Постельная игрушка правителя, девочка для утех»… Как можно было теперь жить?!
Через неделю весь регион обсуждал новость о том, что приехавший в Таиф в сезон весеннего цветения роз журналист французского журнала был найден с перерезанным горлом в одной из сточных канав парижского Сан-Дени (прим. — неблагополучный район Парижа, населенный преимущественно эмигрантами из Африки и Ближнего Востока). Все гадали, что же послужило триггером для жесткой расправы правителя Таифа с горе-журналистом- в его причастности никто даже не сомневался. Озвученные в статье оскорбления или все же то, что тот пытался флиртовать с молодой правительницей и слишком смело, дерзко и открыто на нее смотрел… Мало кто тогда знал, что амбициозная и разбалованная вниманием мужа Карла так сильно разнервничалась из-за вышедшей публикации, что потеряла их первенца.
Потом были другие попытки зачать малыша… Год, второй, третий… Аллах тому свидетель, была бы жена менее дорога сердцу эмира, он бы, не задумываясь, оставил ее, но…
Тем долгожданнее для них была новость о ее очередной беременности… На этот раз Карла предпочла скрывать свое счастье от всего мира. Выносила и родила в строжайшем секрете. За родами последовало тихое, спокойное материнство, тоже вдалеке от внимания прессы и общественности. Правитель Таифа был счастлив. И даже факт того, что у них родилась девочка, не омрачил Муниру Ибн-Филу, не имевшему до брака с Карлой детей, радость отцовства. В жизни и сердце жестокого, беспощадного мужчины теперь расцвела вторая роза, еще более трепетно им оберегаемая и пестуемая- Никаула- малышка с глазами матери и волей отца, как он сам любил про нее говорить. И пусть недруги усмехались втихую, кривя рты в нелепых подозрениях о неверности жены — как иначе, мол, как объяснить то, что две другие жены Мунира, равно как и все его многочисленные любовницы, так и не смогли от него понести, а эта итальянка вдруг смогла… Сам он хорошо знал ответ на эту загадку своей судьбы…
С определенного времени Мунир Ибн-Фил знал ответы на многие вопросы, правда, не всегда понимал, как их трактовать… Предсказательница Ишта появилась во дворце из ниоткуда. Она пришла на закате за несколько месяцев до появления Карлы в жизни Мунира. Неизвестная старуха, облаченная в черные тряпки, на первый взгляд, потерянная и обезумевшая… Ее приняли за бездомную попрошайку, хотели накормить и выставить прочь, но… когда та начала говорить странные, пугающие вещи, которые знать попросту не могла, решили оставить, приглядеться…
На тот момент, когда Мунир Ибн-Фил встретился с ней на пороге своего тронного зала, она жила при дворце уже около месяца и настолько сумела поразить его обитателей из числа слуг своими предсказаниями и проницательностью, что ничего, кроме молчаливо-почтенного смирения не вызывала.
— Как ты смела сюда войти, старуха?! — вскипел он, увидев облаченную в лохмотья черную фигуру на пороге, — кто пропустил тебя сюда? Как ты смогла сама найти дорогу?!
— Мне не нужен провожатый, Мунир Ибн-Фил, чтобы найти дорогу к твоему трону и твоим мыслям… Я и так все знаю… Я знаю правду, правитель.
Мужчина злобно усмехнулся.
— Забавная старуха… Только этот факт оставляет тебя все еще живой. Ну и поведай же мне, что там, в моих мыслях?
— Ты думаешь о том, что бесплоден, потомок Великого слона. Вот что гложет тебя. Но это не так. Просто твоя кровь слишком древняя, ее нужно разбавить, но ты не сможешь сделать это с кем попало, как это делают другие. Такие, как ты, потомки Первых, могут иметь продолжение только от своей пары, от достойной…
Лицо жестокого эмира на миг исказила гримаса страшной ярости. Гадкая, подлая старуха… Подслушала, видимо, болтовню слуг и пытается сейчас напустить на себя загадочности. А эти каковы… Смеют обсуждать за его спиной его личные дела. Всех казнить… Всех… И лишь это ее «Великий слон» резануло ухо. Мало кто знал об этом.
Он молчал, сжав свои губы в узкую полоску. Выжидал. Что еще такое скажет старуха, что действительно позволило бы ему оставить ее в живых? Почему-то в душе он не желал ей смерти. Странно. Обычно ему было плевать, он никогда не чувствовал жалости к людям, только ярость и раздражение.
— Не расстраивайся, Мунир Ибн-Фил. Не в твоей власти этот вопрос. Как и не во власти твоих жен. Они не жены тебе вовсе. Они просто женщины. Твоя истинная жена встретится на твоем пути впереди. В самом неожиданном месте, в самом неожиданном виде. Красавица — чужестранка, которая будет в центре мира, на зеленой трибуне. Ваша встреча предначертана судьбой. Мактуб. Она и только она сможет дать тебе то, о чем ты мечтаешь…
— Она даст мне сына? — спросил он сипло и с отчаянной надеждой. Этот странный, пораженческий вопрос словно бы слетел с его уст самопроизвольно. И зачем только он спрашивал? Он ведь не верил в бред выжившей из ума старухи.
— Она даст тебе радость, эмир. Ты познаешь это чувство только тогда, когда испытаешь его. Даже твое сердце сможет полюбить. И в твоей пустыне расцветут розы. Две главные розы твоей жизни.
— Общие слова, старуха, — брезгливо фыркнул он, — осталось добавить — «и будете вы жить долго и счастливо». Теперь мне нужно позолотить тебе ручку?
— Нет, Мунир Ибн-Фил, ваше счастье не будет долгим. Потому что за слоном придет дракон и победит его. Легенда повторится. Прольется кровь обоих… Выживет лишь тот, кто сумеет простить. У кого в сердце любовь, победит ненависть…
Мужчина зло усмехнулся.
— Что ты несешь, старуха? Какая легенда? Все это семейная сказка!
— Помяни мои слова, правитель. Ты еще придешь ко мне за ответами. И я дам тебе их. Только умей их принимать. Не всегда все то, что мы хотим слышать, наше спасение…
Муниру совсем не понравился этот разговор. Но странное дело, старуху он не выгнал. Оставил жить ее при дворце.
Когда же спустя несколько месяцев в штаб-квартире ООН он встретил Карлу, внутри что-то екнуло, и кривой, испещренный мелкими морщинками рот старухи снова явился перед глазами. Он захотел эту девушку. Сначала захотел ее тела, но когда пообщался и провел с ней ночь, понял, что захотел ее в свою жизнь… К утру он уже не сомневался — что бы ни было, он увезет с собой эту чужестранку, посланную ему то ли светом, то ли тьмой, но точно предназначенной ему.
По возвращении в Таиф старухе Иште выделили отдельные шикарные апартаменты, а каждый вечер правитель звал ее к себе — выпить чашку кофе. Молода жена радовала его, окрыляла. И лишь отсутствие долгожданного ребенка омрачало прекрасные дни и страстные ночи. Когда она забеременела в первый раз, счастье казалось так близко… Тем легче было найти виновного в потере ребенка- не успели глаза Карлы просохнуть от слез утраты, как француз был приговорен. За трагедией последовали томительные годы ожидания… А потом- новая волна счастья, так сильная и мощная, что дух захватило… Но как это всегда бывает с познавшими счастье, им его всегда становится мало. И они начинают просить. Бога или дъявола- все равно. Просить о большем… Никаула росла- а с ней росла и любовь Мунира к дочери.
— Я хочу долго и счастливо с ней, Ишта… Я хочу жить со своей семьей.
Женщина лишь качала головой невозмутимо.
— Это не в моей власти, правитель Таифа. Я лишь говорю то, что вижу. Освободи свое сердце от злости и лжи-и может быть, судьба будет к тебе благосклонна. Только знай, что ты все равно не повлияешь на легенду. Она должна повториться…
— Надоело слушать про эту легенду! — закричал он в сердцах, — это все глупые сказки!
Ишта была непреклонна.
— Когда придет час, Мунир, ты должен отступить. Ради будущего своей семьи должен будешь отступить. Любовь и смирение должны победить ненависть. Дай им шанс…
— Не понимаю, что ты говоришь, — устало закрывал он глаза. И без наветов старухи поводов для беспокойства было немало.
Настроения среди подданных были не очень. Тучи сгущались. Он знал, что по стране действуют секретные ячейки, тайно вынашивающие планы против его правления. О какой любви она говорила? О каком смирении? Железные оковы, жесткий кулак. Вот что только и могло держать его у власти…
Карла Сфорца не была глупой женщиной. Понимала, что муж жесток и чаще всего несправедлив ко всем вокруг себя кроме нее и дочери. Но любовь такова. Она делает нас слепыми и бескомпромиссными, не оставляя места на сомнения и угрызения совести. Карла жила в своем мире, окруженная ароматом роз и роскошью, не думая о том, что вкус изысканных блюд, ежедневно подаваемых к их столу, подсолен не только дорогой гималайской солью, но и слезами верноподданных правителя Таифа.
Их идиллии, взращённой в вакууме, пришел конец в тот самый день, когда молодой и амбициозный сын правителя соседнего Химьярита Адам Макдиси начал вести подрывную пропаганду против бейт Ибн-Фил (араб. — дом в значении династия). Карла не знала и не хотела знать подробности противостояния мужа с молодым драконом, как его называли за спиной. Знала только, что им даже пришлось покинуть Таиф, просить убежища в другой стране, как никчемным попрошайкам, но Мунир смог победить, вернув их в любимый дом… Большего ей знать и не хотелось. Реальность подкралась к ней в тот самый день, когда испуганные до смерти слуги ворвались без стука в ее покои с криками о том, что нужно спасаться, что ее супруг был несколькими минутами назад убит вторгшимся во дворец Адамом Макдиси и теперь он придет за ними, единственными наследниками Таифа…
Глава 31
— Ну что, дракон, ты доволен теперь? Почувствовал отмщение? — слышит над собой женский голос. Он бесстрастный, бесцветный. В нем нет никаких эмоций — только правда, Её правда…
Он поднимает свои кроваво-красные, с лопнувшими капиллярами от напряжения глаза — смотрит и жмурится… Там, во встречном взгляде, некогда прекрасном, завораживающем, взгляде истинной женщины, способной заставить мужские сердца биться с трепетным вожделением, столько такой же боли, как и у него самого…
— Уйдииии… — через силу, преодолевая себя, выдавливает он, — уйдиии… Я тебя отпустил… Уходи… Спасайся…