– Так отправь его путешествовать… пусть уедет из Франции, – добродушно предложил дядюшка Граф.
– Это еще опаснее… Боже, я умолял его передать военному министру результаты работ Тремона. Но знаешь, что он ответил? – проговорил встревоженный отец.
– Интересно знать.
– Он сказал: «Дорогой отец, изобретение генерала нуждается в некотором усовершенствовании… Я знаю, какие опыты собирался провести Тремон. Я продолжу его исследования и, когда добьюсь нужных результатов, передам формулы государству, согласно воле изобретателя, и затем организую общество по использованию пороха, предназначенного для промышленных целей, чтобы обеспечить дочь моего учителя».
– Какой он, однако, смелый, наш милый мальчик! – воскликнул Граф с волнением. – Ведь он знает, что рискует жизнью…
– Я до хрипоты объяснял ему это. Но у него железная воля! Все мои доводы оказались бесполезны. «Только я один, – говорит он, – могу довести это дело до конца, и я твердо решил это сделать». – «Но ты рискуешь своей жизнью!» – «Разве она так драгоценна? Ты вечно кричишь, отец, что я негодяй, что разоряю тебя, что, в конце концов, обесчещу твое имя. Ну, вот вы избавитесь от преступного, неблагодарного сына!»
Граф всплеснул в ужасе руками:
– Вот видишь… Это результат твоей жестокости по отношению к ребенку! Ты умеешь только бранить его. Как же ты хочешь, чтобы он тебя слушался?
– Ах, оставь меня в покое! – воскликнул Барадье, бледный от страха за сына. – Я и без того достаточно исстрадался! Я люблю Марселя не меньше, чем ты, но не стану баловать и безрассудно осыпать деньгами. Хорош бы он был, если бы ты один его воспитывал! Ты всегда поощрял его дурные наклонности… Сколько глупостей натворил он благодаря тебе!
– Прекрасно!.. – едва не выкрикнул Граф. – Я поощрял его дурным примером, был его злым гением! Право, Барадье, можно подумать, что ты сходишь с ума.
Барадье ходил в волнении по комнате, потом, подойдя к зятю, положил руку ему на плечо и сказал дрожащим голосом:
– Ты прав, я, кажется, действительно схожу с ума. Прости меня. Я охвачен тревогой… Ведь он у нас единственный сын…
– Замолчи! – вскрикнул Граф. – Не смей даже предполагать возможность несчастья! Но все же я не могу осуждать Марселя за то, что он исполняет свой долг. Он поступает, как должно вести себя честному юноше, наследнику Барадье и Графа. Необходимо только зорко следить за ним и уберечь от неосторожных поступков.
В эту минуту раздался стук. Отперев дверь, Барадье увидел на пороге Бодуана.
– Ах, это ты!.. Ты пришел кстати. Входи… И в первую очередь расскажи, как обстоит наше дело.
– Расследование так и не сдвинулось с места, месье Барадье. Судебный следователь не добился никаких результатов. Преступники точно провалились в бездну…
– И что же?
– И вот Майер, пребывая в отчаянии оттого, что не может установить виновных, удовольствовался тем, что приостановил дальнейшие поиски и отложил расследование на неопределенное время.
– Великолепно… Негодяи, убившие твоего хозяина, теперь снова примутся за свое ремесло.
– Именно на это я рассчитываю, – проговорил Бодуан.
– А Марсель, сын мой? Что будет с ним? Подумал ли ты об этом?
– Я только о нем и думаю все время. Теперь я свободен. Я немедля уеду, если вы позволите, и к полуночи уже буду в Аре. Известие о прекращении дела появится в газетах не раньше чем через два дня… Я успею к тому времени организовать там неустанный надзор за молодым господином. И клянусь, что с месье Марселем ничего не случится.
– Очень утешительно! – проворчал Барадье. – Но что поделаешь с таким сумасшедшим, как мой сынок! Куда бы он ни направился, везде ему грозит опасность.
Бодуан спокойно слушал разглагольствования бедного отца, соболезнуя в душе его горю. Но можно ли было в данную минуту придумать более эффективное средство, чем то, которое он предложил? Когда Барадье, излив свой гнев, опустился на стул, Граф произнес:
– В конце концов, вино налито, и его нужно выпить. Самое важное – не отравиться им. Человек, предупрежденный о грозящей опасности, стоит двух. Соблюдая некоторые предосторожности, нетрудно будет довести дело до благополучного конца.
– Вместо того чтобы предаваться иллюзиям, – воскликнул Барадье, возмущенный словами партнера, – лучше дать точную инструкцию Бодуану, как сообщить жандармерии, лишь только он заметит что-нибудь подозрительное в окружении Марселя… Я лично больше доверяю жандармам!
– Позволю себе заметить, – возразил Граф, – что лучше бы тебе молчать. Пусть Марсель спокойно работает… Чем скорее он закончит, тем лучше для всех. А до того поручаю его тебе, Бодуан.
– Будьте спокойны, месье Граф, я отвечаю за него головой. И выпишу туда коллегу, который стоит десятерых… Больше пока ничего не скажу… Положитесь на меня!
– Да, голубчик, я на тебя надеюсь, – воскликнул Барадье.
– Ну, в таком случае все хорошо, – сказал Бодуан, потирая руки. – Что передать господину Марселю?
– Что просим его быть благоразумным… и что мы очень его любим… Пусть не забывает нас, – проговорил растроганно дядюшка Граф.
– А есть ли у тебя деньги на дорогу? – поинтересовался более практичный Барадье-старший.
– У меня есть все необходимое, благодарю. До свидания… Можете на меня рассчитывать.
Он поклонился и вышел. Оба банкира остались наедине, молчаливые и глубоко взволнованные. Наконец Граф поднялся.
– Я убежден, что ничего плохого не случится. Я чувствую это, а ты знаешь, что я никогда не ошибался. Успокойся, Барадье, мы выпутаемся.
Опечаленный отец отвечал:
– Да услышит тебя Господь! Но раз в дело замешана женщина, я не могу быть спокоен за Марселя. Вот если бы на его месте были мы с тобой, я не боялся бы ничего.
– Не всегда старики благоразумнее молодых. Возьми, например, Тремона… Предоставим все воле Божьей! – сказал Граф, протягивая руку зятю.
– И не будем ссориться. Это только причиняет нам боль.
– О, брани меня сколько угодно, старина! – воскликнул Граф с волнением. – Меня это только смешит, а тебя успокаивает. Но не говори ничего жене, ее незачем напрасно тревожить.
Компаньоны вышли из конторы. На дворе они встретили Бодуана, оживленного и веселого, с чемоданом в руках.
VI
Ар – небольшой городок в четырех милях от Труа, с шеститысячным населением. Расположенный на обоих берегах Барсы, он окружен живописными холмами, покрытыми густым лесом. Железная дорога пересекает долину, оживляя железные копи Вандевра и каменоломни Бара. К югу расстилаются виноградники, покрывая своими лозами меловые склоны. Многочисленные источники и сам курорт находятся на расстоянии одного километра от города по дороге на Лизиньи.
Производя раскопки в надежде найти залежи минералов, господин Реверан, старший инженер, напал на щелочные и железистые источники, которые смело могли конкурировать с источниками Пломбьера и Э. Но Ар находится слишком близко от Парижа, и потому его целебные свойства не внушают доверия больным. Посещают курорт только люди среднего достатка, и его немногочисленные гостиницы не особенно обирают приезжих. На склонах холмов, в сторону Боссиканского леса, ютятся среди деревьев несколько вилл, в которых обыкновенно селятся более богатые больные. Прядильно-ткацкая фабрика «Барадье и Граф» расположена на берегу Барсы, быстрое течение которой приводит в движение динамомашины, снабжающие фабрику электричеством. Жилой дом отделен от мастерских обширным двором и прекрасным садом, выходящим к дороге на Вандевр. За этой дорогой расстилается бесконечная равнина, которую прорезает железная дорога, идущая через Шомон к немецкой границе. Ар – довольно важный промышленный центр, значительная часть его населения занята на работах в каменоломнях и копях.
Фабрика «Барадье и Граф» дает работу двум сотням мужчин, сотне женщин и целой массе детей. Директор предприятия, некий Карде родом из Меца, прибыл во Францию вместе со своими хозяевами. Тут он женился, тут овдовел, тут воспитал двоих сыновей, тут и состарился. Всецело преданный своему делу, он прекрасно относится к рабочим, но благодаря его суровому, мрачному характеру в мастерских царит почти военная дисциплина. Один из его сыновей служит в армии, другой состоит помощником директора соседнего завода. Карде – честнейший человек, но несколько ограниченный. Марсель с детства называет его «медведем». «Медведь» и Марсель Барадье никогда не поймут друг друга: между честным служакой и взбалмошным молодым ученым такое же расстояние, как между Паскалем, изобретателем тачки, и рабочим, покорно приводящим ее в движение. Однако Марсель любит Карде, хотя и посмеивается над ним. Карде уважает сына хозяина, но осуждает его за легкомыслие. Ему не нравится, когда Марсель бывает в мастерских, поскольку его присутствие смущает рабочих: хозяйский сын охотно выслушивает их жалобы и требования, и дисциплина, таким образом, нарушается. В такие дни Карде действительно смахивает на медведя: старик ворчит и негодует на то, что таким образом поддерживается беспокойный дух среди рабочих, неизбежно вносящий смуту в их среду.
К опытам Марселя по окрашиванию тканей Карде относится очень сдержанно. Он не видит никакой надобности менять те приемы, которые применяются на фабрике столько лет с неизменным успехом. Лаборатория хозяйского сына – в конце сада, на самом берегу реки, в совершенно изолированном павильоне – служит предметом насмешек директора, который называет ее капернаумом[3].
В этот приезд Марсель, против обыкновения, не показывался на заводе. Он заперся в капернауме, где, по замечанию Карде, занялся приготовлением какой-то химической похлебки. Когда работа его утомляла, молодой человек брал ружье и собаку и уходил в лес охотиться. Барадье и Граф имеют около трехсот гектаров леса, довольно богатого дичью, но еще более богатого живописными видами. Местами оттуда открывается вид на всю прелестную долину Барсы до самого Труа. Особенно хороши некоторые плато Боссиканского леса, напоминающие Шотландию. На полдороге от Ара до верхнего плато возвышается в окружении деревьев небольшая вилла, выделяясь красным пятном на густой зелени. Благодаря значительному расстоянию от города она обыкновенно пустует, храня мрачное безмолвие.