ый вес и значимость. Именно эта способность скупыми и минималистичными изобразительными средствами добиваться выдающегося эмоционального воздействия, явленная Фордом Мэдоксом Фордом во всем великолепии в далеком 1924 году (именно тогда вышло первое издание романа), и позволяет говорить о нем как об одном из важнейших писателей ХХ века, во многом предопределившем развитие английской литературы на следующие сто лет.
Джозеф КонрадЛичное дело[70]
Джозеф Конрад – английский классик, в России известный разочаровывающе фрагментарно: значительная часть его прозы на русский либо не переводилась совсем, либо переводилась очень давно и в специфической советской манере, предполагавшей максимальное приглаживание, «улучшение» текста оригинала. Книга, подготовленная мастерской литературного перевода Дмитрия Симановского, решает обе эти проблемы – по крайней мере, отчасти. Во-первых, выбранный участниками проекта переводческий регистр куда ближе к шероховатому, скупому на эпитеты модернистскому стилю Конрада. А во-вторых, в эту книгу вошли тексты, никогда прежде не издававшиеся на русском, и главное – развернутое автобиографическое эссе «Личное дело», самое подробное высказывание Конрада о самом себе.
Один из важнейших английских писателей рубежа XIX-ХХ веков, предтеча модернизма, выдающийся стилист и человек, сумевший превратить жанр морских приключений в прозу самой высокой пробы, при рождении носил фамилию Корженевский, был российским подданным и происходил из старинной шляхетской семьи. Неукротимая (и весьма неожиданная в польском дворянине) страсть к морю увлекла юного Теодора Юзефа Конрада из-под опеки родных во Францию, к никогда прежде не виданному им морю, а столь же неодолимая тяга к совершенству привела его в Британский торговый флот – вершину тогдашней судоходной иерархии. Сказав свои первые слова на английском в девятнадцать лет, в тридцать шесть он опубликовал в Англии первый роман, после чего покинул капитанский мостик ради по-настоящему звездной литературной карьеры. Именно Джозефу Конраду (под этим псевдонимом он вошел в анналы мировой литературы) было суждено стать первым англичанином на обложке американского журнала Time, каждая его книга вызывала бурю полемики, а высокомерный Редьярд Киплинг называл его – иностранца, до конца жизни говорившего с чудовищным славянским акцентом, – «первым среди нас».
Однако если вы надеетесь найти в «Личном деле» подробное и связное изложение удивительной судьбы писателя, то надеетесь вы напрасно: этот 150-страничный текст написан не как каноническое жизнеописание, но скорее по методу свободных ассоциаций. Начиная говорить о своих непростых и эмоционально наполненных отношениях с чужим языком («Если бы я не писал на английском, я не писал бы вовсе»), Конрад незаметно соскальзывает в историю своей семьи, а после фокусируется на удивительной биографии двоюродного деда – бывшего офицера наполеоновской Великой армии. Фигуры отца – борца за независимость Польши, и рано умершей матери остаются почти призрачными, безликими, зато чудаковатый европеец, встреченный автором на Борнео и ставший прототипом героя его первого романа «Причуда Олмейера», выписан максимально подробно и выпукло. Стартовав с рассказа о соседке, бесцеремонно вторгшейся в писательскую келью и едва не погубившей плоды трехлетних трудов, повествование перетекает к осмыслению профессии критика (эта тема, похоже, волнует писателя особо – он возвращается к ней неоднократно), а дальше и вовсе делает неожиданный финт и устремляется к биографии любимого пса, подаренного его сыну старым эксцентричным другом…
Однако не стоит думать, будто «Личное дело» – отлитый в слова хаос: ничего подобного, это очень структурированная книга, просто привычную нам сюжетную структуру в ней заменяет интонация (сдержанная, ироничная, но полная внутреннего напряжения) и прихотливый, но вполне понятный изгиб мысли. И хотя заранее предугадать, по какому руслу двинется писательский рассказ о самом себе, невозможно, в каждый конкретный момент траектория этого русла не вызывает вопросов и недоумения.
Разительную противоположность текучему и аморфному «Личному делу» представляют собой вошедшие в сборник рассказы – образцово стройные и безупречные с точки зрения традиционного сюжета и конструкции. Переживания мужа, покинутого женой – не то, чтобы любимой, но привычной и необходимой, отливаются в текст, в котором под тонкой корочкой английской невозмутимости бушует адское пламя непроговоренных и неотрефлексированных страстей («Возвращение»). Обманчиво безопасная афера со страховкой корабля оборачивается горькой и бесплодной драмой («Компаньон»). Роковая и необратимая случайность превращает мирного работягу-механика сначала в анархиста, а после – в убийцу («Анархист»)… Тончайшая, ручной выделки проза Конрада заставляет вспомнить избитую мантру «такого больше не делают», которая в данном случае выглядит уместной как никогда.
Ну, и конечно, отдельного упоминания заслуживает работа команды под руководством Дмитрия Симановского (в работе над сборником принимали участие несколько десятков человек). Все вместе они сумели найти и собрать малоизвестные тексты Конрада, перевести их в единой манере, снабдить комментарием и интереснейшими приложениями, рассказывающими об отношениях писателя с языком, Россией, постколониальной идеей и прочими важными для понимания его творчества вещами. Словом, выдающаяся проза в великолепном обрамлении, и заявка на, увы, не существующую в России награду «за героизм в книгоиздании».
Пенелопа ФицджеральдКнижная лавка[71]
Роман Пенелопы Фитцджеральд – сорокалетней выдержки классика английской литературы (шорт-лист Букеровской премии за 1978 год), в силу каких-то непостижимых флуктуаций российского книжного рынка добравшаяся, наконец, и до нашего читателя. И хорошо, что так, потому что «Книжная лавка» из числа тех неброских сокровищ, про которые сначала думаешь «Ну, и зачем оно нам сегодня?», а потом плохо представляешь, как жил без этой книги.
Поначалу «Книжная лавка» производит впечатление романа преимущественно атмосферного. Захудалый городишко на ветреном побережье Восточной Англии, куда даже поезд не ходит (точь-в-точь депрессивные городки, описанные В.Г.Зебальдом в его «Кольцах Сатурна»), бездонные лужи, старый дом-развалюха, в котором с давних пор живет привидение-полтергейст, вальяжные коровы, сонные люди и отважная маленькая женщина Флоренс Грин – вдова средних лет, внезапно для себя и окружающих решившая открыть посреди всей этой нищенской пасторали настоящий книжный магазин.
Следующие пару сотен страниц читатель с наслаждением следит за сопутствующими этому предприятию проблемами. Попытка учредить в магазине еще и библиотеку оборачивается комичным скандалом с мордобоем. Ассортимент книг выглядит очаровательно абсурдно, а попытки наладить в новом магазине какой-никакой бухгалтерский учет раз за разом заканчиваются крахом. Появление модной новинки – романа какого-то русского «Лолита» (дело происходит в 1959 году) вызывает нешуточное бурление в деревенском обществе. Полтергейст не оставляет попыток выжить Флоренс с ее магазином из дома, а местная гранд-дама, обитательница единственного в окрестностях «поместья», смешно интригует и мечтает прибрать хозяйство Флоренс к рукам. Но ее козням не без успеха противостоит местный аристократ, полусумасшедший старый лорд, никогда не покидающий родового особняка, но при всём том питающий к миссис Грин самые теплые чувства.
Обстановка внутри «Книжной лавки» кажется такой убаюкивающе уютной, такой привычной и знакомой по тысячам читанных-перечитанных английских романов, что мы безотчетно и на этот раз ждем счастливой развязки, игнорируя тревожные сигналы, которые автор шлет нам едва ли не с самого начала. Мы так верим в свою способность предсказывать события (ну как же, я читал Агату Кристи и П.Г.Вудхауса, там в начале всегда так, а в конце всё налаживается!), что до последнего не слышим нарастающего стаккато трагедии. Комфортный английский мир дает трещину и разваливается прямо на наших глазах, всё, что мы считали надежным и основательным, рушится, а история, которую мы заранее читали как историю победы (конечно, со смешными неурядицами по ходу дела, но куда ж без этого), оборачивается историей поражения, предательства и личностного краха. Не самый оптимистичный финал, но именно этот неожиданный и жестокий перелом, эта драматическая и парадоксальная деконструкция жанра и возвышает роман Пенелопы Фицджеральд над десятками подобных, делая его той самой золотой классикой сорокалетней выдержки, не подвластной воздействию времени.
Брэм СтокерЗмеиный перевал[72]
В общественном сознании классик английской литературы Брэм Стокер остается автором одной-единственной книги – легендарного «Дракулы». Однако в действительности его перу принадлежит еще по меньшей мере одиннадцать романов и три сборника рассказов, значительная часть которых никогда прежде не публиковалась в России. Петербургское издательство «Лимбус-Пресс» взялось, наконец, ликвидировать этот пробел в образовании отечественного читателя и выпустило второй по известности роман Стокера, «Змеиный перевал» (судя по издательским аннотациям, дальше намечается целая серия стокеровской прозы).
«Змеиный перевал» – из числа книг, которые с первой же страницы наводят на мысли о позднесоветском детстве: именно такие романы считались золотым стандартом развлекательного чтива в СССР эпохи застоя. На трехстах компактных страницах Брэм Стокер ухитряется разместить и таинственные клады, и любовь, и пространные описания величественных пейзажей, и соперничество друзей, и кельтские предания, и роковое злодейство, и даже (для поклонников «Собаки Баскервилей») зловещие трясины – словом, всё, что в семидесятых сделало бы «Змеиный перевал» Святым Граалем книжного спекулянта и лучшим подарком подростку.