Его грудь тяжело вздымалась и опускалась. Он все впитывал и впитывал- до последнего ее порывистого вдоха, до последних всполохов дрожи на покрывшейся легкой испариной коже. Ника не сразу поняла, что его руки теперь нежно оглаживали ее тело, словно бы успокаивали, возвращали к реальности. Он не говорил. Только смотрел.
Еще мгновение — и она была освобождена от пут. Приподнялась, чувствуя легкое головокружение и слабость в конечностях.
Адам отошел от нее к умело запрятанному среди кустарников стеллажу с книгами, который она сразу и не заметила. Взял один из томов, углубился в чтение. Казалось, она больше совсем его не интересует.
— Это был твой первый урок, Ника. И мне кажется, ты неплохо себя на нем проявила. А теперь иди. Гольф-кар тебя ждет снаружи. Можешь отдыхать, ты больше мне сегодня не понадобишься.
Глава 10
Ника отчаянно пыталась выкинуть из головы то, что произошло между ней и Адамом в оранжерее, но тщетно. Мысли снова и снова возвращали к тому моменту. К его глазам, к его рукам, к его дерзким, грубым движениям. К этим колдовским словам, которые отпечатывались на ее сознании. Прошло уже несколько дней с того момента, как она видела Макдиси, как пережила с ним первые, такие непонятные и странные эмоции, которых всегда так отчаянно боялась, а тремор до сих пор пробегал по коже, стоило только подумать о том, что было.
Ника была достаточно сообразительна, чтобы понять, что все происходящее вокруг нее сейчас неслучайно. То, в какую комнату ее поселили, то, как обманчиво вежливо и осторожно себя с ней вели… То, что, по сути дела, создали вокруг нее вакуум — за все это время она видела только немногословную прислугу. Сам Адам тоже с их последней встречи более не вызывал ее к себе. Не было видно и Кейтлин. Ника не знала — возможно, они вообще куда-то уехали вместе, а может быть, просто ее пребывание здесь было организовано так, что они не пересекались.
Ей было разрешено ходить под присмотром в спортивный зал, гулять по небольшому палисаднику на этаже — поскольку дворец огибал склон, здесь на каждом террасном уровне был свой выход на свежий воздух. Можно было посещать библиотеку. Ее телевизор в комнате не был подключен к интернету, но имел доступ к домашнему кинотеатру. И тем не менее, уже на третий день такой образ жизни был просто невыносим. Скука, монотонность, отсутствие общения давали о себе знать. Ее пальцы в буквальном смысле чесались, болели без игры. Они отчаянно хотели почувствовать мягкими подушечками тонкую жесткость струн, приятное тепло древка смычка.
Ника только сейчас в полной мере ощутила, как же важно для нее было создавать музыку, наполнять пространство звучанием, окрашивать тишину в цвета своих эмоций, идеально переданных музыкальными произведениями великих гениев. Музыка помогала ей тогда, когда слова не могли — печаль, тоска, грусть, боль, одиночество, надежда, борьба. Ей были хорошо знакомы именно эти эмоции. Именно поэтому она, наверное, и выбрала виолончель — инструмент, говорящий языком души. Имея густой, насыщенный, певучий, проникновенный звук, виолончель напоминала тембр человеческого голоса. Всякий раз она говорила с ней. Иногда Ника садилась за инструмент и сама не знала, куда поведут ее пальцы. Виолончель решала за нее. Она бы так хотела поговорить с ней. О Нем?
Проклятые навязчивые мысли о Нем. О том, что было. Ника пребывала в полной уверенности, не создай он вокруг нее эту изоляцию, этих мыслей бы не было. Все было продумано у этого проклятого Макдиси. И так тоже он ее пытался подчинить.
На четвертый день появился Омар — и девушка с печальной усмешкой поймала себя на мысли, что рада даже такой компании.
— Я принес тебе книги, которые господин Адам просит тебя почитать. Тебе же явно нечем заняться, судя по тому, как ты маешься.
— Где моя виолончель? Хочу играть.
— Этот вопрос не ко мне, — попытался откреститься Омар.
— Пожалуйста…
— Хорошо, как только господин Адам вернется, я ему скажу о твоем желании. А пока настоятельно тебе рекомендую ознакомиться с литературой, которую я принес. Особенно если хочешь получить назад инструмент…
Адам в очередной раз посмотрел на часы и поймал себя на мысли, что предвкушает предстоящую встречу с маленькой чертовкой. Чисто на инстинктивном уровне что-то притягивало его в ней, заставляло вспоминать ее снова и снова. И дело было не только в простом физическом влечении. Шейх Макдиси давно уже перешел в разряд тех мужчин, которые не трепещут перед перспективой секса или мучаются от неудовлетворенного желания — слишком доступны им были все соблазны и прелести жизни. Он не питал иллюзий. Она для него, как и все остальные, никто. И в то же время, что-то было здесь более странное, более глубокое, более сложное. Может все дело в том, что она хотела его убить? Усмехнулся себе под нос. И что же он раньше не додумался сам себя заказать у тех же самых фаталов, когда годами скучал от пресыщенности тривиальными женщинами, которые оказывались в бессчетном количестве в его постели. Всего-то и нужно было — показать хотя бы одну, кто будет готова убить его самого, а не любого другого за право оказаться подле него в кровати.
В дверь негромко постучались. Он непроизвольно слишком резко, слишком жадно посмотрел на вход, чтобы увидеть, как в комнату нерешительной, напряженной походкой входит Ника, доведенная слугами до его личных покоев.
Сегодня на ней очередной халат. На этот раз черный, из плотной тафты. В пол. С ее белоснежной кожей и темными волосами создает изысканное сочетание. Все-таки она очень красива, утонченной, нежной красотой, даже слегка высокомерной. Из Ники вышла бы идеальная героиня-вампир. Фарфоровая статуэтка.
— Добрый вечер, — поздоровалась она первой, подняв на него свой самый спокойный, сдержанный взгляд, а Макдиси попытался разгадать, это попытка игры или она правда стала намного смиреннее, чем раньше. Неужели умнеет? Интересно…
— Привет, Ника. Как поживаешь? — пригласил ее за уже накрытый стол. Еда была красиво сервирована и явно дожидалась ее прихода — Макдиси ни к чему пока даже не прикоснулся.
— Скука… Безделие… Бессмысленность.
Адам улыбнулся.
— Пользуйся моментом, столько свободного времени на саморазвитие и самоосмысление. Давай приступим к трапезе. Я голоден, только с дороги.
Ника молча кивнула.
В прошлый раз их ужин не закончился ничем хорошим. Впрочем, она изначально понимала, что ничего хорошего в том, что он позвал ее в свои покои, быть по определению не может и в этот раз. То, что сейчас мужчина вел себя подчеркнуто галантно, спокойно и даже расслабленно, говорило даже не о том, что он устал, хотя это было видно невооруженным глазом. Это было затишье перед бурей. Не иначе. Такие, как он, не умели отдыхать и отпускать ситуацию. Как и отказываться от цели.
Перед Никой поставили красивое блюдо. Пару мгновений — и его украсил шикарный фаянс коллекционного сервиза, на котором красовался дымящийся стейк. И снова, как всегда, невидимая рука официантов, снующих так услужливо и умело, что их даже не было заметно, словно бы все делали невидимки.
— Сегодня красное вино, Ника… Помнишь, наш первый разговор? Сейчас, когда мы имели возможность познакомиться… поближе, — на последнем слове его губы слегка дрогнули, — красное более уместно. Богатый купаж. Это бордо из моих собственных виноградников.
Ника молча проследила за тем, как ее стильный хрустальный бокал на тонкой, как шея лебедя, ножке наполнился красновато — бордовой жидкостью.
Девушка пригубила вино, которое действительно заиграло на языке пленительной терпкой насыщенностью, с аппетитом и знанием дела разрезая стейк посередине — так делали все те, кто любил есть правильно приготовленное мясо — не прожаренное до черных корост, а сочное, с розовой сердцевиной. Тем самым останавливался процесс приготовления, который в случае со стейками продолжался и на тарелке.
Взяла в рот тающий в буквальном смысле кусочек и невольно восхитилась его изумительным вкусом.
Адам улыбнулся.
— Почему-то знал, что ты оценишь прожарку медиум (прим. — средняя), когда сердце стейка все еще розовое, с крапинками крови при нарезке. Такие, как ты не любят велл-дан (прим. — сильно прожаренное), когда мясо превращается в подошву.
— Не стоит сейчас пытаться меня удивить. Вы наверняка читали мою биографичку, шейх Адам. Я выросла во Флоренции. Это родина стейков.
Снова легкая улыбка на его губах. Молчит. Смотрит оценивающе. Адам знал, что она итальянка, но не более. Как ни пытались его люди что-то пробить про Нику, все упиралось в скудную информацию весьма тривиального характера. Сирота, отучилась в школе, подмеченный талант учителя музыки, развитие музыкальной карьеры, действительно, вся жизнь во Флоренции, даже по Италии она особо не ездила, пока не попала в труппу к Марте. Ничего нового или экстраординарного, за что можно бы было зацепиться…
— Давай насладимся едой, — заключил Макдиси, более не отвлекая ее от трапезы.
Ближайшие полчаса они, как и в прошлый раз, почти ничего не говорили друг другу. Она уже успела запомнить, что он не любил отвлекаться от приема пищи. Когда тарелки обоих опустели, а официанты начали заниматься сменой блюд и приборов, за очередным глотком вина Адам перешел к сути разговора, который Ника и предполагала.
— Ты прочитала книги, которые я тебе передал?
— Да, у меня было время с ними ознакомиться, — ответила она предельно спокойно.
— И что думаешь?
Она пожала плечами.
— Что сказать? Абьюз, насилие, жестокость, агрессия.
Вскинул бровь скептически.
— Ты ведь не двоечница. БДСМ о чем угодно, только не об этих понятиях, о которых ты говоришь. Зачем ты опять обостряешь…
— Я говорю о своих личных впечатлениях. Простите, но я не могу понять, как причинение боли и насилия женщине может делать мужчину мужчиной. Нас всех с детства воспитывают в рамках определенных правил приличия и стандартов. По ним мужчины должны быть джентельменами, а не насильниками, а женщины — леди.