— И ни слова о ком-то, пытавшемся проникнуть в ее квартиру?
— Ни звука, — сказала Рогерссон и покачал головой.
— Поезжай к ней домой и побеседуй с ней снова, — приказал Бекстрём. — Сразу же. И прихвати с собой Саломонсона.
— Конечно, — кивнул Рогерссон.
— Неужели все так просто и это правда, — предположил Бекстрём. — Тот же самый псих позвонил Линде, и у нее хватило глупости его впустить?
Утреннее совещание прошло не лучшим образом, несмотря на то что его вел сам Бекстрём. Большинство, похоже, просто сидели и ждали доклада экспертов, и прежде всего обещанного и крайне интересного сообщения из Государственной криминалистической лаборатории относительно типа ДНК преступника. Основная часть времени ушла на дискуссию о том, что все прочитали в газете в то же утро и что очень глубоко задело Бекстрёма. Надо же, средства массовой информации неожиданно перехватили инициативу в его собственном расследовании убийства. Но он не собирался обсуждать ситуацию с коллегами.
Как часто случалось ранее, мнения разделились.
— Я думаю, она просто не осмелилась рассказать это нам, когда мы допрашивали ее. Боялась просто-напросто, — сказал тот, кто решился высказаться первым.
— Но есть и другая возможность. Она ведь фактически могла придумать все с целью привлечь внимание к своей персоне или озвучила сфабрикованную журналистами сенсацию, — возразил следующий.
— Не исключено, что истина лежит где-то посередине, — констатировала третий. — Например, ее собаки принялись лаять среди ночи, но вовсе не из-за кого-то, пытавшегося проникнуть к ней в квартиру. Причиной ведь мог стать какой-нибудь автомобиль или пьяница на улице?
Таким образом все продолжалось еще час, пока Бекстрём не взял бразды правления в свои руки и не прервал дебаты.
— Разберемся, — сказал он и повернулся к Энокссону, который также пока не проронил ни звука. — Есть смысл отправлять тебя и твоих парней туда, чтобы снять отпечатки пальцев с ее двери?
— Они уже в пути, — сообщил Энокссон.
«Наконец-то, — подумал Бекстрём. — Настоящий полицейский».
После совещания Бекстрём отвел в сторону коллегу Сандберг, чтобы снова дать отдых своим усталым глазам и одновременно выяснить, как продвигались дела со свидетелями в окружении жертвы.
— Как дела, Анна? Что с проверкой тех, кто был в кабаке в четверг вечером? — спросил Бекстрём и дружелюбно улыбнулся.
По данным ассистента Сандберг, речь шла примерно о двух сотнях человек, которые либо находились в самом заведении, когда Линда появилась там после одиннадцати, либо пришли туда в течение вечера, пока она еще оставалась там. Из них опросили уже почти сотню. Большинство добровольно дали о себе знать, когда полиция через местные средства массовой информации обратилась к ним с просьбой помочь следствию. В данную группу входило также шесть товарищей Линды по полицейской школе, ее подруга, работавшая в полиции на гражданской должности, а также еще четверо полицейских, включая Анну Сандберг.
— И у тебя нет никаких подозрений в отношении кого-то из нынешних или будущих коллег, — констатировал Бекстрём.
— Нет, — ответила Анна, явно не обрадованная вопросом. — По крайней мере, я не обнаружила ничего такого. Ответ отрицательный.
— Как тогда обстоят дела с другими? — продолжил Бекстрём. — В том районе хватает всякой шпаны? Странных типов, которые не дали знать о себе? Что нам известно о них?
«До чего же у всех баб туго с чувством юмора», — подумал он.
Никаких странностей, если верить Анне. Шпаны там тоже хватало, хотя чего еще ожидать с учетом места и времени. Вообще с большинством из означенной группы уже успели побеседовать, и они были столь же ошарашены, как и все другие, убийством Линды. Никого подозрительного среди них, по мнению Анны, не было выявлено.
— Итак, есть еще по крайней мере пятьдесят человек, относительно которых мы не имеем ни малейшего представления, — констатировал Бекстрём.
Прямо как в детективном романе.
— Да, — подтвердила Анна. — В худшем случае именно о таком количестве идет речь. Но, на мой взгляд, их меньше.
— И как нам тогда добраться до них? — настаивал Бекстрём.
Анна считала, что следственную группу наверняка ждет долгая и кропотливая работа. Во-первых, было время отпусков, во-вторых, многие не имели желания афишировать свое присутствие в кабаке, пусть они даже не встречались и не разговаривали с жертвой убийства. Вдобавок коллега Сандберг имела личное суждение на сей счет.
— Я тут подумала немного и не знаю, честно говоря, есть ли смысл тратить на это силы.
— И почему же? — спросил Бекстрём. «А она тоже лентяйка», — заключил он.
По словам Анны, имелось много причин. Масса работы, и, независимо от предпринимаемых усилий, она не верила, что им удастся найти всех, кто находился там в тот вечер.
— Ты хотела еще что-то добавить? — спросил Бекстрём.
«Черт возьми!» — выругался он про себя.
— Вот что интересно, — сказала Анна. — Нет никаких указаний на кого-то, кто ушел с ней из кабака или последовал за ней оттуда. Или что она договорилась позднее встретиться с кем-то, кого там увидела. Если дело обстоит так, как ее соседка расписала в газете, то она стала случайной жертвой настоящего психа? По-моему, большинство фактов говорит в пользу такой версии?
— Этого мы не знаем наверняка, — отрезал Бекстрём. — Ни ты, ни я, — добавил он И подумал: «Ты уж тем более».
— То есть мы работаем дальше, — констатировала Анна.
— Правильно понято, — сказал Бекстрём. — Я хочу, чтобы всех, кто находился в кабаке, идентифицировали и допросили, а если мы тем временем найдем преступника где-то в другом месте, то бросим эту работу. На это у меня ума хватит.
— Понятно, — сказала Анна коротко.
— Еще одно дело, — продолжал Бекстрём. — Ты предлагала мне взглянуть на ее еженедельник.
— Естественно, — кивнула Анна. — Хотя боюсь, он тоже не содержит ничего интересного. По крайней мере, я ничего не нашла.
— Эксперты закончили с ним? — спросил Бекстрём.
— Конечно, — ответила Анна. — Только отпечатки пальцев Линды. Никаких других.
— Прекрасно, — сказал Бекстрём и ухмыльнулся.
— Что ты имеешь в виду? — Анна подозрительно посмотрела на него.
— Мне не понадобится изучать его в чертовых резиновых перчатках, — сказал Бекстрём.
— Да, правильно, — согласилась Анна. — У нас все тогда или?..
— Конечно. — Бекстрём пожал плечами.
«Как баба со столь клеевыми сиськами может быть такой дьявольски угрюмой?» — спросил он себя.
18
Странное лето. Самое странное с незапамятных времен и на памяти обычных людей при условии, что они успели уже достаточно пожить. Оно началось еще в мае и, казалось, никогда не закончится. Изо дня в день нещадно палило солнце, постоянно побивая один местный температурный рекорд за другим, и оно, по большому счету, справедливо распределило жару по всей стране.
Во вторник 18 июля пришло время для нового национального рекорда. Прежний был зафиксирован именно в Смоланде около шестидесяти лет назад. 29 июня 1947 года термометр показывал ровно тридцать восемь градусов в Молилле, и, если сейчас сам Господь ведал погодой, Он явно не чурался заботы о своей пастве. Как иначе объяснить, что в три часа дня во вторник 18 июля столбик термометра поднялся до 38,3 градуса по Цельсию в Векельсонге, в нескольких десятках километров к югу от Векшё. И естественно, в тени.
В Векшё же было относительно прохладно. Когда Левин и Ева Сванстрём оставили здание полиции сразу после часу ради позднего обеда в городе, вся площадь Оксторгет, казалось, утонула в солнечном мареве, хотя температура на улице не превышала тридцати двух градусов.
Сам не зная почему, Левин испытал хорошо знакомое ему беспокойство. Вдобавок он провел все время после пробуждения на своем временном рабочем месте, где исправно трудился кондиционер, и готовность Левина окунуться в жаркую атмосферу оставляла желать лучшего.
— Нам, пожалуй, стоит остаться внутри, — предложил он и нерешительно улыбнулся Еве Сванстрём.
«Что, собственно, происходит? — подумал он. — В Швеции разгар лета».
— А по-моему, погода просто фантастическая. — Ева улыбнулась счастливо и раскинула руки в очень нешведском жесте. — Пошли же, Янне. Обещаю, ты будешь сидеть в тени.
Новости вечером и утром следующего дня большей частью касались этого катаклизма, а местные средства массовой информации продемонстрировали яркий пример так называемого местечкового патриотизма. Они написали, что «жарче всего на шведской земле по-прежнему у нас в Смоланде». А в анонсе «Барометра» даже осмелились назвать Смоланд новой Ривьерой Северной Европы, тогда как газета «Смоландспостен», как и в большинстве случаев ранее, проявила большую сдержанность, поскольку каждый истинный смоландец знал, что гордыня до добра не доведет.
Точно так же, как и во всех крупных газетах, там дали слово экспертам — и тем, кто предупреждал о парниковом эффекте, и тем, кто отрицал его существование со ссылкой на то, что природа периодически подбрасывает подобные сюрпризы, чему можно найти множество свидетельств в истории, например тот факт, что человек возделывал виноград на самом севере Норланда еще в бронзовом веке. И в основном все эксперты считали своим долгом дать медицинские советы читателям.
Всем рекомендовали по возможности держаться в тени, избегать любых ненужных физических нагрузок, много пить и защищать голову с помощью головных уборов. Особенно это касалось людей в возрасте или самых молодых, тех, кто имел высокое давление или проблемы с сердцем. И естественно, ни при каких условиях даже на короткое время нельзя было оставлять собак и маленьких детей в запертых и припаркованных автомобилях.
Вечерние газеты оставались верными себе. Мимоходом отдав долг метеорологическим проблемам, они обратились к более серьезным вещам вроде связи между невыносимой жарой и ростом насильственных преступлений этим летом. Не говоря уже об убийстве Линды.