«Когда люблю я, Афродита,
Люблю, как женщина простая,
Без ухищрений отдаюсь...
Целуй меня, мое волненье
Твое усилит возбужденье;
Но не спеши, люби всем телом,
Сплетая руки вкруг и вдоль,
И тож ногами, как в борьбе;
И фаллос, пусть целуясь, входит,
Вот так, вот так, уже умеешь,
И слаще мне и всей природе,
Всем тварям, людям и богам!»
«А мне всех слаще, о, богиня! -
Адонис весь в пылу охоты
Спешит с холма на холм губами,
Глотая сладость нежной плоти;
Руками, как Пигмалион,
Изгибы нежные богини
Он познает, изнемогая
От наслаждений красотою,
Что вьется грацией любви
Вокруг него самозабвенно.
Его усилья - в радость ей!
Он горд, вступая в поединок,
Едва закончив, вновь и вновь,
Из уст любви он пьет любовь,
Весь упиваясь красотою,
Счастливый юностью своей.
«Постой! Ну, хватит! Разошелся, -
Сказала с грустью Афродита. -
Любовь лишь множит силы мне
И возвращает юность тела.
Тебе же, милый, нужен сон,
Коль хочешь снова на охоту».
«Ах, да! - опомнился Адонис. -
Я сам просил друзей собраться
На кабана...»
- «На кабана?! -
В испуге вздрогнула богиня. -
Опасно! Красота твоя
Недолго будет цвесть - на радость
И мне, и людям, и богам.
Зачем же жизнью рисковать
Забавы ради и жестокой?»
«Таков обычай у людей.
Случись война, я буду воин
И первым должен быть повсюду
Как сын царя иль завтра царь» -
Вскочил уж на ноги Адонис.
«Куда? Еще темно. Успеешь
Вздремнуть», - взмолилась Афродита.
«Темно здесь, а в соседнем гроте
Вода зарею осветилась.
Пора!»
- «А встретимся когда?
В тревоге пребывать я буду
Весь день. И лучше здесь останусь,
А на Олимпе не дождутся».
Прощальных поцелуев сладость
Адониса не удержала.
Когда ж он вышел из пещеры,
Над морем просияло солнце;
Со склонов гор звучал рожок
И флейта вторила ему.
Уж чувствовался зной в прохладе
Предчувствием событий дня,
Счастливых или роковых.
Сошлись друзья в дубовой роще.
Адониса не видно. Где он?
Небось опять у Афродиты
Блаженствовал и где-то спит.
Он спал действительно тут рядом,
Откуда ждали кабанов
На запах мяса или рыбы
И прошлогодних желудей.
Он спал, витая в сновиденьях,
С сознанием, что все во сне:
Явленье нимфы-Афродиты,
И обольщенье, и любовь,
И тут кабан свирепый скачет,
И прямо на него несется,
А он стрелу достать не может,
С копьем бы выйти - нет его.
Он беззащитен перед зверем,
Косматым, яростным, как буря.
Но это происходит в яви!
Друзья все видят. Что он медлит?
Вскочить на дерево успел бы,
Проворный в беге и в прыжках.
А он от страха словно замер...
Иль смелым слыл в кругу друзей,
Один же выйти не решиться,
С надеждой мимо вдруг промчится?
Увы! Промчался было мимо
Косматый зверь и как споткнулся,
Учуя веянья любви
И амброзийной женской плоти,
И крови поцелуйных ласк,
Что для него, как знак к свирепству.
Пронзив Адониса клыками
И завертев над головой,
Кабан отбросил тело наземь
И, как в испуге, убежал.
Затихло все, как перед бурей,
Сокрылось солнце, словно ночь
Уж опустилась, как в затменье.
Друзья Адониса, погнавшись
За кабаном, как заблудились,
И тело друга где-то ищут.
Меж тем бежала Афродита
По склону гор к дубовой роще,
Одетая едва, босая,
И ножки дивные в крови,
В слезах богиня, с нею нимфы,
И плачет лес, и небо в тучах.
Лужайка убрана цветами.
Адонис мертв, надежды нет;
Она его не сберегла,
Не отвратила от охоты;
Сама за ним в лесах укрылась,
Как нимфа юная, вакханка,
Дионисийских празднеств чудо.
Незрелой юности любовь
Невинна, трепетна до дрожи,
Да с красотой, к любви влекущей,
Как песнопения поэтов.
В слезах призналась Афродита:
Замучила своей любовью
Красавца-юношу до смерти.
Любовь и будет сладким счастьем,
Когда и лучше не бывает,
Но взлет на крыльях наслаждений,
Как озарений для поэтов,
Несет падение и смерть, -
С бессмертием любви в веках.
По заклинаньям Афродиты,
Повсюду, где упала кровь
Из ран Адониса на землю,
Цветы пробились, анемоны;
И также, где упали капли
С прелестных ножек Афродиты,
Взошли цветы, их нет чудесней:
То розы, алые, как кровь,
Во красоте сама любовь.
9-14 сентября 2010 года.
САПФО И АЛКЕЙ
Благословенный остров Лесбос, славный
Рождением Алкея и Сапфо,
И Дафниса и Хлои, с Митиленой
Вдали от деревень по горным склонам,
С пещерой нимф и пастбищами коз,
А также и овец, приснился мне,
Как мир из детства, юности моей.
Большим казался остров, с городами,
Цветущая страна среди морей,
С названием столицы Митилена,
Где все звенело песней и пернатых,
И самых первых лириков Эллады,
А знать, и Рима, и Европы всей.
Алкей играл в войну, твердя Гомера,
Пел в Хоре мальчиков во время празднеств
Всегородских и свадеб, рос как воин,
К защите родины всегда готовый.
Он видел девушек во время празднеств,
Да только мельком и украдкой ту,
Чей облик нежный и веселый, чудный,
Всегда он помнил - с детства, как себя,
Из круга высшей знати государства.
Почти что сверстники, но мальчик юн,
А девочка-подросток уж невеста,
Блистающая грацией и счастьем,
Союзница Эрота, сладу нет!
Нет мочи мельком на нее взглянуть.
Ослепнув, шлепнешься, как в бездну с гор,
Сорвешься голосом, звучащим в Хоре, -
Ее уж нет, Хор девушек ведущей
Вкруг рощи к храму высоко над морем.
Товарищи все знают и смеются,
К Сапфо уж сватались; она не хочет
С замужеством спешить: свобода ей
Милей, хотя и любит петь на свадьбах
И собственные песни. Поэтесса,
Какой во всей Элладе не сыскать!
Алкей смеется, чтобы не заплакать;
Уходит, прячется от всех в горах;
К пещере нимф несет дары влюбленных,
Впервые пробуя слагать стихи,
Беспомощные, ну, так пишут все
И все, смеясь, читают свитки с веток.
«О боги!» - вслух вскричал Алкей от мысли,
Что если свиток мой прочтет Сапфо
И стих бездарный возмутит ее,
Сорвет и бросит, пожалевши нимф.
Алкей решил писать, так лучше всех,
Призвав Орфея и Гомера тоже,
Чтоб строками его зачитывались
Все у пещеры нимф, сюда примчалась
Сапфо из любопытства, кто такой
Из юношей поэтом объявился!
Стихи Алкея стали узнавать
И отвечать, поэта выследили
Его ж друзья, придав огласке имя,
Дошедшее до слуха и Сапфо.
«Алкей?!» - Сапфо с подружками в саду
Гуляла, с книжкою в руках, читая
То вслух, то про себя, забывшись словно,
Вся в трепете волнений и видений...
«Да это ж тот, в тебя влюбленный с детства, -
Кормилица сказала, рассмеявшись. -
Ребенком лет семи он здесь бывал,
И вы в саду, как на лужайке дикой,
Играли, забывая все на свете,
Нередко мужа и жену, ласкаясь,
И ты его учила целоваться...»
«Эй, замолчи! - вся вспыхнула Сапфо. -
Ну, что несешь? Да, разве это было?
Я думала, из снов моих девичьих
О старине еще времен Гомера,
Из сказок, где деяния героев
Вершатся свадьбой, или ночью сладкой,
Во славу Афродиты и Эрота,
О чем мне с детства слышать было стыдно,
А ныне сладостно до слез и муки
И снова до стыда - в руках Эрота».
«По-твоему, Алкей - Эрот, Сапфо?
Эрота ты учила целоваться?» -
Смеются девушки лукаво-звонко
В полупрозрачных туниках, слегка
Спадающих с нежнейших юных плеч.
«Эротом прилетал к тебе Алкей,
А ныне явится, смотри, поэтом,
Единственным соперником твоим,
Достойным в состязание вступить», -
Сказала юная жена буквально,
Уж выданная замуж, ей на горе,
За старого купца, с расчетом вскоре
Ей овдоветь, с приличным состояньем,
Чтоб молодость в веселье провести.
«Он приглашен на репетиций Хора
Не мной, а стороною жениха,
Как будто я для мальчиков не пела,
Как я пою для девочек сама.
И здесь не состязание, а дело,
Приятное с полезным сочетанье».
Алкей в дверь постучал не без волненья,
В ответ лишь тишина и пересвист
С подлетом ласточек к гнезду под крышей.
Стук повторил, впадая в нетерпенье,
И дверь ему кормилица открыла:
«Ну-ну, не опоздал, пришел ты рано,
В послеобеденное время сна.