– Теперь вы насмехаетесь надо мной!
– О, милостивый государь, так вы думали, что меня можно соблазнить несколькими красивыми фразами? Вы уж очень поторопились, друг мой, вы слишком положились на влияние весны, природы, уединения… ну ладно, не сердитесь… Ведь вы видите, как я снисходительна к вам… Я прощаю вас… При условии, что вы не возобновите этого разговора…
Марсель слушал с удивлением насмешливую тираду молодой женщины и недоуменно спрашивал себя, та ли это безутешная вдова, которая рыдала возле рояля. Лицо ее дышало лукавством, а в глазах сиял огонек, опровергавший ее слова. Молодой человек боялся вызвать ее недовольство, продолжая говорить о своей любви, но вместе с тем он испытывал непреодолимое желание схватить ее в объятия, покрыть поцелуями эти уста. Вечерний звон, доносившейся с колокольни арской церкви, отрезвил его. Молодая женщина воскликнула:
– Уже шесть часов!.. Боже, как летит время! Дома гадают, что со мной случилось…
– Но там никого нет…
– А моя горничная?
– Ваша дикарка Мило?
– Не смейтесь над ней, она благоволит к вам.
– Очень благодарен за такую честь.
– О, не каждый ее удостаивается! Она всегда рада, когда вы появляетесь… Как и моя собачка…
– Да, я очаровал горничную и собачку… Но хозяйка пренебрегает мною.
– О, хозяйка!.. Все повинуется ее воле…
– Прекрасно. И я согласен повиноваться ей.
Женщина одарила его одной из лучших улыбок и, подозвав свою таксу, медленно направилась рядом с Марселем к вилле. Подходя к калитке, они увидели человека, складывавшего камни, которые свалили в это утро у самого дома. Рядом с ним лежали кирка и защитная маска, одежда была сложена тут же, под маленьким навесом. Он вежливо приподнял фуражку, увидев молодых людей, затем, не обращая на них внимания, продолжил свою работу. Мадам Виньола, по-видимому, была крайне недовольна этим соседством. Она внимательно взглянула на мужчину и, когда они вошли в сад, спросила:
– Что он собирается тут делать?
– Мостить дорогу, вероятно, – проговорил Марсель.
– А долго он пробудет возле моего дома?
– Несколько дней, наверно.
– У него неприятное лицо… Он не внушает мне доверия…
– Вам нечего опасаться. Неприятен только стук кирки по камню… Но в комнате его не будет слышно.
Мадам Виньола, однако, не удовлетворилась этим ответом и помрачнела.
– Если вам так неугодно соседство с этим беднягой, – сказал Марсель, – то я могу попросить заведующего мостовыми убрать его отсюда. С моими связями этого нетрудно добиться.
– Нет, не стоит, я привыкну… Зачем нам его беспокоить? Должен же он как-то зарабатывать себе на хлеб, – ответила она и с улыбкой протянула Марселю руку, которую он долго не выпускал.
– Вы не сердитесь на меня? – спросил молодой человек. – Вы позволите мне прийти завтра?
– Нет, не сержусь и хочу, чтобы вы пришли.
– Вы позволите мне говорить о любви?
– Если это доставляет вам такое удовольствие…
Они умолкли. Надвигалась ночь, деревья в саду утонули в полумраке. Марсель, нежно пожав руку Аннетты, привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. Лицо ее было бледно, томный взгляд – полон неги. Молодого Барадье охватил лихорадочный трепет: обняв ее гибкий стан, он прильнул к ее губам, и в эту минуту потерял ощущение реальности.
Ее крик и последовавший за ним отпор заставили его очнуться. Аннетта стремительно бежала от него к дому. На пороге она остановилась и в растерянности посмотрела на Марселя. Он сделал шаг в ее направлении, но умоляющий жест остановил его. Тогда, ограничившись воздушным поцелуем, он покорно удалился.
Неприятная неожиданность ожидала его при возвращении на фабрику. Обычно открытые ворота оказались заперты. На улице толпились люди с озабоченными лицами. Стоило Марселю приблизиться к ним, как они расходились, но, отойдя подальше, они снова сбивались в группы. Молодому человеку сразу пришли на память слова директора о враждебном настроении рабочих. Дела сердечные заставили Марселя совершенно позабыть о фабрике.
– Что происходит? Почему ворота на замке? И что значат эти выступления на улице? – спросил он у привратника.
– Ах, месье, это все из-за недовольства рабочих. Сегодня в три часа они забастовали и вместе со стачечниками из Труа, которые пришли их зазывать, отправились в кабаки.
– Беспорядков не было?
– Нет, месье. Но господин директор несколько раз спрашивал вас.
– Я иду к нему.
Марсель направился в контору. Сквозь опущенные шторы виднелась полоса света: Карде находился у себя в кабинете. Молодой человек вошел к нему. Директор сидел за письменным столом. Увидев сына хозяина, он вскочил с места и, не давая тому вставить слово, воскликнул:
– Ну что, разве я вас не предупреждал, месье Барадье? Бунт в полном разгаре… И без всякого повода! Только для того, чтобы поддержать товарищей! Я их уговаривал, но все напрасно! Их ведут вожаки, а они подчиняются!
– Какие меры вы предприняли, чтобы остановить их?
– Я запер двери и никому не позволил входить без нашего позволения. Теперь жду. Мне сообщили, что от рабочих будет делегация.
– Но под каким предлогом они оставили работу?
– Они больше не хотят мести фабрику и зажигать огонь, требуют, чтобы им продавали иглы дешевле.
– И это справедливо?
– Конечно, можно было бы уступить им в этом, но потом они предъявят другие требования. Это только начало.
– Но почему бы нам не пойти им навстречу?
– Они посчитают это слабостью.
Марсель задумался:
– Так, значит, стачку начали ткачи в Труа и они подстрекают наших?
– Они ходили вчера в Сен-Савин, а сегодня в Ар. Шуму там наделали немало! Вы, наверное, были очень заняты, если ничего не слышали.
– Меня здесь не было, – ответил Марсель, смутившись.
– Ваше присутствие ничего бы и не изменило. Вас бы только оскорбили, как меня, вот и все…
– Оскорбили?
– Да вот, послушайте!
«Долой Карде! Долой директора! На виселицу его!» – доносился с улицы грозный клич.
– Слышите? – спросил Карде. – На виселицу! И все тут! А что я им сделал? Только требовал добросовестной работы и соблюдения правил. На виселицу! Если они думают, что я испугаюсь их угроз, то они ошибаются. Меня, старого солдата, не так-то легко запугать. Впрочем, они только кричат, но делать ничего не будут. Горланы!
– Вы сообщили об этом моему отцу и дяде? – поинтересовался Марсель.
– Да, я им звонил. Они, должно быть, дали знать префекту, а он, скорее всего, пришлет своих солдат. Со здешним народом неизвестно, чем дело кончится…
– Вы боитесь столкновения?
– Я ничего не боюсь, но я должен все предвидеть. Как я вам уже сказал, наши арские рабочие больше кричат, чем делают. Но есть и пришлые – вожаки. С ними приходится считаться.
– Бунт – слепая и глухая сила. Сотню человек не переубедить. Если они все будут кричать, то как же прийти к соглашению?
– На это и рассчитывают зачинщики стачек! Шум, драки… Но завтра ко мне придет делегация, и с ней, надеюсь, возможны будут переговоры.
– Я помогу вам.
– Как пожелаете.
– Что ж, теперь я иду обедать. Доброго вечера!
Его ждал Бодуан. Подавая обед, слуга, которому Марсель прощал некоторую фамильярность, видимо, не желал уходить из комнаты и вертелся около стола. Он присматривался к Марселю, пытаясь угадать, о чем тот думает. В последнее время это стало задачей не из легких. Никогда еще молодой человек не отличался такой молчаливостью и сдержанностью, как теперь. Оставаясь один, он мысленно переживал часы, проведенные с прекрасной итальянкой. Однако, несмотря на всю свою сосредоточенность, Марсель не мог не заметить пристального внимания слуги.
– Что с вами, Бодуан? – обратился к нему молодой человек. – Вы сегодня какой-то взволнованный.
– Есть отчего, господин. Вам ведь известно, что повсюду снуют рабочие и грозятся устроить на фабрике разнос…
– Вы боитесь?
– Не за себя…
– Так за кого же?
– За вас, господин. Когда я уезжал из Парижа, мне велели беречь вас.
– Ничего не поделаешь, Бодуан, нам остается только ждать.
– Прошу прощения, господин, но можно просто сесть в поезд и уехать…
– И оставить фабрику отца на растерзание рабочим?
– Фабрика месье Барадье, конечно, вещь драгоценная, но его сын еще дороже.
– Не беспокойтесь, ни со мной, ни с фабрикой ничего не случится. Черт возьми! Есть же закон… Да и арские рабочие – не дикари…
– Месье, в Труа, в Сен-Савине рабочие – тоже не дикари, но это не помешало им сегодня утром устроить погром у господ Тиро и Малапейра.
– Они – плохие хозяева.
– Не бывает ни плохих, ни хороших хозяев. Есть просто хозяева, так что вам бы лучше уехать на недельку в Париж.
– Скажут, что я сбежал! А старик Карде, который и без того меня недолюбливает, решит, что я гожусь только на то, чтобы ставить опыты в лаборатории! А как только дело коснулось защиты фабрики, я улетучиваюсь. Нет уж!
– Так, значит, вы примете меры предосторожности?
– Какие еще меры?
– Хороший револьвер, прежде всего!
– Вот странная мысль! На что он мне, Бодуан? Если мне придется иметь дело с толпой, я не смогу защищаться. Если же придется иметь дело с одним человеком или с двумя, то это не опасно…
– По крайней мере, если у вас есть здесь что-то ценное, то нужно перенести это в безопасное место.
Они переглянулись и замолчали. Марсель понял, что хотел сказать генеральский слуга, и лицо его приняло серьезное выражение.
– Вы о порохе, Бодуан?
– Да, о нем. Я знаю, что у вас есть формулы, что вы работали в лаборатории. Не могут ли из нее выкрасть что-нибудь такое, что раскроет секрет?
– Могут унести порох, Бодуан, могут похитить и формулы, но секрета все равно не узнают: генерал открыл мне способ, при помощи которого изобретение получает свое окончательное значение.
– Однако моего хозяина убили именно затем, чтобы завладеть этим способом.
– Нет, Бодуан, его убили потому, что он не открыл пропорций…Ничего не добившись, убийца пришел в ярость, она и подтолкнула его руку… Он думал, что сможет обойтись без изобретателя и сам составить смесь. Он хотел произвести насилие над наукой, над тайной…