Таинственная карта — страница 25 из 83

В оригинале роман Элизабет Гилберт озаглавлен «City of girls», что отсылает читателя к известному выражению «girls’ power». В самом деле, если бы кому-то пришло в голову проверить «Город женщин» на соответствие тесту Бекделл, тот прошел бы его без малейшего труда. Самые деятельные, интересные, сильные и выразительные персонажи книги – это женщины, и куда больше, чем отношения с мужчинами, их волнуют вопросы профессионального самовыражения, политики, собственной сексуальной идентичности, дружбы, доверия…

Однако – и в этом заключено важное отличие книги Гилберт от других феминистских текстов – ни одна из ее героинь не озабочена борьбой за свои права как таковые. Все они – и Вивиан, и ее лучшая подруга Марджори, и тетя Пег, и возлюбленная Пег Оливия, и многие другие – просто игнорируют социальные стереотипы и проживают свою жизнь так, будто никакого внешнего прессинга в принципе не существует. И эта абсолютная внутренняя свобода в сочетании с полным отсутствием агрессии, это радостное ощущение победы без необходимости участвовать в схватке делает роман Гилберт не просто увлекательным и оптимистичным, но по-настоящему уникальным и очень важным – в том числе, для российского читателя.

Элизабет Джейн ГовардБеззаботные годы (Хроники семьи Казалет)[66]

«Беззаботные годы» – книга, словно бы изначально стремящаяся оказаться на одной полке с «Сагой о Форсайтах» Джона Голсуорси. Первый том огромного пятитомного цикла Элизабет Джейн Говард – это прекрасный образчик просторного, многолюдного семейного романа, богатого не столько на экшн, сколько на отношения, характеры, психологические нюансы и тонкие полутона.

Летом 1937 года в загородное поместье Хоум-Плейс съезжается вся многочисленная семья Казалетов. Родители, их дети – дочь Рейчел и взрослые сыновья Руперт (художник и преподаватель живописи), Эдвард и Хью (сотрудники семейной фирмы, торгующей древесиной), их жёны, дети и прислуга. Все вместе они будут ездить на пляж, обедать, играть в теннис и прятки, ездить верхом, ссориться, мириться, принимать гостей и решать семейные проблемы.

Красавец Эдвард постоянно изменяет жене, энергичной Виоле, оплоту всех традиционных британских добродетелей. Хью страдает от мигреней, оставшихся ему (вместе с изувеченной рукой) на память о Первой мировой, а его жена Сибил рожает двойню. Руперт пытается примирить юную жену, красотку Зоуи, с детьми от первого брака, которых та недолюбливает и считает обузой. Рейчел наслаждается своим тайным запретным романом. Четырехлетний Невилл – сын Руперта – ужасно кашляет по ночам, а его старшая сестра – двенадцатилетняя Клэри – мечтает заполучить в лучшие подруги кузину Полли, которая пока отдает предпочтение их третьей кузине – тринадцатилетней Луизе. Луиза же в свою очередь страдает от внезапно навалившейся на нее взрослости и домогательств со стороны родного отца…

То, что при беглом изложении кажется бессмысленным нагромождением имен и фактов, в ювелирном исполнении Говард становится удивительно стройной и захватывающей многофигурной драмой. Все герои – от горничных до малолетних детей, и от котов до главы семейства, эксцентричного, властного и вздорного Уильяма Казалета, – играют в ней свои роли без малейшего пафоса и передержек, мгновенно становясь читателю близкими и симпатичными. Говард не делит своих героев на хороших и плохих – у каждого своя история, каждого можно если не простить, то понять, а от осознания, что их счастливое и одновременно беспокойное лето – это чуть ли не последнее мирное лето накануне надвигающейся войны, у читателя привычно и сладко щемит сердце.

Большую часть жизни Элизабет Джейн Говард провела в тени своего мужа – блестящего и противоречивого Кингсли Эмиса, затмевавшего ее в глазах британских читателей. Запоздалый приход романов Говард в Россию (первый из них был опубликован в Англии без малого тридцать лет назад) тоже не назовешь особо громким. И тем не менее, «Хроники семьи Казалет» – утешительный пример по-настоящему качественной – согревающей, душевной и небессмысленной – популярной литературы, а заодно прекрасное свидетельство того, что в умелых руках консервативный жанр семейной саги может прослужить сколь угодно долго.

Алексей ИвановПищеблок[67]

Предыдущий роман Алексея Иванова – масштабный по замыслу и блестящий по исполнению «Тобол» – очевидно, кроился по лекалам роскошного телесериала в лучших традициях канала HBO. Новая же книга писателя, «Пищеблок», напротив, наводит на мысли о бюджетной отечественной ретро-комедии с элементами мистики – крепком середнячке для семейного просмотра в выходной день. Любовно обыгрывая все штампы позднего СССР (времени, которое по выражению антрополога Алексея Юрчака «было навсегда, пока не кончилось»), Иванов выстраивает в своем романе очередной музей эпохи – но, как принято говорить в рекламе, теперь и с вампирами.

Впрочем, вампиры в «Пищеблоке» выполняют функцию скорее инструментальную, чем содержательную – они необходимы писателю главным образом для того, чтобы прокрутить романные шестеренки в тот момент, когда (где-то в районе 100-й страницы из 416) потенциал ностальгии по советскому детству слегка исчерпывается, и повествование начинает ощутимо пробуксовывать. До этого же читатель волен наслаждаться затяжными экскурсиями по пионерскому лагерю «Буревестник» на живописном волжском берегу, где томятся главные герои – романтичный вожатый второкурсник-филолог Игорь и очкастый пятиклассник Валерка – непреклонный искатель идеального коллектива, идеальных отношений да и вообще настоящего, неиллюзорного идеала.

Игорь и Валерка, трагически не способные вписаться в бессмысленные и выморочные правила лагерной жизни, одинаково маются от собственной здесь неуместности и никчемности. Валерка последовательно разочаровывается в футбольном братстве (каждый хочет солировать, о команде никто не думает), в художественном самовыражении (говорят: рисуй, что хочешь, а сами заставляют копировать карикатуры из журнала «Крокодил») и в дружбе, невозможной при тотальном торжестве двойных стандартов и притворства. Игорь же просто отчаянно скучает, покуда не встретит, на свою беду и отраду, вожатку из соседнего отряда Веронику – дерзкую, страстную, такую же, как он, мечтательницу и нонконформистку.

Однако понемногу и Игорь, и Валерка начинают замечать, что некоторые пионеры уж больно идеальные и примерные (точь-в-точь такие, как мечталось наивному Валерке), а другие ребята их как-то не по-доброму – слишком беспрекословно и бездумно – слушаются. Неожиданно черты этой неестественной образцовости проявляются во вчерашней бунтарке Веронике, а Валерка, проснувшись в неурочный час, к собственному ужасу видит, что один из соседей по палате, припав к руке товарища, пьет из нее кровь…

Совместными усилиями сдружившимся Игорю и Валерке удается раскрыть страшную тайну пионерского лагеря. На протяжении многих лет здесь процветает сложносочиненная вампирская пищевая цепочка, верхнюю ступеньку в которой занимает неведомый и неназываемый темный стратилат, предводитель сатанинского воинства. Впрочем, детективная интрига – кто же этот загадочный злодей? – продержится недолго, после чего роман бодрой рысцой устремится к драматической развязке, в которой героям придется встретиться с поволжской нечистью лицом к лицу и вступить с нею в бой за друзей и любимых.

Со времен «Псоглавцев» и «Комьюнити» (на которых «Пищеблок» похож более всего) Алексей Иванов проделал большой путь, поэтому на сей раз все концы у него сойдутся с концами, и совсем уж лишних деталей при сборке не обнаружится. Более того, словно бы заранее отрабатывая необходимые для будущей экранизации номера, Иванов аккуратно оснащает свой нарратив всеми каноническими атрибутами ретро-комедийного жанра – от забавных диалогов (с непременными речевыми маркерами позднесоветской эпохи) до комической влюбленной парочки второго плана, своей нелепой возней оттеняющей высокие чувства Игоря и Вероники. Пионеры учат речевки (слова дурацкие, но отряд, который кричит тише других, будет признан «чуханским»), пугают друг друга страшилками про черное пианино и багровую руку, восхищенно восклицают «обацэ!», на слово «клей» ритуально откликаются «выпей баночку соплей», пишут письма воображаемым друзьям из соцстран и мажут девчонок зубной пастой. А в это время где-то в далекой Москве, как могучая река, течет первая и последняя «красная» Олимпиада, символизирующая наивысшую точку в развитии СССР и предвещающая (для читателя, но не для героев, понятное дело) щемяще-скорый закат развитого социализма.

Романов, так или иначе обращающихся к опыту последнего советского поколения, за прошедшие годы написано немало, и «Пищеблок» органично встраивается в зазор между недавним «Бюро проверки» Александра Архангельского (действие которого тоже разворачивается во время Олимпиады) и прошлогодним «Городом Брежневым» Шамиля Идиатуллина (с последним его роднит, помимо прочего, тема пионерского лагеря). Однако если и Идиатуллин (с большим успехом), и Архангельский (с меньшим) всё же худо-бедно пытаются использовать советский антураж для разговора о чем-то вневременном и общечеловеческом, то Алексей Иванов эксплуатирует его с беспощадной коммерческой прямотой. Каждое специфичное словечко, каждая бережно засахаренная пионерлагерная подробность напрямую воздействует в мозгу читателей, заставших СССР, на центры, ответственные за ностальгию. А вампирская интрига, механически вживленная внутрь ретро-сеттинга, не просто помогает сдвинуть с места застопорившийся сюжет, но еще и прагматично расширяет аудиторию романа за счет людей помоложе, не успевших съездить в пионерский лагерь, зато повидавших в жизни немало фильмов категории «В».

Добротная коммерческая проза – отличная штука, которой современной российской словесности в самом деле остро не хватает, и «Пищеблок» в этой нише смотрится вполне достойно (хотя, пожалуй, Алексей Иванов с его выдающимся литературным талантом и чутьем мог бы и здесь проявить чуть больше изобретательности). Жаль только, что писатель отказался от идеи подписывать свои вещи подобного рода псевдонимом «А.Маврин» (под этой фамилией изначально публиковались упомянутые уже «Псоглавцы»). Потому что «Пищеблок», при всех своих рыночных достоинствах, определенно не та книга, которую вы захотите поставить на одну полку с «Сердцем пармы», «Географом» или «Тоболом».