— Как в котором? В два или около того, — ответил я, удивленный таким вопросом. — Вы ведь помните, мадам Рено говорила, что она слышала, как часы пробили два раза, когда убийцы были в комнате.
— Совершенно верно, и вы, и следователь, и Бекс, и все остальные приняли слова мадам Рено на веру. Но я, Эркюль Пуаро, утверждаю, что мадам Рено лжет. Преступление было совершено по меньшей мере двумя часами раньше.
— Но доктора…
— Они объявили, осмотрев тело, что смерть наступила часов семь — десять назад. Mon ami, по какой-то причине кому-то необходимо уверить нас, что преступление произошло двумя часами позже, чем на самом деле. Вам, конечно, приходилось читать о том, как по разбитым часам устанавливают точное время преступления? И вот, чтобы подкрепить показания мадам Рено, кто-то переводит стрелки ее часиков на два часа, а потом с силой швыряет их об пол! Но, как часто случается, преступник сам себя перехитрил. Стекло разбилось, а механизм оказался цел. Да, это роковая оплошность с его стороны, ибо она сразу же позволила мне сделать два вывода: во-первых, мадам Рено лжет, во-вторых, преступникам позарез нужны были эти два часа.
— Интересно, зачем?
— О, в этом-то и вопрос, в этом вся загадка. Покуда я не могу этого объяснить. Правда, есть у меня одно соображение…
— Какое же?
— Последний поезд отправляется из Мерлинвиля семнадцать минут первого.
Постепенно что-то начинало брезжить в моем сознании.
— Стало быть, если считать, что преступление совершено в два часа, то любой пассажир этого поезда обеспечен безупречным алиби!
— Прекрасно, Гастингс! Вы попали в точку!
Я так и подпрыгнул.
— Надо немедленно навести справки на станции! Уверен, там не могли не заметить двух иностранцев, которые сели на этот поезд! Мы должны сию же минуту бежать туда!
— Вы так считаете?
— Ну, разумеется. Пойдемте же скорее!
Пуаро умерил мой пыл, коснувшись моей руки.
— Идите, Бога ради, если вам так хочется, mon ami, но на вашем месте я не стал бы расспрашивать там о каких-то двух иностранцах.
Я вытаращил глаза, и он, теряя терпение, пояснил:
— Ну-ну, неужели вы верите этому вздору? Неизвестные в масках и прочая чепуха! Чего только нет в cette histoirela![222]
Его слова так ошеломили меня, что я даже не нашелся, что ответить. А он уже невозмутимо продолжал:
— Разве вы не слышали, как я сказал Жиро, что кое-какие подробности этого дела показались мне очень знакомыми? Eh bien, значит, можно предположить два варианта: оба преступления задумал и совершил один и тот же человек или же наш убийца прочел когда-то сообщение о cause celebre[223] и в его подсознании запечатлелись все детали этого дела. Какую из этих двух возможностей предпочесть, я смогу сказать, только когда… — Тут он осекся.
Я перебирал в уме все, что так или иначе касалось преступления.
— Но как же письмо мосье Рено? Он ведь упоминает и о тайне, и о Сантьяго.
— Безусловно, мосье Рено окружала какая-то тайна — тут никаких сомнений быть не может. А Сантьяго, по-моему, специально нам подбросили, чтобы пустить следствие по ложному следу. Возможно, тот же трюк проделали и с мосье Рено, чтобы отвлечь его внимание от чего-то важного, что происходило у него под носом. О, будьте уверены, Гастингс, опасность, угрожавшая ему, исходила не из Сантьяго, она была здесь, во Франции, совсем рядом.
Он говорил так твердо, так убежденно, что я просто не мог не поверить ему. Правда, я попытался было выставить последний довод:
— А спичка и окурок, найденные рядом с трупом? Как же быть с ними?
Лицо Пуаро засветилось от удовольствия.
— Подброшены! Подброшены специально для таких, как Жиро и вся их шатия! О, он такой находчивый, наш Жиро, он так искусно идет по следу! Ни дать ни взять ищейка. А как доволен собой! Часами ползает на брюхе. «Смотрите, что я нашел!», а потом: «Что вы здесь видите?» А я — я отвечаю чистую правду: «Ничего!» И Жиро, наш прославленный Жиро смеется и думает про себя: «Господи, вот глупый старикашка!» Но мы еще посмотрим…
Однако мои мысли все время возвращались к загадочным обстоятельствам этого дела.
— Стало быть, вся эта история об иностранцах в масках?..
— Ложь от начала до конца.
— А что же было на самом деле?
Пуаро пожал плечами.
— Этого никто не знает, кроме мадам Рено. Но она ничего не скажет. Ее не проймешь ни мольбами, ни угрозами. Это редкая, необыкновенная женщина, Гастингс. Я как только ее увидел, сразу понял, что дело придется иметь с незаурядной личностью. Вначале, как я уже говорил, мои подозрения пали на нее, я было Предположил, что она замешана в преступлении, но потом переменил свое мнение.
— Что же толкнуло вас к этому?
— Искренний, неподдельный взрыв отчаяния в тот момент, когда она увидела тело мужа. Могу поклясться, в этом крике звучала самая настоящая, душераздирающая боль.
— Да, — сказал я задумчиво, — тут невозможно ошибиться.
— Прошу прощения, мой друг, но ошибиться можно всегда. Возьмите великую актрису, она вам так сыграет горе и отчаяние, что вы не усомнитесь в их подлинности! Нет уж, даже самое свое сильное и, казалось бы, безошибочное впечатление я непременно подвергаю проверке, и только тогда чувствую себя удовлетворенным. Незаурядный преступник может быть и незаурядным актером. В данном случае моя уверенность основана не только на моих собственных ощущениях, но и на бесспорном факте — ведь мадам Рено и впрямь лишилась сознания. Я поднял веко и проверил пульс. Никакого обмана — мадам Рено пребывала в глубоком обмороке. Итак, я убедился, что ее горе — подлинное, а не напускное. Кроме того, небезынтересна еще одна деталь — у мадам Рено не было никакой необходимости выказывать безутешную печаль. Ведь у нее уже случился припадок, когда она узнала о смерти мужа, и можно было не симулировать обморок при виде тела. Нет, мадам Рено не убивала своего мужа. Но почему она лжет? То, что она говорит о своих часах, — ложь, о неизвестных в масках, — ложь. И это еще не все, — она солгала и в третий раз. Скажите, Гастингс, что вы думаете по поводу незапертой двери?
— Ну-у, — начал я растерянно, — полагаю, это оплошность. Ее просто забыли запереть.
Пуаро со вздохом покачал головой.
— Так же говорит и Жиро. Меня это объяснение не удовлетворяет. Эта дверь играет важную роль, какую — пока еще не могу постичь. Однако я совершенно уверен в одном — убийцы вышли из дома не через дверь. Они вылезли в окно.
— Как?
— А вот так.
— Но ведь под этим окном на клумбе нет никаких следов.
— Нет., но они должны были там быть. Послушайте, Гастингс, Огюст, садовник, как вы сами слышали, сказал, что вчера вечером посадил герань на обеих клумбах. На одной из них — полно следов от его больших, подбитых гвоздями сапог, а на другой — ни одного! Понимаете? Кто-то прошел по этой клумбе и, чтобы стереть свои следы, разровнял землю граблями.
— А где они взяли грабли?
— А где они взяли лопату и садовые перчатки? — нетерпеливо возразил Пуаро. — Раздобыть все это было совсем нетрудно.
— Скажите хотя бы, как вы думаете, почему они выбрали этот путь? По-моему, более вероятно, что они влезли в окно, а вышли из дома через дверь.
— Возможно, конечно, и так. Однако я убежден — они вылезли в окно.
— Думаю, вы ошибаетесь.
— Возможно.
Я предался размышлениям по поводу нового и неожиданного для меня поворота, который открылся в этом деле после того, что сказал мне мой друг. Мне вспомнилось, как удивляли меня таинственные намеки Пуаро на особую важность следов на клумбе и часиков мадам Рено. Разглагольствования Пуаро начисто лишены смысла, думал я тогда, и только сейчас, в первый раз за все это время, я понял, что эти, как мне казалось, мелочи позволили моему другу приподнять завесу тайны, которой окружено убийство. И как блестяще он распутывает этот загадочный клубок! Мысленно я отдал ему запоздалую дань восхищения.
— Между прочим, — заметил я глубокомысленно, — несмотря на то, что сейчас нам известно гораздо больше, чем прежде, мы нисколько не приблизились к ответу на главный вопрос — кто убил мосье Рено.
— Да, — бодро согласился Пуаро. — Фактически сейчас мы даже дальше от него.
Казалось, это признание доставляет моему другу особое удовольствие. Я удивленно воззрился на него. Он поймал мой взгляд и улыбнулся.
Внезапно догадка озарила меня.
— Пуаро! Я, кажется, понял — мадам Рено, должно быть, кого-то выгораживает.
Мой друг довольно спокойно отнесся к моему озарению, из чего я заключил, что эта мысль уже приходила ему в голову.
— Да, — задумчиво согласился он. — Выгораживает кого-то… или кого-то покрывает. Одно из двух.
Мы уже входили в гостиницу, и Пуаро знаком предложил мне помолчать.
Глава 13Девушка с тревожным взглядом
Аппетит у нас оказался превосходный. Вначале мы ели молча, потом Пуаро ехидно заметил:
— Eh bien! А теперь поговорим о ваших безрассудных похождениях. Не желаете ли рассказать подробнее?
Я почувствовал, что краснею.
— А, это вы насчет сегодняшнего утра? — Я силился принять самый беззаботный вид.
Но где мне было тягаться с Пуаро! Не прошло и пяти минут, как он вытянул из меня буквально все, до мельчайших подробностей.
— Tiens! Весьма романтично! Как зовут очаровательную юную леди?
Мне пришлось сознаться, что я не знаю.
— Час от часу не легче! Таинственная незнакомка! Сначала rencontre[224] в парижском поезде, потом здесь. Недаром говорят, на ловца и зверь бежит.
— Не городите чепухи, Пуаро.
— Вчера — мадемуазель Добрэй, сегодня — мадемуазель Сандрильона! Решительно, Гастингс, у вас прямо-таки восточный темперамент. Не завести ли вам гарем?
— Вам только дай повод посмеяться надо мной! Мадемуазель Добрэй — прелестная девушка, ее красота просто поразила меня, я и не скрываю этого. А та, другая… Думаю, я вообще никогда больше с ней не увижусь.