— А не киллерами, да, Ника? — закончил он за нее, отложив приборы, — так почему ты не стала леди. У тебя были на это все шансы — хорошее образование, утонченная профессия, идеальная внешность…
— Речь сейчас не о частностях, — возразила она.
— Речь именно о них, Ника. Человеческая природа — это частности. Нет никаких общих правил, вернее, даже если они и есть, действуют они не всегда. А слепое следование этим правилам как раз и делает нас несчастными. Это и есть истинное насилие — всю жизнь пересиливать себя и делать так, как велит долг или общественное мнение, а не твоя собственная суть. Люди, пришедшие в БДСМ, как раз эту самую свою суть хорошо принимают и понимают. Для них тема — это освобождение, катарсис, перенос. Это возможность излить свою боль, то, что сдерживается внутри, во вне…
— Не все хотят что-то изливать…
— Верно. Именно поэтому не все хотят идти в БДСМ.
— С чего Вы решили, что этого хочу я?
Адам встал… Подошел к ней. Приподнял ее голову, подцепив подбородок кончиками пальцев.
— Я вижу в тебе эту застрявшую боль, Ника. Она разъедает тебя изнутри. Она мучает тебя. Я вижу это в твоих глазах. В самый первый день увидел, когда только ты села играть в зале…
Девушка машинально отстранилась, хмыкнув и разорвав их зрительный контакт. Тоже резко встала. Отошла в сторону, но он продолжал наступать, сужая личное пространство между ними.
— Это абьюз…
— Это точно не абьюз. БДСМ — это прежде всего, доверие партнеру. Самого высокого разряда. Это точное знание того, что если ты упадешь, он подхватит, в то время, как в отношениях с абьюзером ты никогда не знаешь, долетишь ли до земли или разобьешься. Абьюзер забирает твою энергию, верхний — высвобождает ее, направляет, дает твоим батарейкам перезарядиться. Возможно, если бы ты поняла и приняла свою природу нижней раньше, ты бы не подалась к этим ничтожным фаталам. Не пошла бы по пути саморазрушения. Потому что связь с такой организацией, Ника, это конец даже без начала. Ты же понимаешь, что преуспей ты в своем замысле, тебя бы давно уже не было в живых. И даже если бы ты не смогла, но попыталась, будь на моем месте кто-то другой, ты бы тоже была уже мертвой. Это одна из форм суицида, Ника. Ничего больше…
Девушка только сейчас почувствовала, что упирается спиной к стене. Он рядом, но сохраняет между ними жалкие полметра. И это все равно нестерпимо близко…
— Хорошо, даже если и так, с чего убеждение, что я рабыня по своей природе? Я сильная, поверьте мне, посильнее многих. Уж точно сильнее всех этих ваших дурочек в окружении…
Адам усмехнулся…
— Не сомневаюсь, красавица. Ты очень смелая и сильная. До глупости. Девичьей глупости, максималистской. В том-то и дело, Ника. Каждый ищет в теме компенсацию. Я читал твою историю. Ты выросла сиротой, с детства заботилась о себе сама, принимала слишком важные, ответственные решения сама. Это тяжело вынести психике, какой бы сильной она ни была. Твоя природа жаждет передышки. Она отчаянно просит тебя хотя бы раз в жизни попробовать передать кому-то право контролировать тебя. Полностью. Освободить себя. Снять с себя бремя. Попробуй отдаться этим чувствам — и увидишь, насколько легче тебе станет.
Ника сама не поняла, каким образом смогла ухватить момент — и выкрутиться из его полузахвата. Быстро отошла в сторону в направлении стола.
— Хочу свое вино.
Из ниоткуда тут же материализовался официант, но Адам нетерпеливо махнул рукой, чтобы тот ушел. Сам подошел и освежил ей бокал.
— Хорошо, если так. Ответьте тогда мне, что компенсируете Вы, желая быть доминантом? Получается, что в доминанты идут те, кто лишен контроля в обычной жизни, кто ничего не решает и не имеет никакой власти, но разве это про Вас, шейх Макдиси? От чего бежите Вы? Что пытаетесь компенсировать, если рассуждать, согласно Вашей логике?
Она посмотрела на него с вызовом, но невольно осеклась. Впервые за сегодняшний вечер его взгляд стал отстраненным и закрытым. И очень глубоким. Казалось, вглядись в эти глаза-утонешь.
— Ты хотела играть на своей виолончели, Ника? — резко перевел он тему. — Я услышал тебя. Пойдем.
Он пригласил ее в соседнюю комнату. Что-то среднее между гостиной и сигарной. Эдакий, мужской будуар, если можно было так выразиться. Сигара действительно не заставила себя ждать. Адам подошел к хьюмидору (прим. — ящик для хранения сигар), выбрал из представленного там ассортимента и умело прикурил.
Ника этого не видела. Ее глаза были на вожделенном инструменте. Ее подружке, с которой пришлось находиться столько времени в разлуке. Мгновение — и ее руки уже очерчивали изгибы любимого инструмента, словно бы это были объятия любимого человека…
— Ты должна мне выступление, Ника. Не отработала свой гонорар. Твоя изначальная программа была заявлена на полтора часа.
— Вы хотите, чтобы я сыграла то, что было запланировано в программе? — здесь и сейчас она не хотела с ним ругаться, спорить и артачиться — она, наконец, воссоединилась со своим инструментом, со своей второй душой. Хотелось только лишь одного-играть, играть, играть. Для себя, не для него. Конечно же, для себя. Не для него…
— Играй, что хочешь, Ника. Наоборот, мне будет интересно послушать твой выбор. В прошлый раз была «Хабанера». Что же будет в этот раз? Есть только одно условие.
Она подняла на него нетрепливый взгляд. Было видно, все ее мысли сейчас в предвкушении того, как пальцы коснутся струн…
Адам не спеша сел в кресло напротив, закинул нога на ногу. Втянул терпкий аромат сигары, вмиг наполнивший все помещение запахом люксовой маскулинности.
— Сними халат, Ника. Я хочу, чтобы ты делала это обнаженной…
Глава 11
Нику словно током прошибло. Вот и настиг ее бросок хищника, стоило ей только на секунду потерять бдительность. Вмиг каждая клеточка тела так напряглась, что она в буквальном смысле смогла услышать, как течет по венам собственная кровь.
— Расслабься… — сказал он обманчиво тихо. С чуть заметной хрипотцой, которая появлялась в его голосе только при азарте и возбуждении. Она это уже успела зафиксировать.
Встал, вальяжно подошел к стушевавшейся девушке, попытавшейся нелепо спрятаться за своим инструментом, как за преградой. Наивная…
Обошел её, сжав сигару между зубов. Как в хаммам, опустил руки на ее плечи.
— Не надо дрожи… Только не так, Ника. Не от страха и унижения. Я не пытаюсь сейчас тебя унизить. И напугать тоже не пытаюсь. Ты прекрасна… Нужно полюбить свое тело. — Она чувствует исходящий от кромки сигары жар, чувствует ее густой аромат, смешивающийся с его личным запахом-терпким, шикарным. Голову кружит. И вовсе непонятно — то ли от страха, то ли от смущения, а может…
Ткань заструилась по телу вниз.
— Вот так. Как красиво… — говорит еще тише, проводя, едва прикасаясь пальцами по изгибу спины, — прелесть БДСМ, Ника, еще и в том, что партнеры любят свое тело и хорошо его знают. А у тебя пока с этим проблемы. Садись.
Он развернулся на каблуках, вернулся к своему креслу. Занял ту же позу, что и несколькими мгновениями раньше, когда только отдавал свой порочный приказ.
Ника расположила инструмент между ног так, чтобы хоть как-то закрыться от его пронзительного взгляда. Сердце неистово забилось.
— Шире ноги, Ника, — продолжал он, — не нужно зажиматься. Сядь так, чтобы твоя поза на сказалась на качестве исполнения. И не думай ни о чем. Отдайся игре. Отдайся ощущениям.
Она закрыла глаза, пытаясь настроиться. А потом руки повели ее сами. Наверное, только с третьего-четвертого аккорда пришло понимание того, что она исполняет «Wicked game». Почему-то подсознание выдало сейчас именно эту композицию. Она сосредоточилась на хорошо знакомых ощущениях, которых так не хватало все эти дни. Пронзающие сознание звуки, льющаяся из глубины души мелодия, освобождение…
Подняла глаза на него, чтобы увидеть этот взгляд. Трудно было описать его односложно. Страсть, секс, вожделение, даже алчность. И в то же время, восторг и даже… гордость? Не может быть… Она придумывает себе. Снова появилось то странное, необъяснимое впечатление разговора их внутренних я… Его и Её… Он курил и слушал, то нежно, то жестко оглаживая ее глазами. И она готова была поклясться, что чувствовала это на своей коже, словно бы это были реальные прикосновения. С каждой секундой этот молчаливый диалог становился все более эмоциональным, все более ярким. Ей казалось, что атмосфера вокруг накаляется, что в легких не хватает воздуха. Напряжение росло, ее экспрессия тоже. Она надавила смычком сильнее, чем рассчитывала и… почувствовала, как лопается под пальцем струна. Охнула. Никогда еще такого с ней не было.
Адам тоже словно бы выдохнул. Словно бы так же в одно мгновение разрядилось наэлектризовавшее сейчас до предела пространство между ними.
— Я… не могу дальше играть… — произнесла осипшим голосом, опустив глаза в пол.
Услышала, как он медленно встал. Как подошел к ней. Руки Ники все еще со всей силы сжимали виолончель. Опять наивная иллюзия преграды между ней и ним.
Он аккуратно забрал инструмент из ее рук и положил рядом. Наклонился к Нике. Провел руками вдоль шеи, зацепил острые соски слегка шершавыми подушечками пальцев.
— Смотри, как ты уже возбуждена, Ника, твои груди все говорят за тебя. Руки прошлись по животу, опустились на промежность… — и здесь. Чувствуешь, как горячо? Я чувствую…
Она всхлипнула и попыталась сжать ноги, но он не дал, второй рукой пригвоздив ее к стулу за плечо.
— Тихо-тихо, Ника. Спокойно. Мы сейчас только говорим… — его нежные, аккуратные поглаживания на грани. Они заставляли внутри все сжиматься, кружили голову… — тебе понравилось испытывать удовольствие, как в прошлый раз? Это ведь было у тебя впервые, да? Я ведь прав?
Она молчала, до боли, до металлического вкуса крови во рту закусив губу. Пыталась абстрагироваться, думать о другом. Не помогало. Ни капли. Мысли снова и снова возвращали ее к реальности. К тому, что происходило здесь и сейчас между ними двумя. Нестерпимо, дико, на грани…