— Не могу понять, зачем отец в ту ночь расхаживал в моем плаще. Зачем надел его прямо на нижнее белье? Может быть, он сбежал от этих иностранцев? А матушка, вероятно, ошиблась во времени и грабители напали не в два часа. Или… или… она намеренно вводит вас в заблуждение, да? Неужели матушка могла подумать… подумать… что… заподозрить, что это я… это я…
Но Пуаро поспешил разуверить его.
— Нет-нет, мосье Жак. Пусть эта мысль не мучит вас. Что же до остального, потерпите еще день-два, и я все объясню вам. Это весьма запутанная история. А вы не могли бы подробно рассказать нам, что же все-таки случилось в тот страшный вечер?
— Собственно, и рассказывать-то нечего. Я приехал из Шербура, как вам известно, чтобы попрощаться с Мартой, ведь мне предстояло ехать на край света. Было уже поздно, и я решил идти коротким путем — через поле для гольфа, откуда рукой подать до виллы «Маргерит». Я уже почти дошел, как вдруг…
Он запнулся и судорожно сглотнул.
— Да?
— Я услышал какой-то странный и страшный крик. Он не был громок, точно кто-то задыхался или давился кашлем, но я замер от страха и с минуту стоял как вкопанный, потом обогнул живую изгородь. Ночь была лунная, и я увидел могилу и рядом человека, лежащего ничком. В спине у него торчал нож. А потом… потом… я поднял взгляд и увидел ее. Она смотрела на меня с ужасом, точно я привидение. Потом вскрикнула и бросилась прочь.
Он замолчал, пытаясь совладать с собой.
— Ну а потом? — как можно спокойней спросил Пуаро.
— Право, не знаю. Я постоял еще, совершенно ошеломленный. Потом подумал, что надо поскорее убираться. Нет, мне и в голову не пришло, что могут заподозрить меня. Я испугался, что меня вызовут в качестве свидетеля, и мне придется давать показания против Беллы. Как уже говорил, я дошел пешком до Сан-Бовэ, нанял автомобиль и вернулся в Шербур.
В дверь постучали, и вошел посыльный с телеграммой, которую вручил Стонору. Секретарь вскрыл ее, прочел и тут же поднялся с кресла.
— Мадам Рено пришла в сознание, — сказал он.
— А! — Пуаро вскочил. — Немедленно отправляемся в Мерлинвиль!
Мы поспешно собрались. Стонор по просьбе Жака согласился остаться, с тем чтобы помочь, если удастся, Белле Дьювин. Пуаро, Жак Рено и я отбыли в Мерлинвиль в автомобиле мосье Рено.
Поездка заняла немногим более сорока минут. Когда мы подъезжали к вилле «Маргерит», Жак Рено бросил на Пуаро вопросительный взгляд:
— Что, если вы отправитесь вперед и осторожно подготовите матушку к радостному известию…
— А вы тем временем лично подготовите мадемуазель Марту, правда? — откликнулся Пуаро, подмигнув Жаку. — Ну конечно, я и сам хотел вам предложить это.
Жак Рено не стал упираться. Остановив машину, он выпрыгнул из нее и помчался к дому. А мы продолжали свой путь к вилле «Женевьева».
— Пуаро, — сказал я, — вы помните, как мы впервые приехали сюда? И нас встретили известием, что мосье Рено убит?
— О, конечно, отлично помню. Не так уж много времени прошло с тех пор. А сколько всяких событий, особенно для вас, mon ami!
— Да, в самом деле, — вздохнул я.
— Вы ведь воспринимаете их в основном сердцем, а не разумом, Гастингс. Я же подхожу к ним иначе. К мадемуазель Белле, будем надеяться, суд отнесется снисходительно. Правда, Жак Рено не может жениться сразу на обеих своих возлюбленных. Тут уж ничего не поделаешь… Я же подхожу к делу профессионально. Это преступление не отнесешь к разряду разумно спланированных и четко выполненных, то есть таких, от разгадки которых детектив получает истинное удовольствие. Mise en scene[252], разработанная Жоржем Конно, — в самом деле безукоризненна, но denouement[253] — о нет! О ней этого никак не скажешь! В припадке гнева и ревности девушка совершает убийство — где уж тут порядок, где логика!
Такой своеобразный подход к делу вызвал у меня невольную улыбку.
Дверь нам отворила Франсуаза. Пуаро сказал, что должен немедленно повидать мадам Рено, и старая служанка проводила его наверх. Я же остался в гостиной. Вернулся Пуаро довольно скоро. Он был на редкость мрачен.
— Vous voila, Гастингс! Sacre tonnerre![254] Назревает скандал!
— Что вы хотите сказать? — удивился я.
— Вы не поверите, Гастингс, — задумчиво проговорил Пуаро, — но от женщин никогда не знаешь, чего ждать.
— А вот и Жак с мадемуазель Мартой, — воскликнул я, глядя в окно.
Пуаро выскочил из дома и перехватил их у входа.
— Не ходите туда. Так будет лучше. Ваша матушка очень расстроена.
— Знаю, знаю, — сказал Жак Рено. — И я должен сейчас же поговорить с ней.
— Нет, прошу вас. Лучше не надо.
— Но мы с Мартой…
— Мадемуазель лучше остаться здесь. Если вы так уж настаиваете, разумнее будет, если с вами пойду я.
Голос, внезапно раздавшийся откуда-то сверху позади нас, заставил всех вздрогнуть.
— Благодарю за любезность, мосье Пуаро, но я намерена объявить свою волю.
Мы обернулись и застыли в изумлении. По лестнице, тяжело опираясь на руку Леони, спускалась мадам Рено. Голова ее была забинтована. Девушка со слезами уговаривала свою госпожу вернуться в постель.
— Мадам погубит себя. Доктор строго-настрого запретил вам подниматься!
Но мадам Рено ее не слушала.
— Матушка, — закричал Жак, бросаясь к ней.
Но она властным жестом отстранила его.
— Я тебе не мать! Ты мне не сын! С этой минуты я отрекаюсь от тебя.
— Матушка! — снова крикнул ошеломленный молодой человек.
Казалось, мадам Рено дрогнула — такая нестерпимая мука звучала в голосе Жака. Пуаро протянул было руку, как бы призывая их обоих успокоиться. Но мадам Рено уже овладела собою.
— На твоих руках кровь отца. Ты виновен в его смерти. Ты ослушался его, ты пренебрег им, и все из-за этой особы. Ты жестоко обошелся с той, другой девушкой, и твой отец жизнью поплатился за это! Ступай прочь из моего дома. Завтра же я приму меры, чтобы ты ни гроша не получил из отцовского наследства. Устраивай свою жизнь как сумеешь, и пусть эта особа, дочь заклятого врага твоего отца, помогает тебе.
Мадам Рено повернулась и медленно с мучительным трудом стала подниматься по лестнице.
Сцена была столь неожиданна и ужасна, что мы все стояли, точно громом пораженные. Жак, который и без того едва держался на ногах, пошатнулся. Мы с Пуаро бросились к нему.
— Ему совсем худо, — шепнул Пуаро, обращаясь к Марте. — Куда бы перенести его?
— Разумеется, к нам, на виллу «Маргерит». Мы с матушкой станем ухаживать за ним. Бедный Жак!
Мы отвезли молодого человека на виллу «Маргерит». Он рухнул в кресло в полуобморочном состоянии. Пуаро пощупал его лоб и руки.
— У него жар. Столь продолжительное напряжение дает себя знать. А тут еще такой удар… Надо уложить его в постель. Мы с Гастингсом позаботимся, чтобы послали за доктором.
Появившийся вскоре доктор, осмотрев больного, заверил нас, что это всего лишь результат нервного перенапряжения. Тишина и полный покой, возможно, уже завтра принесут облегчение. Но следует оберегать больного от волнений, ибо в этом случае болезнь может принять дурной оборот. Желательно, чтобы ночью кто-нибудь подежурил у его постели.
Итак, сделав все, что было в наших силах, мы оставили Жака на попечение Марты и мадам Добрэй и отправились в город. Привычное для нас обеденное время давно миновало, и оба мы отчаянно проголодались. В первом же ресторане мы утолили муки голода превосходным омлетом, за которым последовал не менее превосходный антрекот.
— А теперь самое время подумать о ночлеге, — сказал Пуаро, прихлебывая черный кофе, завершивший нашу трапезу. — Как насчет нашего старого друга «Отель де Бен»?
Не долго думая мы направились туда. Да, мосье могут быть предоставлены две отличные комнаты с видом на море. И тут Пуаро задал портье вопрос, немало меня удививший:
— Скажите, английская леди, мисс Робинсон, уже прибыла?
— Да, мосье. Она в маленькой гостиной.
— Ага!
— Пуаро! — воскликнул я, направляясь следом за ним по коридору. — Какая еще, черт побери, мисс Робинсон?
Пуаро одарил меня лучезарной улыбкой.
— Решил устроить ваше счастье, Гастингс.
— Но я…
— О, Господи, — сказал Пуаро, добродушно подталкивая меня в комнату. — Не думаете же вы, что я на весь Мерлинвиль раструблю имя Дьювин?
И правда, навстречу нам поднялась Сандрильона. Я взял ее руку в свои. Мои глаза сказали ей все остальное.
Пуаро кашлянул.
— Mes enfants[255], — сказал он. — В данный момент у нас нет времени на сантименты. Нам еще предстоит потрудиться. Мадемуазель, удалось ли вам сделать то, о чем я вас просил?
Вместо ответа Сандрильона вытащила из сумочки какой-то предмет, завернутый в бумагу, и молча протянула его Пуаро. Когда Пуаро развернул пакет, я вздрогнул — это был тот самый нож! Но ведь она, как я понял из ее письма, бросила его в море. Удивительно, до чего неохотно женщины расстаются со всякими пустяками, даже компрометирующими!
— Tres bien, mon enfant[256],— сказал Пуаро. — Вы меня очень порадовали. А теперь покойной ночи. Нам с Гастингсом надо еще поработать. Увидитесь с ним завтра.
— Куда же вы идете? — спросила девушка, и глаза ее расширились.
— Завтра вы обо всем узнаете.
— Куда бы вы ни шли, я с вами.
— Но, мадемуазель…
— Я сказала, я с вами.
Пуаро понял, что спорить бесполезно. Он сдался.
— Пусть будет по-вашему, мадемуазель. Правда, ничего интересного не обещаю. Скорее всего вообще ничего не произойдет.
Девушка промолчала.
Минут через двадцать мы пустились в путь. Было уже совсем темно. В воздухе чувствовалась давящая духота. Пуаро повел нас к вилле «Женевьева». Однако, когда мы дошли до виллы «Маргерит», он остановился.