Единственные проблемы фактически возникли со стороны их собственных коллег.
Первой отказалась троица, которая в ночь убийства находилась в кабаке. После приватных разговоров двое из них сдались, но третий все еще упрямился, призвав на помощь профсоюз. По его собственным словам, он вдобавок собирался пожаловаться на Бекстрёма и прочих так называемых коллег из Главной криминальной полиции инспектору по юридическим вопросам. По крайней мере, чтобы таким образом заставить их немного подучить законы. Со стажером же все обстояло еще хуже. Попытки связаться с ними по домашнему или мобильному телефону не принесли результата. Ему оставили массу сообщений на автоответчике, но он все еще не дал знать о себе.
Олссон пребывал не в лучшем настроении, и прежде всего его беспокоили трое коллег, чьи образцы ДНК Бекстрём захотел получить из-за их прежних заслуг. Олссон не видел никаких проблем с любителем поколотил жену и с инструктором по стрельбе, достававшим свою ученицу непристойными предложениями. Не о них он сейчас собирался доверительно побеседовать с Бекстрёмом.
— Между нами говоря, я охотно посмотрел бы, как их обоих вышибут из полиции, — объяснил Олссон.
«Какое отношение это, черт побери, имеет к тебе и ко мне», — подумал Бекстрём и довольствовался кивком.
Но его мнение о бывшем тренере по футболу отличалось от отношения к данной парочки. Во-первых, он знал парня лично и мог поручиться за него. Тот был невиновен, и с ним обошлись несправедливо. Во-вторых, он не мог взять на себя ответственность даже предложить ему добровольно сдать анализ ДНК.
— Я не хочу, чтобы его жизнь оказалась на моей совести, — объяснил Олссон. — Он все еще находится в глубокой депрессии, как ты понимаешь.
— Конечно, это любому ясно, — согласился Бекстрём. — Но, как мне кажется, юнцы никогда не лгут, если речь идет о сексуальных домогательствах?
Олссон, естественно, согласился с ним. Какие возражения, все правильно, но в данном конкретном случае скорее ее родители стояли за всей историей. А его безосновательно обвиненный коллега и хороший друг (если, конечно, девушка придумала все сама) в таком случае являлся исключением, только подтверждающим правило.
— Я надеюсь на твое понимание, Бекстрём, — сказал Олссон.
— Естественно, — ответил тот. — Мы ведь надеемся, что нам удастся поймать преступника, который устроит нас всех. У тебя есть еще что-нибудь?
«А не взять ли нам ДНК и у Олссона тоже», — подумал он.
Олссона мучила еще одна проблема. Сумасшедший из Далбю, который по-прежнему находился на свободе, хотя Национальное спецподразделение и взяло в кольцо весь регион и постепенно прочесывало его квадратный километр за квадратным километром.
— Как по-твоему, это может быть наш человек? — спросил Олссон и с надеждой посмотрел на Бекстрёма.
— Я проследил ту же мысль в наших вечерних газетах, — ответил Бекстрём. — Они ссылаются на какой-то высокопоставленный источник из этого дома, но если тебе интересно, они уж точно разговаривали не со мной.
— Естественно, нет, Бекстрём, — уверил его Олссон. — Но что ты сам думаешь о данной гипотезе?
— На мой взгляд, высокопоставленный источник в этом здании такой же дебил, как и его друзья, которые пишут в газете, — сказал Бекстрём.
Вечером Бекстрёму позвонила Карин и спросила, почему он не давал знать о себе. Сама она уезжала на выходные к старой матери, что само по себе ничему не помешало бы, если бы Бекстрём позвонил ей и оставил сообщение на автоответчике.
— Навалилась масса дел в последнее время, — сказал Бекстрём в качестве извинения. «Так, говоришь, навестила мамочку? Надо же», — подумал он.
— Ты ничего не можешь мне рассказать? — спросила она в манере, в которой обычно задавала вопросы.
— Готов поделиться только сведениями личного характера. Мое домашнее животное умерло. Я попросил одного товарища позаботиться о нем, пока сам в отъезде и расследую убийство, но это явно не помогло.
— Боже, как печально! — сказала Карин взволнованно. — Это была собака или кошка?
«За кого она меня принимает, — подумал Бекстрём. — Только бабы и педики держат котов».
— Молодой песик, — солгал он. — Маленький шалунишка. Его звали Эгон.
— Боже, как печально, — повторила Карин, которая, судя по ее тону, любила животных и глубоко сопереживала чужому горю. — Всего лишь щенок, а какое милое имя. Тогда я понимаю, как тебе тяжело. Ты можешь рассказать, что, собственно, случилось?
— Он утонул, — сообщил Бекстрём. — Не обижайся, но я не хотел бы…
— Я понимаю, тебе трудно говорить об этом, — сказала она.
— Давай созвонимся завтра, — предложил Бекстрём. — Набери мой номер, если захочешь перекусить.
«Глупые бабы», — подумал он.
Бекстрём старательно избегал Рогерссона, поскольку у него имелись основания подозревать коллегу в убийстве малютки Эгона. Рогерссон, похоже, даже не заметил этого и вел себя как обычно.
«Что с таких возьмешь, настоящие психопаты, — размышлял Бекстрём. — Они думают только о себе».
Рогерссон, однако, оказался закомплексованным убийцей, поскольку он как раз постучал в дверь Бекстрёма. Причем в слишком деликатной для себя манере.
Скорее всего, из-за угрызений совести, как подумал Бекстрём, и опять же в качестве некоего жеста примирения он принес с собой сумку пива и открытую бутылку виски.
— Я понимаю, как тебе тяжело, — посочувствовал Рогерссон, а поскольку Бекстрём не был злопамятным, им постепенно удалось нормализовать свои отношения и вернуть ту дружескую атмосферу, которая всегда существовала между ними.
— Выпьем за Эгона, — сказал Рогерссон.
— Выпьем, друг мой, — согласился Бекстрём. — За Эгона, — добавил он торжественно, встал и поднял свой бокал.
Утром после того, как он и Рогерссон поминали Эгона, у него наконец появился достойный подозреваемый.
«Так можно и в Бога поверить», — подумал Бекстрём, почувствовав хорошо знакомое возбуждение.
28
Еще до утренней встречи Торен позвонил своему знакомому в полицию Гётеборга и попросил его помочь взять пробу ДНК у Похотливого Карлссона. Знакомый пообещал, по крайней мере, попытаться и сразу же сообщить результат.
Он тут же набрал номер мобильника ловеласа, и тот сразу ответил. Несмотря на раннее время, он уже сидел в ресторанчике под открытым небом в Марстранде и наблюдал за девицами.
— Как проходит отпуск, — поинтересовался знакомый Торена, который считал, что вперед следует двигаться осторожно, независимо от того, о чем далее пойдет речь.
— Просто фантастически, — сообщил Карлссон. Он потратил отпуск на поездку вдоль западного побережья. Начал в Стрёмстаде далеко на севере и далее двинулся через Люсекиль, Смёген и прочие небольшие населенные пункты, чьи названия уже забыл. Сейчас он сидел на причале в Марстранде в нескольких десятках километров к северу от Гётеборга.
— Все просто замечательно, — повторил Карлссон радостно. — Девчонок здесь пруд пруди. Им просто несть числа. А погода лучше не пожелаешь!
Он спокойно отнесся к предложению добровольно сдать пробу ДНК. Ему уже не раз приходилось проходить данную процедуру в связи с различными делами об отцовстве в Швеции и по всему миру, и он всегда выходил сухим из воды.
— Просто фантастика какая-то, — сказал Карлссон еще более счастливым голосом. — Я ни разу не попался. Словно у меня иммунитет на подобное дерьмо.
В целях экономии времени они также договорились, что он (как только появится окошко в его насыщенной программе) заглянет в ближайший полицейский участок в Марсгранде и сделает все необходимое.
«И какой сейчас от этого будет толк?» — подумал знакомый Торена, положив трубку.
Адольфссон и фон Эссен не принимали участия в утренней встрече, поскольку теперь считались специальным патрулем расследования, в чью задачу входило добывать пробы ДНК. Для них день тоже начался крайне удачно. Сначала они разобрались с инструктором по стрельбе, который оказался старым знакомым Адольфссона и принадлежал к той же самой охотничьей команде, что и он. А потом, окрыленные успехом, попытали счастья с ранее отказавшимся коллегой из кабака. Тот сидел дома и доводил до ума заявление для инспектора по юридическим вопросам, но после разговора с Адольфссоном и фон Эссеном и у него здравый смысл взял верх.
— Чем мы займемся сейчас? — спросил Адольфссон.
— Разберемся со стажером, который откровенно отказывается отвечать по своим телефонам, — сказал фон Эссен. — И таким образом закончим со всеми, кто находился в ночном клубе вместе с Линдой, — объяснил он.
Утреннее совещание началось с оценки текущей ситуации, но затем речь главным образом шла об их пробах. И в виде исключения все собравшиеся были едины во мнении. Если другие способы не сработают, их преступник все равно рано или поздно попадется в сеть ДНК. Единственным сомневающимся оказался Левин.
— В таком подходе есть одна серьезная опасность, — сказал он осторожно, кивнув в сторону доски объявлений и прикрепленной к ней таблице статистики уже охваченных тестированием лиц.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Олссон.
— В конечном счете поиски преступника могут потерять четкие ориентиры, — пояснил Левин. — Подобное случалось ранее, и сейчас, даже имея ДНК преступника, мы вовсе не обязательно его найдем. У меня есть полдюжины примеров на сей счет.
«Можешь говорить все что угодно, чертов бунтарь, я же собираюсь взять пробы у всего мира, если это понадобится», — подумал Бекстрём.
— А что скажешь ты? — Олссон повернулся к Бекстрёму.
— Я слышал это и раньше, — отчеканил Бекстрём. — От того же человека, как ни странно, — добавил он и получил в награду несколько улыбок своих коллег. — Сейчас же от нас требуется отсеять всех, кто не имеет никакого отношения к делу, — продолжил он. — Как можно раньше, и лучшего ориентира не существует, если ты спросишь меня.
«Занимайся своим делом, а я позабочусь об остальном», — подумал Бекстрём и угрюмо посмотрел на Левина.