— В крайнем случае я, наверное, смогу поставить их на место, — сказал Олссон и распрямил спину.
Олссон — молодчина, подумал комиссар полиции лена, и, будь такая возможность, он попросил бы его позвонить вновь назначенному шефу ГКП. Этот разговор ему, по большому счету, требовалось провести сразу, и он опасался его уже с самого утра. Как они называют его? — постарался вспомнить он. Мясник из Одалена?
Сам он встречался с этим человеком всего несколько раз, но этого ему хватило с лихвой, чтобы понять, как тот заслужил свое прозвище. Высокий, крупный норландец из тех, кто мало говорит, но обладает таким взглядом, от которого мороз пробегает по коже.
Некая залетная птица в рядах полиции, без соответствующей подготовки, образования и даже просто юридического ликбеза за спиной. Комиссар испытал новый прилив беспокойства.
«Пожалуй, самое надежное позвонить самому», — подумал он и, отбросив в сторону сомнения, набрал номер мобильного телефона, который еще неделю назад принадлежал его бывшему однокашнику.
— Юханссон, — ответил грубый голос на другом конце линии.
Главкримп Ларс Мартин Юханссон был не единственным в ГКП, у кого тогда состоялся разговор с полицией Векшё. Одновременно шеф группы НПО Пер Йёнссон набрал номер коллеги Бекстрёма с целью предложить ему свои услуги в связи с находкой ДНК преступника в угнанном автомобиле, о которой он только что услышал.
«Это же просто замечательный случай в очень изящной манере рассчитаться за все те оскорбления, какие я выслушал от Бекстрёма при последней встрече», — решил Йёнссон.
— Я, честно говоря, не понимаю суть проблемы, — перебил собеседника Юханссон после того, как ему довольно долго пришлось выслушивать тирады комиссара полиции лена. — Разве не твои люди руководят расследованием? — уточнил он. — Я считал, Бекстрём и остальные коллеги с нашей стороны у вас только в качестве помощников.
«Что, конечно, не лучший вариант, если иметь в виду Бекстрёма, но с данной неприятностью я разберусь позднее», — подумал Юханссон.
— Ну, само по себе все так и есть, — согласился комиссар. — Один из моих самых доверенных сотрудников, очень опытный коллега из криминальной полиции лена, руководит расследованием.
— Приятно слышать, — сказал Юханссон. — Тогда ты можешь передать привет моим парням и пожелание вести себя хорошо, иначе им достанется на орехи. Кстати, если хочешь, чтобы я забрал их домой, мне нужна бумага от тебя.
— Нет, ни в коем случае, они работают просто замечательно, — уверил комиссар полиции лена, чьи руки, несмотря на жару, покрылись холодным потом.
— Так и договоримся, — сказал Юханссон.
«До ужаса примитивный человек», — подумал комиссар.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, Пелле, — сказал Бекстрём, который, похоже, пребывал в отличном настроении. — Ты звонишь спросить, не можешь ли ты и твои дружки из архива помочь мне и моим коллегам с чем-то таким, до чего мы еще не дошли своим умом.
— Можно и так сказать, Бекстрём, — ответил Йёнссон спокойно. — Я звоню тебе, чтобы предложить нашу аналитическую экспертизу по причине находки ДНК в автомобиле, который вы обнаружили.
— Но тогда я все правильно понимаю. Ты звонишь спросить, не можешь ли ты помочь нам в чем-то, до чего мы еще не успели додуматься.
— Да, если ты предпочитаешь выражать суть дела таким образом.
— Ответ: нет. Повторяю: нет, — произнес Бекстрём громко и четко одновременно с тем, как отключил свой телефон, поскольку считал это, вне сомнения, наилучшим способом заканчивать разговор особенно с такими, как коллега Йёнссон.
«Малыш Пелле Йёнс получил свое».
56
На следующий день самая крупная из двух вечерних газет напечатала репортаж о похоронах Линды Валлин («ТРАУР ПО ЛИНДЕ»), и, судя по его содержанию и по фотографиям, данные материалы она, скорее всего, получила не от своих собственных корреспондентов. Текст был выдержан в традиционном стиле, естественно, проникнут глубоким сочувствием, но в остальном мог касаться любых проводов в мир иной. И иллюстрирован крупнозернистыми снимками кладбища, которые были сделаны с большого расстояния и с таким же успехом могли относиться к какой угодно погребальной процессии. Ни репортер, ни фотограф не числились среди сотрудников газеты. Их имена ничего никому не говорили, а у статьи вдобавок под заголовком отсутствовала традиционная строка с указанием автора, что выглядело еще более странно, поскольку репортаж занимал целую полосу в лучшем месте раздела новостей.
Материал, претендовавший на звание сенсации, находился на противоположной стороне разворота и оккупировал почетную верхнюю позицию среди анонсов («ОХОТНИКИ ЗА УБИЙЦЕЙ ВСЮ НОЧЬ СМОТРЕЛИ ПОРНОФИЛЬМЫ»), и, совершенно независимо от его содержания, уже по названию, даже без необходимости знакомиться с текстом, любой обычный читатель сразу понимал, что же, собственно, произошло. В то время как семья Линды и ее ближайшие друзья, каменея от горя, провожали девушку в последний путь, полицейские из ГКП, на которых лежала главная ответственность за поимку убийцы, развлекались в отеле.
— Я ни черта не понимаю, — ныл Рогерссон, когда они в служебном автомобиле преодолевали полкилометра между отелем и зданием полиции. — Не смотрел я никакую порнуху.
— Наплюй на это, — произнес Бекстрём небрежно. — Нашел о чем переживать, мало ли что они придумают.
Его память сейчас работала значительно лучше, чем когда Рогерссон был у него в последний раз, и перед ним теперь стояла задача любой ценой избежать разоблачения. А поскольку он прекрасно умел прятать концы в воду, ситуация его особенно не беспокоила. Ему просто требовалось сохранять невинную мину, качать головой, если кто-нибудь спросит, и при необходимости просто кипеть от возмущения по поводу того, какой ерундой люди занимаются, если вдруг покажется, что просто отрицательного ответа мало.
В отличие от него Ларс Мартин Юханссон отнесся к произошедшему крайне серьезно. Уже за утренним кофе он взял злополучную вечернюю газету к себе в кабинет, бегло ознакомился с ее содержанием и быстро разобрался, что к чему. Почему-то он подумал о Бекстрёме, когда вызвал к себе интенданта, начальника Бекстрёма и его коллег.
— Садись, — сказал Юханссон и кивнул интенданту на стул для посетителей, когда тот вошел в его кабинет. — У меня к тебе один вопрос, — продолжил Юханссон. — Кто отправил Бекстрёма в Векшё?
Это было покрыто мраком, по словам его собеседника. Но одно он знал наверняка: приказ исходил не от него. Поскольку он сам находился в отпуске, а будь он на работе, Бекстрём все равно стал бы последним, кого он назначил руководить деятельностью Государственной комиссии по расследованию убийств в Векшё. Зато он фактически постарался обезопасить себя от подобных ситуаций, прежде чем отправился отдыхать.
— Он должен был ознакомиться со старыми, зашедшими в тупик расследованиями, лежащими у нас мертвым грузом, — объяснил интендант.
Юханссон ничего не сказал. Взамен он просто одарил своего посетителя взглядом, который по какой-то причине вспомнился полицмейстеру Векшё днем ранее.
— Если шеф хочет знать мое мнение, то я почти уверен, что сам Нюландер принял это решение, — добавил интендант и нервно откашлялся.
— Бери бумагу и ручку, — сказал Юханссон и кивнул своей жертве. — Я хочу знать следующее…
57
Уже в понедельник после обеда украденный автомобиль оказался в гараже здания полиции. Энокссон и его коллеги сразу же занялись им и уже сутки спустя смогли поделиться с разыскной группой первыми находками. В машине обнаружили множество отпечатков пальцев. Два из них совпадали с теми из всего пяти неидентифицированных, которые с большой долей вероятности считали принадлежавшими преступнику. Также удалось найти голубые волокна на спинке водительского сиденья. Их отправили далее в Государственную криминалистическую лабораторию, но, согласно предварительной оценке экспертов из Векшё, сделанной путем сравнения под микроскопом с уже имевшимися в техническом отделе образцами, многое говорило за то, что они были от той же эксклюзивной кашемировой ткани, остатки которой оказались на месте преступления.
Потом нашли и все другое. То, что обычно находили, достаточно тщательно исследуя любой связанный с каким-либо подозрительным деянием автомобиль. Песок, гравий и обычную пыль на полу, множество волос и волокон ткани на ковриках и сиденьях, старые квитанции и другие бумаги, валявшиеся в бардачке и в других местах. В багажнике находился домкрат плюс обычный набор инструмента, красный детский зимний комбинезон и старое детское кресло. Помимо автомобиля, их коллеги из полиции Нюбру обнаружили в зарослях, в нескольких метрах от него, выброшенную пустую десятилитровую канистру. Зато не удалось найти никаких следов крови, спермы или других в данной связи интересных биологических жидкостей.
Модус операнди преступника говорил сам за себя. Вставленная в замок зажигания отвертка, сломанный на классический манер блокиратор руля, окурок самокрутки с марихуаной в пепельнице, попытка поджечь машину, чтобы таким способом уничтожить все следы. В итоге напрашивался вывод о классическом уголовнике.
Человеке, за которым числился длинный список противоправных деяний в регистре наказаний и многочисленные контакты в прошлом как с полицией, так и с криминальным миром. Даже то обстоятельство, что ему не удалось поджечь автомобиль, очевидно из-за недостатка бензина, говорило о том же. В общем, речь, скорее всего, шла о суетливой, несобранной и вдобавок периодически находящейся под кайфом личности.
Два обстоятельства не вписывались в картинку, предложенную Энокссоном, и с первым он еще мог как-то смириться. Голубые волокна от дорогого свитера можно было объяснить тем, что преступник где-то его украл. Оставался почти невероятный факт. Его пальчики отсутствовали в полицейском регистре, когда все иное указывало на то, что они должны там находиться. И если это было именно то исключение, которое подтверждает правило, то прошло целых тридцать лет, прежде чем оно появилось в полицейской практике Эноссона.