динственную дочь свергнутого мной правителя Таифа?
Он видел, как ее глаза наполнились невыплаканными слезами, превратившись в два темных бездонных озера.
— Когда… ты узнал? — спрашивает опустошенно, тихо и сипло.
Адам обреченно усмехается в ответ.
— Сразу, Никаула… Когда увидел твои глаза в первый раз… Во время выступления на сцене. Ты очень похожа на свою мать. Ее взгляд я не забуду никогда…
Он говорил это — и одинокая слеза покатилась прозрачной бусинкой по щеке. Ника отстранилась от него, села на край кровати.
— Я знаю, Адам… Я знаю, что это ты убил моего отца… Я слышала твой разговор с моей матерью… Она спрятала меня под кроватью… Я все видела в тот день…
Мужчина молча кивнул. Между его бровей собралась складка.
— Как ты понял про вино?
Снова нежное прикосновение к ней, теперь — поглаживание.
— Ты такая наивная, девочка моя… Такая искренняя, легко считываемая, как открытая книга. Неужели ты думала, что я не замечу твоих нелепых манипуляций с моим бокалом?
— Но ты все равно выпил… — сказала еще тише. — Зачем ты пил, если знал?!
Ее последние слова прозвучали резко, порывисто, вырвались в буквальном смысле из груди.
— Потому что ты хотела этого… Ты хотела меня отравить… Если так — значит я изопью эту чашу до дна, Ника… Я открылся перед тобой. Я был предельно честен и искренен. Признался в том, что люблю. Дальше решение было за тобой… Я принял бы любой твой выбор, Ника. И приму. Я ведь говорил тебе — падай, и я подхвачу…
Она уже не сдерживала своих слез. Плакала в открытую, качая головой обреченно.
— Я хочу, чтобы ты знал, что я тоже была искренна, Адам… Все эмоции, которые я испытывала с тобой, были настоящими… Просто… Я не могу поступить иначе. Ты ведь знаешь, что не могу.
— Знаю… — ответил он, снова печально усмехаясь.
Поднял руку к ее лицу, нежно провел по щеке.
— Я не жалею ни о чем, Ника. Я благодарен тебе за те минуты, которые ты подарила мне. В своей агонии, злости, ненависти, обиде, мести, страсти, желании, похоти, наслаждении. Только с тобой я жил, девочка моя. И пусть ты не ответила мне взаимностью, пусть у тебя не было ответной любви, я смиренно принимаю и это. Я не заслужил твоей любви. Ни чей любви не заслужил…
Он говорил свои последние слова, чувствуя, как глаза застилает пелена забвения. Вот и наступил тот самый долгожданный момент. Он ведь реально шел к нему, искренне шел. Он давно должен был отправиться туда, куда Она отправила его много лет назад в тот проклятый день, от которого и начался отсчет его кошмара…
— Спасибо тебе за то, что даришь самую красивую смерть, Ника… Глаза любимой — это самое прекрасное, что я могу видеть сей…
Он не успел договорить. Забвение накрыло его, заставив тяжелым грузом опустить веки. Вот и всё… Вот. И. Всё.
Она смотрела на него еще несколько минут. Казалось, что для нее сейчас мир застыл, время замерло. Глубоко вздохнула, словно бы проверяя, а она-то сама дышит вообще. Провела по шершавой поверхности щеки мужчины, очертила линию капризных губ, которыми он так неистово ее умел целовать. Коснулась идеального торса, запоминая ощущение его бронзовой кожи под пальцами, заучивая наизусть… Пора, Ника, пора… Оторвись, наконец, от него… Нельзя более терять ни минуты… Она должна была бежать…
— Спи, любимый… Спи… — чуть уловимое прикосновение к его губам, последняя соленая слеза, скатившаяся с ее щеки на его лицо, — прощай…
Глава 30
Карла Сфорца Ибн-Фил была красивой женщиной. Исключительной красоты. Флорентийская итальянка голубых кровей, в свои двадцать три с небольшим она успела стать известной моделью мирового уровня, перед которой с легкостью распахивались все двери, подобно тому, как ее густые длинные ресницы распахивались на подернутых томной поволокой, глубокого карего, иногда почти черного, цвета глазах. Многие говорили, что это именно ее взгляд — одновременно роковой и беззащитный, сделал ее такой популярной. Во взгляде было дело или нет, но все мужчины на ее пути, от простых официантов до королей этого мира, провожали ее изящный образ с вожделением и придыханием, куда бы она ни шла, где бы ни оказывалась.
Карла строила большие планы на жизнь как самостоятельная, независимая женщина, в столь юном возрасте добившаяся нереальных высот. Работала над собственной линией одежды в тандеме с одним из именитых кутюрье, только-только была назначена послом доброй воли ЮНИСЕФ. Многие даже поговаривали, что ее ждет блестящая и почетная дипломатическая карьера, вот только судьба всегда плутует с нами.
Ее первая встреча с одиозным правителем небольшого, но богатого арабского государства была протокольной. Первая официальная поездка молодой красавицы-посла в Нью-Йорк на Генеральную Ассамблею ООН, пристальное внимание к ее персоне теперь уже не только папарацци и «модной полиции», как в шутку называли журналистов фэшн-сферы, проникновенные речи о важности борьбы за права детей-сирот по всему миру… Они случайно оказались на одном и том же пленарном заседании недели высокого уровня, куда съезжаются высокопоставленные политики и знаменитости со всего мира. Как это всегда бывает, просто пересеклись глазами и…
Ее первое выступление на арене мировой дипломатии могло бы запомниться как старт блестящего политического будущего. Так, в сущности, и произошло, только вот политическое будущее оказалось несколько иным, чем она предполагала изначально… Сама Карла помнила лишь то, как тот самый день на Генассамблее ООН, начавшийся как сугубо политический, закончился романтической прогулкой до позднего вечера по пестрящим китчевой неоновой рекламой улицам, прилегающим к Таймс Сквер — и горячими объятиями в эталонном отеле Манхэттана Плаза. Этот загадочный мужчина с острым орлиным носом и черным взглядом, в котором бушевал настоящий ураган, захватил ее без остатка, лишил воли, увлек за собой в манящую неизвестность…. Но ей не было страшно. С того самого момента, как он взял ее вечно холодную, изящную ручку в свою, весь мир перестал существовать для Карлы Сфорца. Страх пропал… Если и была на свете любовь с первого взгляда, то для прекрасной итальянки она нашла воплощение в этом прекрасном и загадочном прекрасном принце, словно бы сошедшем со страниц женского романа о чарующем и неизвестном Востоке.
На следующий день пронырливым журналюгам таблоидов, выискивающим горячие сенсации «на полях» главного политико-дипломатического мероприятия года, подобно рыбам — прилипалам на теле кита, стало известно, что тридцатипятилетний Эмир Таифа Мунир Ибн-Фил увез молодую красавицу с собой в далекий и незнакомый край, который, как он говорил ей, нежно целуя в сочные губы, должен был покорить девушку красотой своих всемирно известных розовых плантаций.
Романтики понимающе улыбались, констатируя, что какой-бы сильной и независимой ни была девушка, она всегда будет мечтать о счастливом конце своей сказки в духе историй, которые ей читала мама перед сном — прекрасный принц, дворец и красивая тиара на голове…
Злопыхатели же торжественно потирали руки, снисходительно-знающе разводя руками, мол, мы же говорили, что женская слабость в ветреной модельной головке победит голос разума и рациональности. «Он поиграется с ней и бросит, не иначе. Сколько вы даете их паре? Месяц, два, год?» Когда спустя неделю в сухом, официальном сообщении для СМИ, изданном личной канцелярией Эмира, было заявлено об их бракосочетании, многие из завистников неизбежно закусили языки.
«А вы знали, что у Мунира ибн-Фила уже есть две жены, которые спрятаны от глаз общественности, как то и предполагает восточная традиция? Ну-ну, станет очередной его тенью, пока искушенный деспот не найдет себе новую игрушку…» Когда правитель Таифа официально заявил о разводе со своими предыдущими супругами, а у его новой избранницы появился свой личный сайт и команда протокольщиков, прикусить языки пришлось еще раз.
За год с небольшим итальянская красавица, Таифская роза, как прозвали ее журналисты, продолжала быть одной из самых популярных медийных персон, теперь однако с разделов моды переехав на страницы светской хроники и мировой политики. Благотворительные ужины, званые обеды, гуманитарные акции, общественная активность. О деятельной жене Эмира говорил весь регион. И даже завистники вынуждены были признать — молодая итальянская роза смогла сделать то, что не удалось большинству спутниц закрытых и загадочных арабских правителей — приручить того, кто, казалось бы, не способен быть прирученным.
Только во всей этой прекрасной сказке было одно «но». Сказка, в которую попала красавица, была далеко не из детской доброй книги. Мунир Ибн-Фил никогда не считался ни прогрессивным, ни открытым правителем. Напротив, на фоне своих стремящихся к развитию и либерализации соседей его меры управления были не просто консервативными, а репрессивными, даже деспотичными. Репрессии, политические убийства, нетерпимость к инакомыслию и крайне жестокие меры дознания при необходимости- всеми этими вещами не удивишь, пожалуй, ни одно восточное государство. Но даже в плеяде самых жестких руководителей он мог дать фору всем остальным. Вся красивая публичная активность красавицы- супруги же воспринималась по факту не иначе, как красивая обертка, пустой звук, ширма, прикрывающая неказистую реальность.
Многие недоумевали, зачем он в принципе допускает весь этот бессмысленный театр со своей женой в главной роли. Умудренные же в хитросплетениях и правилах большой политики прекрасно понимали, у каждого тирана должна быть своя слабость. Даже абсолютному злодею надо периодически быть с кем-то или в чем-то «розовым и пушистым». Кто-то отводил душу в окружении высокородных скакунов, у кого-то была тяга к возведению монументальных, величественных дворцов, которые можно передать потомкам, кто-то увлекался филателией или флористикой… Мунир Ибн-Фил боготворил свою жену.
Прошло более двух лет с тех пор, как прекрасная Карла Сфорца озарила Таиф своим появлением. Ее влияние росло пропорционально любви мужа. А с ней- росли и амбиции, желание снова блистать, снова светиться в громких заголовках. Она жаждала все того же внимания, что имела будучи популярной моделью, поэтому с такой охотой откликнулась на очередное предложение парижского «Лога» выпустить эксклюзивный материал о своей персоне. Каким же горьким и обидным было разочарование, когда вместо согласованного и одобренного текста журналюга выпустил своего рода отзыв — впечатление о визите в страну «загадочного диктатора»… И та роль, какую писака отвел ей… «