Глава 15
Я не могла успокоиться и взять себя в руки, даже несмотря на то, что Злата заснула у меня на руках. Впервые за долгие месяцы беспросветного одиночества, боли и разочарования.
Она сладко спала, закрыв свои чудесные глазки, пока я легонько покачивала ее на кресле качалке.
Я держалась, старалась не удариться в настоящую истерику, потому что знала, что эмоции матери передаются ребенку, а это последнее, что было нужно малышке. Зубки у нее действительно резались, было видно, что ей тяжело, Тагир сказал, что она плохо спит по ночам. Моей крохе нужна была забота.
Тагир создал для нее настоящее произведение искусства. Никаких серых тонов, к которым он имел необыкновенную тягу. Здесь все было белоснежным, словно в сказке, а предназначалось все маленькой принцессе. Здесь было все, что нужно и при этом не было ничего лишнего. Правда кое-что меня удивило – надпись «Мадина» большими буквами на стене. Удивительно, что Тагир вообще решил привнести эту американскую традицию в декор комнаты нашей дочери, но самое интересное все же было в другом.
– Она уже заснула? – Тагир тихо зашел в комнату и медленными шагами подошел к нам. Опустился на колени, утопая в пушистом ковре белоснежного цвета, и взглянул на нашу дочь. С такой любовью и нежностью в глазах, какие я никогда не думала увидеть в его безжалостных черных очах. Он с трепетом прикоснулся к голове малышке, аккуратно погладил ее, а затем почти невесомо поцеловал в лоб.
– Идем… я покажу тебе твою комнату. Ее уже можно уложить. – Я бросила на Тагира беспокойный взгляд, но он лишь покачал головой. – Идем, не заберут ее у тебя. Поверь, за ночь она еще ни раз нас разбудит, – он усмехнулся, забирая малышку из моих рук.
Мы уложили кроху в кроватку и погасили ночник, на цыпочках выбираясь из детской.
– Ты дал ей другое имя? – Я задала интересовавший меня вопрос сразу, как Тагир закрыл за нами дверь в комнату дочери.
– Да. Ее зовут Мадина. По документам уже все поменял. – Он скрестил руки, нахмурил брови и одарил меня оценивающим взглядом, словно готовясь к отражению атаки. Которой и не могло быть.
– Ясно. Мадина… – произнесла я, пробуя на вкус новое имя для своей дочери.
– И… это все?
– В смысле?
– Истерики не будет?
– Нет, мне все равно, как ее зовут, в какой религии и в каких традициях ты будешь ее растить. Мне важно быть с ней рядом, видеть ее здоровой и счастливой. Остальное для меня второстепенно.
– Понятно…
– Покажи мне, пожалуйста, где я буду… спать. – Прозвучало так себе, но мне действительно требовалось уединение. День, впрочем, как и ночь, выдались сложными и изматывающими. Мне нужно было прийти в себя, все обдумать, поспать, в конце концов, потому что я чувствовала себя измотанной и уставшей. Так, будто бы я целый день бежала без остановки. Настоящий марафон, не иначе.
– Да, конечно… – он покивал, затем, будто вспомнив что-то, снова тихо зашел в комнату к дочери, а затем вернулся оттуда спустя полминуты. – Вот, держи, это радио няня. – Я молча приняла предмет из его рук и кивнула. На прошлой квартире в этом не было необходимости, потому что она состояла всего лишь из двух комнат, слышимость в которых была прекрасной, а здесь… я и забыла, в каких хоромах успела пожить, пусть и совсем недолго. – Идем, – Тагир заставил меня вынырнуть из своих мыслей, и я последовала за ним, словно в сюрреалистичном, но таком прекрасном сне.
Хорошо, что все произошедшее оказалось не сном. Я поняла это уже через час, когда Злата… черт, Мадина, когда моя малышка разбудила меня. А затем еще раз через полчаса. А затем еще раз через час и так до самого утра.
Короче, к десяти утра я успела проспать не больше полутора часов в целом и чувствовала себя еще более измотанной, чем ночью. Когда Мадина в очередной раз заснула, я поплелась на кухню. Мне нужен был кофе. Просто физически необходим, иначе мне грозило заснуть прямо на ходу.
На мое удивление, бывший муж обнаружился ровно там же. При недолгом размышлении, я вспомнила, что сегодня воскресенье, а затем пронаблюдала следующую картину – Закиров с кем-то говорил по телефону. Делал он это на своем родном, поэтому я не знала, что он говорит, зато его тон… он мог сказать намного больше любых слов. Такого сахарного, лилейного тембра я никогда не слышала, и тут же догадалась – он разговаривал с этой своей Беллой.
Ну что за девушка могла так бесцеремонно лезть к еще, по сути, чужому мужчине? Ведь она замаячила на горизонте еще до того, как мы подписали бумаги на развод. А чужой ребенок, неужели ее и это не смущало?
– Будешь кофе? – Я дождалась, когда Тагир положит трубку и обратит на меня свое внимание.
– Что?
Выглядел он куда более свежим и отдохнувшим, чем я. Впрочем, это объяснялось тем, что он ни разу не встал к дочери за всю ночь.
– Кофе, говорю, будешь? – Я уже приметила банку на верхней полке шкафчика, когда меня отдернул ледяной тон бывшего. Совсем не такой, каким он говорил со своей новой пассией.
– То, что ты здесь поживешь какое-то время не говорит о том, что мы с тобой в каких-то иных отношениях, нежели раньше, – грубо выдал Закиров. Я застыла спиной к нему, затем все же опустила банку с кофе, закрыла дверцу шкафа и повернулась к нему, физически ощущая волны недовольства, исходившие от Тагира.
– Я не претендовала на что-то иное… – Вранье, конечно, но не говорить же ему это в лицо?
– Я не собираюсь ничего ни есть, ни пить из твоих рук. Да, ты живешь под одной крышей со мной, но это только ради Мадины и только на время. Между нами ничего больше не будет. Никогда. И меня может стошнить, если я хоть что—нибудь возьму и сем из твоих рук. Ты как была для меня дешевой шлюхой, так и осталась. Ты мне противна, и я ничуть не изменил о тебе своего мнения. Место, из которого я вытащил тебя вчера, лишь подтверждает мои умозаключения о тебе. Ты не заслуживаешь нашу дочь, но ты нужна ей. И пока ты будешь ей нужна, ты будешь здесь, но на это время обращайся ко мне лишь тогда, когда дело касается Мадины или чего-то срочного. Можно сказать, что все остальное, связанное с тобой и твоей личностью мне не интересно.
– Ясно… – я едва сдержала слезы, чтобы еще больше не унизиться перед Закировым. Отставив банку с кофе, я быстрыми шагами вышла из кухни, не желая там больше оставаться ни на минуту.
Сказать, что жить с бывшим мужем под одной крышей и не чувствовать от него ничего, кроме ненависти сложно, значит не сказать ничего.
Тагир находил повод доводить меня до истерики каждый божий день, каждую ночь. Он будто искал повод, чтобы прицепиться ко мне, любая деталь, любая мелочь могла вызвать в нем такую концентрацию словесной агрессии, что становилось не по себе.
Но и перечить ему я не могла. Это был бы большой риск, потому что Закиров в любой момент мог передумать, в любой момент выкинуть меня из дома и снова запретить видеться с малышкой. Второго такого раза я бы точно не пережила. Моя маленькая девочка… она была целым миром для меня и без нее я себя больше не представляла.
Поэтому мне приходилось стойко терпеть все нападки ее отца. И с каждым прожитым вместе днем, с каждой новой словесной атакой с его стороны, я понимала, что моя любовь по чуть-чуть исчезает. В какой-то момент я представила ее как кусок чего-то съедобного. От моей любви каждый раз отрезали по маленькому, но все же кусочку. И после каждого такого раза я все равно продолжала любить Закирова, но уже совсем чуточку меньше. И я осознавала одно – рано или поздно отрезанный кусок станет последним. И тогда я перестану что-либо чувствовать к нему. Навсегда.
Сегодня он напал на меня, потому что решил, что я его соблазняю. Боже… да я уже давно оставила эти мысли в прошлом. Мы жили вместе почти полтора месяца и все, что меня интересовало – это дочь, а все мои мечты сводились к тому, чтобы Тагир пришел домой как можно позже. У меня не было никаких планов по его завоеванию. Только вот объяснить это он мне никак не давал.
Казалось, что за все это время, что мы снова жили вместе, Тагир возненавидел меня еще сильнее. Как такое было возможно и, самое главное, почему, оставалось неясным. Но я каждый вечер старательно избегала его. Даже не ужинала, чтобы лишний раз не столкнуться с ним на кухне. Он бы обязательно нашел, что сказать и как уколоть, поэтому обычно я ела позже, намного позже бывшего.
Сегодня я очутилась на кухне за полночь. Мадина меня измотала, Тагир успел дважды прицепиться за весь вечер, итогом стала обычная усталость и нервозность. Я слепила нечто, отдаленно напоминавшее сендвечи и заварила себе ромашковый чай. Я совершенно не ожидала, что это незатейливое действие приведет к тому, к чему привело.
– Ты издеваешься? – рявкает бывший позади. Так, что я едва не роняю горячую чашку с чаем. Оборачиваюсь и вижу, как Тагир застыл с потемневшим ни то от желания, ни то от злости взглядом.
– Что?
– Ну ты и правда шлюха! – выплевывает он.
– Не понимаю… – я отставляю еду, забываю обо всем. Ну почему? Что снова не так? Мне уже и поесть нельзя? Это делает меня падшей женщиной? Затем я ловлю его взгляд, блуждающий по моему телу, отмечаю, как дергается кадык, понимаю, что дело в том, что на мне одето.
Обычная ночная сорочка. Ничего эротического. Черная, хлопковая, с легкой оборкой по контуру выреза. Ничем не примечательная одежда. Ну, может, слегка коротковата, но не до такой степени, чтобы так поедать меня взглядом…
– Чего ты добиваешься? – грозно рычит Тагир, пододвигаясь ко мне. А ведь мне тоже не легче. Из одежды на нем одно лишь нижнее белье, которое очень хорошо очерчивает все что можно и нельзя…
– Я пришла поесть… – Пытаюсь сохранить самообладание, но выходит из рук вон плохо.
– Вырядившись, как на панель?!
– Это обычная сорочка. В пижаме мне жарко… – Зря я это сказала, вижу, как меняется его взгляд, становится еще чернее, как расширяются зрачки.
– Знаешь, ты с каждым днем поражаешь меня все больше и больше. Не перестаешь удивлять! Ты настоящая хищница, и тебе все равно, что чувствует люди рядом с тобой, тебе важно только то, что происходит с тобой. Я ведь пошел тебе на уступки, хотя мог сделать так, что ты в жизни не увидела бы дочь, а ты вместо благодарности делаешь все мне наперекор!