голубой каёмочкой.