«Время чудес явно еще не прошло», — подумал он, вообразив перед собой толстого коротышку из Государственной криминальной полиции Стокгольма.
— Случилось что-нибудь? — спросил фон Эссен.
— Теперь мы сварим клей из этого идиота, — прошипел Бекстрём на другом конце линии, и в то самое мгновение фон Эссен понял, что для них с Адольфссоном ожидание закончилось. По крайней мере, на этот раз.
Не прошло и получаса, как Бекстрём и Рогерссон присоединились к парочке наблюдателей. Они припарковались с тыльной стороны дома и старались как можно меньше бросаться в глаза. Бекстрём был в шортах, гавайской рубашке, солнечных очках и сандалиях с носками и вполне мог сойти за персонаж старых шпионских фильмов, в которых действие проходило в Вест-Индии. Рогерссон же, наоборот, выглядел совершенно обычно, но, поскольку они вошли в здание с интервалом в минуту, на них никто не обратил внимания.
Фон Эссен быстро познакомил их с текущей ситуацией. Монссон, похоже, все еще лежал в кровати. Вероятно, спал. При условии, что он не спрыгнул с балкона или из одного из двух смотревших во двор окон. Ему на выбор также оставались еще дверь в подъезд и вход в подвал. Но они находились с фасада дома.
— Давайте поднимемся и заберем этого идиота, — сказал Бекстрём довольно. — Кто-нибудь может одолжить наручники? Я случайно не взял свои.
— При всем уважении, шеф, мне это кажется не самой удачной идеей, — возразил Адольфссон.
— Ты думаешь вызвать спецподразделение? — спросил Бекстрём.
«Все как обычно. Те, от кого меньше всего этого ожидаешь, начинают праздновать труса в последнюю минуту», — подумал он.
У Адольфссона и мысли не возникло позвонить спецназовцам. Зато ему пришли на ум несколько идей оперативного характера. Монссон, пожалуй, мог узнать всех их, за исключением Рогерссона. И уж точно Бекстрёма, поскольку они просидели в одной комнате пару часов. А внешность Рогерссона не вызывала в данном случае особого доверия. Вдобавок в двери у Монссона имелся глазок, и, если сейчас просто позвонить в надежде, что он откроет, у него вполне хватило бы времени перерезать себе сонную артерию хлебным ножом и спрыгнуть с третьего этажа.
— Мне как-то пришлось столкнуться с одним фруктом, исполнившим оба номера, — согласился с напарником фон Эссен. — Дело касалось высылки. Сначала он полоснул себя по горлу, а потом сиганул с балкона. Печальная история. И все случилось к тому же здесь в городе.
— Я по-прежнему жду предложений, — сказал Бекстрём и обвел угрюмым взглядом свою компанию.
— Он, похоже, мягко говоря, в восторге от девиц, поэтому, я думаю, мы можем сыграть на этом, — предложил Адольфссон. — Подобные штуки ведь обычно срабатывают против таких, как он.
В то время как Бекстрём и его коллеги планировали единственную оставшуюся в их арсенале чисто мужскую акцию, Левин, как обычно, позаботился обо всем остальном, что требовалось сделать. Сначала он набрал номер руководителя расследования и наговорил на автоответчик сообщение с просьбой немедленно перезвонить ему на мобильный. Затем попросил Анну Сандберг взять с собой кого-то из коллег и съездить домой к матери Линды, чтобы та не узнала новость о поимке убийцы откуда-нибудь еще, особенно из средств массовой информации. Вдобавок требовалось позаботиться о том, чтобы у несчастной женщины постоянно находился кто-нибудь, способный оказать ей помощь в случае необходимости. То же самое касалось и отца Линды, и данное поручение Левин с полным доверием возложил на коллегу Кнутссона. Поделившись с ним предложением, что проще всего было бы разобраться по телефону, даже если у отца возникнут какие-то дополнительные пожелания.
Пока Левин со свойственной ему скрупулезностью занимался общими вопросами, у Бекстрёма в полку прибыло, и их пополнение состояло из сотрудницы сыскной группы криминальной полиции лена. Она представилась как Кайса. Два дня назад девушка уже получила опыт общения с Монссоном по телефону, когда, назвавшись Хоудой Кассерн, иммигранткой из Ирана, просила его поддержать затеянный ею с подругами театральный проект. Сегодня же она собиралась выступить в другой роли, поскольку Монссон понятия не имел, как выглядела его тогдашняя собеседница.
— Я думаю использовать обычную историю с социологическим опросом. Это всегда срабатывает с ему подобными, — сказала Кайса и, подмигнув Адольфссону, достала табличку представителя института социологии и повесила ее на цепочке на шею.
— Отличная идея! — воскликнул Рогерссон, успев опередить Бекстрёма.
— Сейчас он, кстати, зашевелился там у себя, — констатировал фон Эссен со своего места у кухонного окна. — Стоит на кухне в одних штанах до колен и пьет воду прямо из-под крана. Наверное, все из-за белого вина из коробок, с ним надо быть очень осторожным.
— Хорошо, тогда мы выступаем, — скомандовал Бекстрём. При этом он втянул живот и выпятил грудь, так что по гавайской рубашке побежали волны.
— И постарайтесь сразу надеть на него наручники, чтобы у нас не возникло проблем на улице, — добавил он, буравя взглядом Адольфссона и фон Эссена.
Кайса оказалась совершенно права, и Монссон открыл ей дверь с улыбкой на губах. Последовавшее далее задержание заняло всего пятнадцать секунд. Начиная с того момента, когда фон Эссен вынырнул сбоку от Монссона с поднятым в руке полицейским удостоверением, и кончая тем, когда Адольфссон быстро заломил ему руки за спину и защелкнул наручники.
— В чем дело? Это, наверное, какая-то ошибка, — сказал Монссон. Он выглядел испуганным и явно не понимал, что происходит.
— Мы его взяли и сейчас будем, — сказал Бекстрём коротко, позвонив на мобильный Левину. — Разбуди лентяев из технического отдела, пусть принимаются за его квартиру. Здесь уже болтаются две патрульные машины, так что скоро вся стая стервятников будет на месте.
— Эксперты уже в пути, — сообщил Левин. — В остальном все прошло хорошо? — спросил, стараясь не показывать свое беспокойство.
— Сейчас от его заносчивости не осталось и следа, — ответил Бекстрём и довольно хмыкнул.
«Интересно, а он когда-нибудь отличался ею?» — подумал Левин.
79
После обеда Левину также пришлось заниматься общими вопросами, и в первую очередь он проинформировал обо всем прокурора.
— Мы получили сообщение из Государственной криминалистической лаборатории только утром, — объяснил он. — До этого все оставалось на уровне гипотез, и я не хотел беспокоить тебя напрасно, если бы мы ничего не добились. Вот почему и не позвонил тебе раньше, — извинился он.
У нее не нашлось никаких возражений. Наоборот, она испытала сильное облегчение и приготовилась отдать распоряжение об аресте Монссона, как только будет получено официальное заключение, что это его ДНК. Пока же он был задержан, и при желании Левин мог сопровождать ее в следственный изолятор, когда она поедет туда уведомить Монссона о своем решении. Она планировала сделать это лично. Что выглядело естественным для такого маленького городка, как Векшё, где ей хотелось продемонстрировать свою значимость, вдобавок ее снедало любопытство.
— Я даже никогда не видела его, — сказала она. — И еще. Где, кстати, Олссон?
— Он отдыхает в эти выходные, — сообщил Левин. — Мы отыскали его по телефону. Будем надеяться, он скоро даст знать о себе.
«Зачем он нам сейчас?» — подумал он.
— Боюсь, он выглядит не слишком впечатляюще, — сказал Левин, когда они вошли в коридор отделения предварительного заключения. — Если вспомнить о том, что он натворил.
— С ними это обычная история, — сказала прокурор. — По крайней мере, с теми, с кем встречалась я.
Монссон и в самом деле выглядел не лучшим образом. Он с отсутствующим видом сидел на низкой койке в камере. Точно как все прочие, кого лишали свободы самым бесцеремонным образом, какой пока еще дозволен в рамках любой демократии. Сначала на него надели наручники и внесли данные о нем в досье. Потом ему пришлось расстаться со своей одеждой и взамен надеть тюремные трусы, носки, брюки и рубашку. Плюс он получил пару войлочных тапок, которые мог носить при желании. А затем ему выписали квитанцию на его собственные вещи.
Еще некоторое время спустя появились два эксперта. Монссона сфотографировали, измерили и взвесили, у него сняли отпечатки пальцев и обеих ладоней. А потом ко всей компании присоединился доктор и взял у него кровь на анализ, образцы волос с головы, тела и лобка, а также тщательно его осмотрел. Все, взятое у него, рассовали по пакетикам, пробиркам и банкам из пластмассы и стекла, снабдили их этикетками, запечатали и подписали. И тогда Монссон впервые открыл рот, хотя ему пока никто не задал ни одного вопроса.
— Могу я узнать, в чем, собственно, дело? — спросил он.
— Прокурор сейчас прибудет, — уверили его эксперты. — И она проинформирует вас обо всем, что посчитает нужным.
— Я чувствую себя не очень хорошо, — промямлил Монссон. — Я принимаю лекарство, и не смог взять его с собой. Оно осталось у меня дома. В шкафчике в ванной. От астмы, я не лгу.
— Мы обсудим это с вами, — сказал врач и улыбнулся дружелюбно. — Как только закончим со всем другим, — добавил он и кивнул обоим сотрудникам технического отдела.
— Он хорошо выглядит, — констатировала прокурор, когда вместе с Левиным вернулась в расположение разыскной группы. — Говоришь, никогда не стоял перед судом?
— Абсолютно чист перед законом, — сказал Левин и добавил: — Напоминает кинозвезду из прошлого.
— Хотя чувствует себя не столь хорошо, — заметила прокурор с такой миной, словно размышляла вслух. — Думаешь, он признается?
— Не знаю, честно говоря. — Левин покачал головой. — Увидим.
«Какую это вообще играет роль, если иметь в виду все остальное».
Бекстрём вошел в расположение разыскной группы, где царила суета, и на него лавиной обрушились поздравления, которые он вполне заслужил. Все радовались как дети. И даже две разработчицы текстильного следа, еще неделю назад ходившие с кислыми минами, сейчас заулыбались и захихикали при виде его.