Вторая сюжетная линия переносит нас в 1958 год, в калифорнийский Венис (американский близнец Венеции), где шестнадцатилетний беспризорник Стэнли Гласс пытается найти и в конце концов находит того самого Эдриана Уэллса. Стэнли убежден, что в книге о Гривано заключен некий темный, магический смысл, разгадав который, он обретет власть над миром. Стэнли верит, что Уэллс – восторженный поклонник Эзры Паунда, добропорядочный буржуа и поэт круга битников – на самом деле могущественный чародей и может раскрыть мальчику скрытую в его стихах тайну.
И, наконец, третий пласт романа – рассказ о приключениях собственно Гривано в Венеции 1592 года. Гривано, после великой и трагической битвы при Лепанто захваченный в плен турками, тайно переходит в ислам, становится янычаром, скитается по странам, где не ступала нога европейца, преуспевает в оккультных науках, а после возвращается на родину своих предков с секретным заданием: он должен похитить и вывезти в Константинополь мастеров-зеркальщиков, лишив тем самым Венецию монополии в этой области. Однако заговор, частью которого является Гривано, оказывается куда сложнее и многослойней, чем ему представлялось, в нем возникают всё новые и новые нюансы, а самого героя тревожат неотвязные кошмары и призраки прошлого…
Сложная структура, магическая книга как ось сюжета, заговоры, махинации, загадочные зеркала, а ближе к концу еще и погони, перестрелки и поединки на рапирах намекают на благородную повествовательную однозначность. Ждать рифмы «розы», то есть надеяться на ясный и рациональный исход нам позволяет опыт наблюдения за романами с похожими потребительскими характеристиками: всё может сколь угодно долго клубиться и переплетаться, но впереди нас гарантированно ждет феерическая – какая же еще, при таких-то исходных данных – развязка. Примерно с 300-й страницы читатель начинает с приятным нетерпением ждать, когда же всё это великолепие и роскошь понемногу свернется, выруливая к классическим и прозрачным сюжетным паттернам. К 500-й странице ожидание становится почти невыносимым. К 600-й переходит в зуд. Несмотря ни на что, до самых последних абзацев читатель надеется, что вот сейчас, сейчас вылетит птичка, все элементы паззла лягут в предназначенные им пазы, а все вопросы получат, наконец, закономерные и понятные ответы.
Но нет. Ничего этого не случится.
Мы так и не узнаем, в самом ли деле в мире существует магия и что о ней знал поэт Эдриан Уэллс. Мы также не узнаем, как Стэнли Гласс сделал свою феноменальную карьеру профессионального игрока – с помощью потусторонних сил или по старинке считая карты на игровом столе. Хуже того, мы не узнаем и более простых вещей – например, кто из героев в итоге выжил, а кто погиб. Авторская рука задернет над финалом романа переливчатый занавес, и каждому придется самостоятельно трактовать скрывшиеся в его мерцании образы, из множества возможных вариантов выбирая наиболее симпатичный.
Впрочем, этот демонстративный отказ сводить концы с концами далеко не единственная примета умеренной, мягко скажем, дружелюбности романа к читателю. Если вы забыли, где родился Никколо Маккивели, аллюзии на него в романе пройдут мимо вас. Если вы не знаток научной мысли эпохи Возрождения, вы едва ли опознаете в одном из героев Джордано Бруно. Если вы не помните, кто, с кем и почему сражался у Лепанто, вам будет сложно распутать ниточки головокружительной биографии Гривано. Если вы не ориентируетесь в культуре битников, вы едва ли поймете, кто такой «Аллен», которого регулярно поминают Эдриан Уэллс и его приятели (очевидно, имеется в виду Аллен Гинзберг, один из столпов битничества). Если вам никогда не случалось всерьез задуматься, кто же главный творец книги – автор, ее пишущий, или читатель, ее читающий и интерпретирующий, – вам будет скучно читать пространные, изобилующие скрытыми отсылками к философии постструктурализма рассуждения автора на сей счет. И, наконец, если вы никогда не играли в блэк-джек, вы запутаетесь в сути аферы, которую провернул Стэнли. Отчасти все эти трудности сглаживаются пространными комментариями переводчика, милосердно включенными в русское издание, однако читать книгу, постоянно отлистывая к концу, – само по себе удовольствие сомнительное.
Словом, «Зеркальный вор» по идее должен дразнить, злить, а в конце концов неизбежно разочаровывать. Однако – и в этом состоит его безусловная уникальность, предопределившая громкий успех романа на Западе, – ничего подобного не происходит. Мартин Сэй обманывает нас девять раз из десяти, он умело и последовательно водит нас за нос, заманивает в самые глухие уголки выстроенного им лабиринта и там бросает без карты и GPS. Он теряет героев, казавшихся важными, на что-то туманно намекает, а главное – постоянно сыплет загадками без разгадок. Но всё это парадоксальным образом ничуть не раздражает – то есть раздражает, но только в первое время. Не получая подсказок от автора, мы – сначала с усилием, а потом всё больше и больше входя во вкус – начинаем изобретать собственные объяснения и интерпретации, достраивая и додумывая то, что Сэй оставил висеть в воздухе, и вдохновенно возводя из предложенного им материала собственные конструкции. И этот процесс радостного сотворчества, эта совместная игра в просторном, прекрасно обустроенном романном мире (так созвучная той игре, которую Стэнли Гласс на протяжении всей жизни ведет с книгой «Зеркальный вор») оказывается куда более увлекательной, чем чтение самого образцового романа с самой убедительной и доходчивой развязкой.
Дон ДелиллоНоль К[126]
С живым классиком, одним из самых авторитетных писателей современной Америки Доном Делилло у российского читателя как-то не складывается – ни один из его романов (включая культовый «Белый шум») не стал у нас не то, что бестселлером, но даже и просто приметным событием, и даже знаменитый фильм «Космополис», снятый по книге Делилло Дэвидом Кроненбергом, не смог изменить ситуацию. У романа «Ноль К» шансов в этом смысле несколько больше, поскольку, в отличие от других текстов писателя, он отсылает к событиям нам по крайней мере известным – таким, как война на Украине и падение метеорита в Челябинске (последнее приобретает у Делилло совершенно гротескный эсхатологический характер, но это уже детали). Впрочем, едва ли и этот роман ждет в России громкий успех – слишком уж он странный, ни на что не похожий, не укладывающийся ни в какие типовые схемы читательских ожиданий.
Тридцатичетырехлетний Джефф Локхарт по приглашению отца, миллионера Росса Локхарта, приезжает в некое богом забытое место не то в Туркмении, не то в Казахстане. Здесь, в эпицентре «великого ничто» (с точки зрения американского читателя, разумеется), расположен очень странный научный институт: его сотрудники заняты тем, что замораживают тела смертельно больных людей, для того, чтобы вновь разморозить их, когда медицина найдет средство от их болезней. Джефф прибыл сюда проститься со своей мачехой – женой Росса Артис: она умирает от рассеянного склероза, и ей предстоит заморозка. Ожидание этого события занимает несколько дней, на протяжении которых Джефф вспоминает собственное детство (его родители развелись и он рос с матерью, а отца почти не видел), бесцельно слоняется по зданию института, и в конце концов понимает, что криозаморозка – отдающая научной фантастикой, но всё же укладывающаяся в рациональные рамки – лишь верхний слой происходящего в этом загадочном месте. На самом деле, институт, в который Джеффа привез отец, – это диковатый гибрид арт-объекта и мрачнейшего духовного ордена, главная цель которого – сберечь своих членов во время грядущего апокалипсиса. Провозвестники близящегося конца света (к их числу относится и злополучный челябинский метеорит) окружают посетителя со всех сторон в виде постоянно преграждающих путь выдвижных экранов, на которые транслируются кадры войн, террористических актов, эпидемий и тому подобных ужасов.
Вернувшись из этого неприятного места домой, в Нью-Йорк, Джефф пытается выстроить отношения со своей возлюбленной Эммой – педагогом в школе для детей-инвалидов, однако Эмма слишком поглощена драмой со своим приемным сыном Стаком. Стак, замкнутый аутичный подросток, которого Эмма десять лет назад усыновила в украинском приюте, одержим своим прошлым, отказывается ходить в школу, избегает людей и однажды бесследно исчезает. Потрясенная Эмма отдаляется от Джеффа, Джефф снова едет в загадочный институт – на сей раз, чтобы проститься с отцом (тот так и не сумел примириться с уходом жены и жаждет с ней воссоединиться в загробном крио-мире), и там ему неожиданно открывается трагическая судьба Стака, которая странным образом оказывается созвучна его собственной. Как и Стак, Джефф тоже осознаёт себя потерянным мальчиком, лишенным корней, одиноким и брошенным во времени и пространстве.
Пересказывать сюжет «Ноль К» – занятие бесперспективное: с тем же успехом можно пытаться пересказать гриппозный сон или галлюцинацию. Гнетущая, удушливая атмосфера не кошмара даже, но тяжкого болезненного забытья, от которого хочется, но никак не удается очнуться – вот подлинное содержание романа Дона Делилло. Он виртуозно нагнетает ощущение непреодолимой ирреальности происходящего, трагического отсутствия контакта между героем и миром (не так важно, безумным миром танатологического института или вполне здравым, прагматичным миром сегодняшнего мегаполиса), заставляя читателя время от времени нервно ощупывать самого себя и стул, на котором сидит, чтобы с облегчением убедиться в собственной материальности. Как вы наверняка догадались, ощущения эти никак не назовешь приятными в общепринятом смысле слова, но что-то в этом есть – и сравнить этот опыт определенно не с чем.
Джордж СондерсЛинкольн в бардо[127]
Посмертное существование покойников, их меланхоличная возня, запоздалые жалобы и препирательства – один из классических сюжетов американской литературы, пр