Но опять-таки повторяю: я не даю рекомендаций, я просто хочу, чтобы в этом плане подумали, потому что сейчас эти мысли, о которых я сейчас сказал, в финале уходят из спектакля.
Юрий Любимов. Обсуждение спектакля в Театре на Таганке.
Фото А. Гаранина
Что касается пролога — я скажу не в порядке того, что я возражаю против него. Я говорю о другом. Взято стихотворение Пастернака. Произведение потрясающее. Оно, конечно, не выражает философского содержания «Гамлета», но оно дает право театру как бы ввести зрителя в спектакль. В этом смысле оно правомерно.
Но когда я смотрел спектакль летом, по-моему, никакой гитары не было. И мне казалось, что вхождение Гамлета в этот спектакль, трагического Гамлета, когда он просто читал стихи, — на меня лично это произвело большое впечатление. Я не говорю, что не нужна гитара, но трагический Гамлет без гитары производит более сильное впечатление и большую ценность придавал всему спектаклю.
Опять-таки — товарищи выскажутся по этому поводу, могут сказать свое мнение об этом. Здесь говорили, что в решение этого спектакля, в условное решение некоторых сцен вливаются некие бытовые детали. Но я не вижу принципиальной необходимости развивать по ним дискуссию. В частности, это живой петух, это фольга, появляющаяся на глазах у королевы, когда она беседует с Гамлетом.
(С места): — Это не фольга, а примочка.
— Это все детали, и они не решают сути дела. Я считаю, что спектакль является в целом интересным. Мы имеем здесь дело с очень интересной, самобытной трактовкой «Гамлета», где раскрыто трагическое начало этой фигуры.
Но здесь есть какие-то частности в этом спектакле, которые не согласовываются со всем строем пьесы: с идейным, психологическим, философским и т. д.
Вот нам и хотелось бы, чтобы Юрий Петрович подумал над этим и сказал нам свое мнение.
Б. ПОКАРЖЕВСКИЙ. Слово имеет М. А. Светлакова.
М. СВЕТЛАКОВА[175]. Я совершенно согласна с Михаилом Михайловичем в том, что «Гамлет», как произведение, перерастает свой исторический ракурс потому, что каждая эпоха вкладывает в него свое новое содержание, созвучное с данной эпохой. Отношение к этой трагедии Шекспира на протяжении веков было разное, и каждый век находит в ней то, что выражает его мысли и чувства.
Я согласна с Михаилом Михайловичем и поддерживаю его в том, что в данном случае мы имеем дело с постановкой очень интересной. Эта постановка то, что принято называть у нас явлением. Это, конечно, явление, и оно заслуживает самого внимательного обсуждения.
Я понимаю, что глубина этого произведения и то, как преподносит его театр на Таганке, ведут к тому, что сколько бы мы сегодня ни говорили, мы не сможем подробно, во всех аспектах, обсудить этот спектакль. Я думаю, что критикам будет большая работа и работа надолго — говорить и писать об этом спектакле.
Основная мысль, которая здесь выходит на первый план, это мысль о справедливости и человечности. Я думаю, что с этим замыслом у Юрия Петровича связана та разработка системы образования, которое он дает актерам. В частности, это интересная разработка для Гамлета — в исполнении Высоцкого, для королевы Гертруды — в исполнении Демидовой, и многих других.
Ну, например, исполнение роли Полония: он современен, созвучный времени прагматик; или, например, образ Лаэрта, который здесь, как ни в каком другом спектакле — мы знаем исторически — не получался; этот персонаж очень интересно создан режиссером.
И много других вещей, о которых, я повторяю, будут и писать, и говорить наши критики.
Я думаю, что если говорить об этом спектакле, то прежде всего нужно сказать, что он волнует, как бы с трагических котурн, и спектакль этот — спектакль мысли. Мысль Шекспира становится главной, ведущей в этом спектакле. Этому подчинено в спектакле все — и работа актеров, и вплоть до каких-то деталей. Я, например, удивилась, что сцена поединка Гамлета и Лаэрта интересно и по-новому сделана в этом спектакле. Здесь нет этого знаменитого поединка, и в этом искусстве сейчас главное для актеров и режиссера в этой сцене. Это — как деталь.
То, как он выводит актеров, как Хмельницкий играет трагика, потому что в этом голубом выведении именно та часть трактовки «Гамлета», против которой возражает этим спектаклем режиссер.
Все это, безусловно, интересно, и все это, безусловно, заслуживает внимания.
Я думаю, что главное, о чем говорил и Михаил Михайлович (я хочу поддержать его в этом), то, что вызывает какое-то несоответствие со всем спектаклем и в целом, — это то, что называет Михаил Михайлович эпилогом. Я понимаю, что это может быть связано и таким образом: тема, заявленная в стихах Пастернака в прологе, тема, которая хорошо доносится и подчеркивается актерами («Я один, все тонет в фарисействе» и т. д.), перекликается где-то и с эпилогом: вот трагическая развязка всей трагедии, всего происходящего на сцене.
И вдруг — этот разговор могильщиков. Ясно становится, что не понято все, что происходило, не нужно все, что происходило, этим людям. Когда-нибудь, потом, это станет их жизненным материалом…
Можно понять и так.
И я думаю, что, исходя именно из каких-то художественных соображений, это не нужно. Это не нужно, потому что, если я поняла это правильно (я не ручаюсь за это — Юрий Петрович это опровергнет или подтвердит), то это в какой-то мере примитивно для этого спектакля — этот указующий перст; если же это не так, и в это вкладывался другой смысл, — что же, можно обсудить и это.
Но сейчас создается ощущение, что художественно-эмоционально это как бы вторая концовка спектакля. Еще один финал. Когда эмоциональный накал зрительного зала (я сужу как зритель, впервые увидевший этот спектакль) настолько велик, настолько эмоционален, возвышен, и вдруг такое резкое снижение в самом финале — это вызывает своего рода недоумение; и мне кажется, что, развивая художественную целостность спектакля, эмоциональный итог спектакля, — этот эпилог не обязателен.
Я не помню точно по тексту, но то, что какие-то реплики направлены непосредственно в зрительный зал, это делать необязательно потому, что сочетание современности и духа той эпохи здесь осуществлены настолько хорошо, что нет никакой необходимости в этих репликах.
Поэтому хотелось бы, чтобы постановщик принял эти пожелания во внимание. А в целом спектакль получился очень интересный, в нем все компоненты действуют в едином плане.
Интереснейшее оформление спектакля, хорошие костюмы и, кроме того, надо отметить занавес, который становится действующим лицом спектакля. Это удивительнейшая, интереснейшая находка, которая действует на зрителя. Занавес действует то как негодующее начало, то как обличающее. Он создает сочетание, с одной стороны, современности, потому что современная постановка близка по своему накалу страстей, и в то же время вы все время думаете о Шекспировском театре. А все это в целом очень органично и делает спектакль очень интересным.
Я высказала свои впечатления, и хотелось бы, чтобы вы прислушались к мнению в отношении финала и отдельных мест спектакля, над которыми надо подумать.
Б. ПОКАРЖЕВСКИЙ. Слово предоставляется В. Н. Назарову.
В. НАЗАРОВ[176]. В постановке «Гамлет» мы имеем дело не просто с обычным спектаклем, а с таким интересным спектаклем, где появляется действительно очень большая работа.
Сложность обсуждения заключается в том, что сейчас, когда прошло всего несколько дней, как мы посмотрели спектакль, трудно сразу раскрыть все те действительно интересные вещи, которые он дает.
Я полностью присоединяюсь к тем положительным оценкам, которые дали до меня товарищи. Так что в целом я хочу присоединиться к той положительной оценке, которая дана, и должен сказать, что когда мы после просмотра спектакля обменивались мнениями, то мнение у нас было у всех одинаковое.
Конечно, есть некоторые частности, по поводу которых хотелось бы несколько порассуждать. Может быть, в этих рассуждениях мы будем правы, возможно, режиссер найдет их настолько убедительными, что захочет принять. Но смысл не в этом, а в том, что какие-то мысли возникают у нас, пришедших посмотреть спектакль, и вероятно, они возникнут и у других.
Вероятно, по поводу этого спектакля будут много рассуждать, обмениваться мнениями и спорить, и возможно, что мнения не всегда будут совпадать.
Я вспоминаю, — я видел за свою короткую жизнь не так уж много этих спектаклей, видел я их всего пять; но это говорит о том, что сам по себе «Гамлет» — произведение, не всякому доступное. Но из тех спектаклей, которые я видел, этот «Гамлет» занимает у меня, в моих ощущениях самостоятельное, очень интересное место. В этом смысле неповторимость решения этого спектакля — это одна из самых больших заслуг театра и в том числе актера, который исполняет Гамлета.
Естественно, у нас сложилось какое-то определенное отношение к Высоцкому как к актеру из того репертуара, который мы видели. И когда идешь на этот спектакль, естественно, прежде всего думаешь: интересно, что же из этого получится?..
И вот, когда начинается спектакль, песня, о которой здесь уже говорили, — она, конечно, интересна, немножко она меня настроила на тот план, который во мне потом возникает, и потом я полностью соглашаюсь с тем, что делает Высоцкий, что он мне предлагает.
Мне показалось, что немножко это чуть-чуть выбивается из спектакля, который потом впоследствии идет.
Я хотел бы поделиться своими некоторыми сомнениями и в отношении Полония. Мы этого актера уже давно не видели и где-то уже и забыли, что есть такой актер в Театре драмы и комедии. Работа эта безусловно интересна, она достойна высокой оценки актера как исполнителя, но где-то мне тоже показалось что-то излишнее; где-то он не совсем в том ключе того, что происходит в отдельных сценах во всем спектакле. Мне немножко кажется, что он где-то почувствовал, когда его стал зрительный зал принимать, — он немножко вышел из образа. Может быть, театру стоит посмотреть на это.