Краска бросилась мне в лицо, но Пуаро был невозмутим. Он пожал плечами.
— Окурок сигареты и спичку.
— Это вам говорит о чем-нибудь?
Пуаро развел руками.
— Ровным счетом ни о чем.
— А! — воскликнул довольный Жиро. — Вы даже не рассмотрели эти предметы. А ведь это не обыкновенная спичка — по крайней мере, у нас в стране таких нет.
А вот в Южной Америке такие спички — дело обычное. Мне повезло — она незажженная, в противном случае ее происхождение нельзя было бы определить. Очевидно, один из преступников выбросил окурок и зажег другую сигарету, выронив при этом спичку из коробка.
— Где же другая спичка? — спросил Пуаро.
— Какая спичка?
— Та, с помощью которой он зажег сигарету. Ее вы тоже нашли?
— Нет.
— Может быть, вы не слишком усердно искали?
— Не слишком усердно?! — Казалось, сыщик вот-вот взорвется, но усилием воли он сдержался. — Понимаю, вы любите пошутить, мосье Пуаро. Но как бы то ни было — есть ли спичка, нет ли, достаточно и окурка. Эта сигарета из Южной Америки, видите, здесь особая лекарственная лакричная бумага.
Пуаро кивнул, а комиссар сказал:
— Окурок и спичка могли принадлежать мосье Рено. Не забывайте, всего два года как он вернулся из Южной Америки.
— Нет, — уверенно сказал детектив. — Я уже осмотрел вещи мосье Рено. И сигареты и спички у него совсем другие.
— Удивительно, — заговорил Пуаро, — убийцы не запаслись ни орудием убийства, ни перчатками, ни лопатой — все будто специально было приготовлено для них здесь. Вам это не кажется странным?
Жиро снисходительно улыбнулся.
— Разумеется, это странно, однако все легко объяснить, если принять мою версию.
— Ага! — сказал мосье Отэ. — Сообщник в доме!
— Или вне его, — заметил Жиро с загадочной улыбкой.
— Но ведь кто-то впустил преступников в дом. Не можем же мы предположить, что дверь случайно оказалась незапертой? Не слишком ли большое везение?
— Нет, дверь открыли, но ведь ее могли открыть и снаружи, если у кого-то был ключ.
— И у кого же он мог быть?
Жиро пожал плечами.
— Тот, у кого есть ключ, никогда добровольно не признается в этом. Впрочем, его мог иметь и не один человек. Мосье Жак Рено, например. Он сейчас, правда, на пути в Южную Америку, но вполне вероятно, что он мог потерять свой ключ или у него этот ключ выкрали. Потом — садовник, он же служит здесь много лет. У какой-нибудь из молоденьких служанок наверняка есть возлюбленный. Снять слепок с ключа и выточить по нему новый — плевое дело. Словом, возможностей не счесть. Есть и еще одна особа, которая, по-моему, наверняка должна иметь ключ.
— Кто же это?
— Мадам Добрэй, — сказал сыщик.
— О! — воскликнул следователь. — Стало быть, вы и о ней знаете?
— Я знаю все, — невозмутимо изрек Жиро.
— Готов поклясться, что есть один факт, о котором вы не слышали, — сказал мосье Отэ, радуясь, что и он может щегольнуть осведомленностью. Он единым духом выложил все, что знал о таинственной ночной гостье и о чеке, выписанном на имя «Дьювин», а напоследок протянул мосье Жиро письмо с подписью «Белла».
— Все это крайне интересно, но моя версия остается в силе.
— И какова же ваша версия?
— Пока не время ее оглашать. Ведь я еще только начинаю расследование.
— У меня имеется к вам один вопрос, мосье Жиро, — сказал вдруг Пуаро. — Ваша версия объясняет, как дверь была открыта. Но вот почему ее оставили незапертой — об этом ваша версия умалчивает. Уходя, преступники, естественно, должны были запереть дверь, разве не так? Если бы, например, как это порою случается, к дому подошел полицейский, чтобы убедиться, что все спокойно, преступников могли тотчас обнаружить и схватить.
— Черт возьми, да они забыли. Простая оплошность, ручаюсь.
И тут Пуаро, к моему удивлению, почти слово в слово произнес то, что мы с мосье Бексом уже слышали от него накануне:
— Я не согласен с вами. Дверь оставили открытой то ли умышленно, то ли по необходимости, и любая версия, в которую этот факт не укладывается, обязательно окажется ошибочной.
Мы все в изумлении воззрились на Пуаро. Ведь представив такие неопровержимые улики, как окурок и спичка, Жиро посрамил его, думал я, да и сам Пуаро как будто не отрицал этого. И вот, пожалуйста, ничуть не бывало: как всегда, очень довольный собой, мой друг поучает самого Жиро, не испытывая при этом ни малейшей робости.
Сыщик подкрутил усы, насмешливо поглядывая на Пуаро.
— Стало быть, вы не согласны со мной? Хорошо, тогда прошу — ваши соображения. Итак, мы вас слушаем.
— Видите ли, тут есть одно обстоятельство, которое представляется мне весьма значительным. Скажите, мосье Жиро, вы не усматриваете в этом деле чего-то очень знакомого? Оно вам ни о чем не напоминает?
— Знакомого? Не напоминает ли чего? Погодите, погодите… Впрочем, нет, не думаю.
— Значит, не помните, — спокойно сказал Пуаро. — А ведь некое преступление, удивительно похожее на это, уже было однажды совершено.
— Когда? Где?
— Вот этого, к сожалению, не могу сейчас сказать, но вспомню непременно. Я-то надеялся, что вы мне подскажете.
Жиро недоверчиво хмыкнул.
— Таких дел, где фигурируют преступники в масках, полно. Разве все их упомнишь? Все преступления более или менее схожи между собой.
— Но ведь существует же такое понятие, как индивидуальный почерк. — Пуаро, неожиданно взяв менторский тон, обратился к нам ко всем: — Я говорю о психологии преступления. Мосье Жиро конечно же известно, что каждый преступник имеет свой особый метод. Расследуется, скажем, случай ограбления, и нередко можно довольно точно представить себе портрет преступника на основании тех приемов, которыми он пользуется. (Джепп наверняка подтвердил бы вам мои слова, Гастингс.) Человек мыслит стереотипами, и не важно, живет ли он в рамках закона или преступает его — он действует соответственно своему характеру. Сколько бы он ни совершил преступлений, все они будут как две капли походить друг на друга. Классический случай некий англичанин избавляется от своих жен, топя их в ванне[217]. Придумай он что-то другое, ему, вероятно, и по сей день удавалось бы избежать наказания. Но над ним тяготеет один из всеобщих законов человеческой психологии: преступник уверен — то, что сошло ему с рук однажды, удастся и второй раз, и третий. В результате он расплачивается за тривиальность своего мышления.
— Что же из всего этого следует? — усмехнулся Жиро.
— А то, что если перед вами два преступления, весьма схожих по замыслу и исполнению, то за ними обоими обычно стоит один и тот же автор. Я ищу этого автора, мосье Жиро, и я найду его. Ключ к разгадке — в психологии преступника. Вы много чего знаете об окурках и спичках, мосье Жиро, а я, Эркюль Пуаро, знаю человеческую психологию.
На Жиро это доводы, похоже, не произвели ни малейшего впечатления.
— Вот еще один факт, — продолжал Пуаро, — над которым стоит призадуматься. Часики мадам Рено на следующий день после убийства ушли вперед на два часа.
Мосье Жиро воззрился на него.
— Возможно, они всегда спешат?
— Говорят, действительно спешат.
— Ну, тогда все в порядке.
— И все равно, два часа — это уж слишком, — негромко заметил Пуаро. — А еще ведь эти следы на клумбе.
Он кивнул на открытое окно. Жиро устремился к окну.
— Но здесь нет никаких следов!
— Да, — невозмутимо отвечал Пуаро, поправляя стопку книг на столе. — Там их действительно нет.
Ярость исказила черты мосье Жиро. Пуаро, конечно, издевается над ним. Он двинулся было к ненавистному бельгийцу, но тут дверь отворилась, и Маршо доложил:
— Мосье Стонор, секретарь, только что прибыл из Англии. Он может войти?
Глава 10Габриель Стонор
Человек, который вошел в гостиную, мог поразить любое воображение. Необыкновенно высокий, атлетического сложения, с бронзовым от загара лицом и шеей, он разительно выделялся среди всех собравшихся. По сравнению с ним даже Жиро выглядел слабым и анемичным. Познакомившись с ним ближе, я понял, что Габриель Стонор — совершенно необыкновенная личность. Англичанин по рождению, он исколесил весь земной шар. Он охотился в Африке, путешествовал по Корее, владел ранчо в Калифорнии, занимался коммерцией в Полинезии.
Его зоркий взгляд безошибочно выделил из собравшихся мосье Отэ.
— Полагаю, вы ведете следствие по этому делу? Рад познакомиться, сэр. Какое чудовищное преступление! Как мадам Рено? Как она перенесла этот удар? Для нее это ужасное потрясение.
— Ужасно, ужасно, — сказал мосье Отэ. — Позвольте представить — мосье Бекс, комиссар полиции, мосье Жиро из Сюртэ. Этот джентльмен — мосье Эркюль Пуаро. Мосье Рено вызвал его, но мосье Пуаро прибыл слишком поздно, непоправимое уже свершилось. Друг мосье Пуаро — капитан Гастингс.
Стонор с интересом посмотрел на Пуаро.
— Он что, правда вызвал вас?
— Стало быть, вы не знали, что мосье Рено намеревался вызвать детектива? — удивился мосье Бекс.
— Нет, не знал. Однако эта новость нисколько меня не удивляет.
— Почему?
— Старик был здорово напуган. Причина, правда, мне не известна. Он не посвящал меня в эти дела, мы с ним никогда о них не говорили. Но напуган он был насмерть.
— Гм! И у вас нет никаких соображений на этот счет? — спросил мосье Отэ.
— Именно так, сэр.
— Извините, мосье Стонор, но мы должны соблюсти некоторые формальности. Ваше имя?
— Габриель Стонор.
— Давно ли вы служите секретарем у мосье Рено?
— Около двух лет, с тех пор, как он приехал из Южной Америки. Я познакомился с ним через нашего общего приятеля, и мосье Рено предложил мне эту должность. Между прочим, как босс он был превосходен.
— Рассказывал ли он вам о своей жизни в Южной Америке?
— Да, и немало.
— Не знаете ли вы, мосье Рено приходилось бывать в Сантьяго?
— Думаю, не однажды.