– Извольте. Сэр Джеймс Нэш, генеральный инспектор по артиллерии в военном министерстве. Сэр Уильям Халлоуэй-Кларк, помощник министра иностранных дел. Британский посол в России. Плюс несколько других, не столь высокого ранга.
– Это обсуждалось в Кабинете? – спросила Салли. – Правительство санкционировало производство и экспорт этой пушки?
– Нет. Разумеется, нет. Упомянутые официальные лица действовали на свой страх и риск. Если все выплывет, будет отвратительный скандал.
– А лорд Уитэм? – полюбопытствовал Фредерик. – Чего хочет он?
– А! – мистер Уиндлшем почти подмигнул ему. – Отец невесты. Такая романтическая история, это их шотландское приключение, правда? Вам ведь больше повезло с поисками неуловимого жениха, чем нашим агентам, не так ли?
– Ну, раз уж вы спросили… да, – ответил Фред. – Он у нас, в безопасности. Находится в Лондоне, под присмотром моего хорошего друга. Сбежать не сможет – а вы не сможете его найти. Так что там собирается делать лорд Уитэм?
– Что ж, – печально сказал Уиндлшем. – В сложную он попал ситуацию. Ему дали директорский пост по причине многочисленных связей в правительстве. Там он мог бы принести много пользы, но… шотландская афера так или иначе скоро выплывет наружу: мистер Беллман отдает себе отчет, что под спудом это дело долго лежать не сможет. Его это очень беспокоит. И еще больше – самого лорда Уитэма. Возможно, для него это будет фатально.
– И что вы, интересно, имеете в виду? – пожал плечами Фредерик. – Нет, можете не трудиться объяснять. Кстати, Саквилля и Харриса наняли вы? И того, кто прошлой ночью напал на мисс Локхарт?
– В этом, – честно признался их гость, – действительно моя вина. Я сделал это с отвращением, можете мне поверить, и с тех пор мучился стыдом и раскаянием. В жизни не чувствовал такого облегчения, как сегодня утром, мисс Локхарт, когда узнал, что вы живы. Что до миссис Бадд – я договорился, что ее счета за лечение будут оплачены в полной мере. Лично мной, из собственных денег – естественно, я не мог провести это через бухгалтерию фирмы, не возбудив подозрений.
– Но на нее-то за что напали? – не унимался Фредерик.
– В порядке предупреждения для мисс Локхарт, – вздохнул Уиндлшем. – Будь мы лучше осведомлены о качествах ее характера, мы бы выбрали другую тактику. Я с самого начала был против. Насилие любого рода для меня нож острый. Но мистер Беллман сделал по-своему.
Фредерик посмотрел на Салли. Ее лицо ровным счетом ничего не выражало.
– Что ж, мистер Уиндлшем, – сказал он, – все это было чрезвычайно интересно. Спасибо, что зашли. На том конце улицы есть стоянка кэбов.
– А… мое предложение? Вы же понимаете, я пошел на колоссальный риск, придя сюда…
– Да, – сказала Салли, – полагаю, действительно пошли. Нам нужно обдумать ваше предложение. Где нам вас найти?
Он вынул из жилетного кармана карточку.
– Это офис, через который со мной можно связаться. Я не всегда на месте, но письмо на этот адрес достигнет меня в пределах двадцати четырех часов… Мисс Локхарт, мистер Гарланд, могу я все-таки просить вас хотя бы намекнуть? Сколько угодно легко? Понимаете, я начинаю бояться…
Он раскраснелся, очки лихорадочно блестели.
– В некотором роде, – ответил Фредерик. – Если дойдет до дела, вы сможете улизнуть по обозначенной вами дорожке. И, по крайней мере, не получите одну из наших пуль в голову. А до тех пор оставайтесь где вы есть и сидите тихо.
– Благодарю вас, мистер Гарланд. Спасибо, мисс Локхарт. Я положительно в ужасе от любого насилия, а мистер Беллман – человек невоздержанный, легко выходит из себя… бурные страсти, понимаете ли…
– Вполне, – заверил его Фредерик. – Вот ваше пальто и шляпа. Мы, без сомнения, с вами свяжемся. Доброй ночи. Доброй ночи.
Он вывел его через темный магазин, запер дверь и вернулся в кухню.
– Что думаешь? – спросил он у Салли.
– Ни единому слову не поверила, – отозвалась та.
– Вот и славно. Я тоже. Положительный ужас перед любым насилием, каково? Да он самый хладнокровный клиент из всех, каких я видел. Закажет убийство и глазом не моргнет – как рыбу в ресторане!
– Да, Фред. Я теперь вспоминаю: когда он мне угрожал, и Чака рыкнул – он и бровью не повел. Он лжет, наверняка лжет. Чего он добивается?
– Понятия не имею. Время тянет? Но тогда это само по себе свидетельствует, что мы на верном пути.
Он сел напротив и передвинул лампу так, чтобы видеть Салли. Взгляд ее темных глаз был серьезен.
– Да, – согласилась она. – Фред, когда он пришел…
– Я как раз собирался тебе кое-что сказать. Что бы я тогда ни говорил, в ту ночь, по поводу того, что ты мне не нравишься и пора положить конец всему, что мы вместе делаем… – так вот, что бы я тогда ни наговорил, это был сущий вздор. Я бы не смог бросить тебя, Салли. Мы принадлежим друг другу, и так будет, пока я живу, и ничего другого мне не надо.
Она улыбнулась ему – такой чистой, беспомощной, счастливой улыбкой, что у него чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
– Салли… – начал было он, но она остановила его.
– Ни слова!
Она встала, сияя, наклонилась и задула лампу. Мгновение они стояли в смутных алых отсветах камина. Рука ее сама непроизвольно двинулась навстречу, и в следующее мгновение они уже тесно сплелись, неуклюже приникнув друг к другу лицом во тьме.
– Салли…
– Ш-ш-ш! – прошептала она. – Хочу, чтобы ты ничего не говорил. У меня есть на это причина.
Тогда вместо слов он ее поцеловал – глаза, щеки, шею, страстные губы, – и снова чуть было не заговорил, но она накрыла его губы ладонью.
– Молчи! – тепло дохнула ему в ухо она. – Если ты скажешь еще хоть слово, я… я не… ох, Фред! Фред!
Она потянула его за руку – повелительно, нервно, настойчиво, – открыла дверь, и уже через минуту они были у нее в спальне. Камин едва горел, но угли еще сонно мерцали, и в комнате было тепло. Он толкнул дверь, захлопнул и снова поцеловал Салли, а потом они, дрожа, повисли друг на друге, как дети, и губы их впились друг в друга, словно их мучила жажда.
– Ни слова больше, – прошептала она, – ни слова…
Ни на какую стоянку кэбов в конце улицы мистер Уиндлшем не пошел. За углом его ждал экипаж, но когда он в него сел, коляска не сразу тронулась с места. Кучер подождал, пока мистер Уиндлшем зажжет лампу и настрочит страницу-другую заметок в маленькой записной книжке. Но даже и после этого они никуда не поехали. Еще через минуту какой-то человек в рабочей одежде вынырнул из переулка за Бёртон-стрит и постучал к нему в окно. Лошадь, почуяв какой-то необычный запах от его одежды – краска? скипидар? – встряхнула головой и переступила в оглоблях.
Мистер Уиндлшем опустил стекло и выглянул.
– Все чисто, начальник, – тихо сказал человек.
Мистер Уиндлшем выудил из кармана соверен и передал ему.
– Хорошо, благодарю вас. Доброй ночи.
Человек почтительно тронул кепку и был таков. Кэбмен поднял тормоза, щелкнул кнутом, и коляска мерно покатила на запад.
Через некоторое время Фредерик посмотрел на Салли – сверху вниз. Глаза у нее закрывались, но при этом умудрялись сиять, а губы были чудесно мягки.
– Салли, – спросил он, – ты выйдешь за меня?
– Ну, конечно, – сказала она.
– «Ну, конечно»! Вы только ее послушайте! После всего, что между нами бы…
– Фред, я правда тебя люблю. Прости, что так долго пришлось… Я думала, что не смогу делать свое дело, если буду замужем. Или если хотя бы признаюсь, что люблю тебя. Я знаю, это глупо, но… С самой прошлой ночи… после смерти Чаки я вдруг поняла, что работа – это часть меня, а не я – часть работы. А еще поняла, как же ты мне нужен. И знаешь, где я это осознала? В Патентной библиотеке.
Он расхохотался. Она укусила его за нос.
– Прекрати ржать, это правда. В целом мире нет никого, такого как ты. Я теперь другая, Фред. Я не особо привыкла рассуждать о таких вещах и приводить их в порядок – пока нет. Но я хотя бы попытаюсь. И я этому как следует научусь, обещаю тебе.
Угли осели на решетке с тихим пепельным шелестом.
– Кстати, я уже говорил, что люблю тебя? – сказал он. – Я любил тебя с тех самых пор, как ты пришла по той жуткой дороге на кентском берегу, а за тобой гналась мисс Холланд. Помнишь палатку, в которой ты пряталась?
– Я помню все. Ох, Фред, как же давно это было!
Он снова поцеловал ее, на сей раз гораздо нежнее, и пальцами затушил свечу.
– Повезло нам, – произнес во тьме он.
– Мы это заслужили, – отозвалась она и прижалась к нему потеснее.
Экипаж мистера Уиндлшема подкатил к дому номер сорок семь по Гайд-парк-гейт, высадил пассажира и мирно уехал за дом, на конюшню.
Пассажир сдал пальто и шляпу лакею и через мгновение был препровожден в обширный кабинет.
– Итак? – осведомился из-за стола мистер Беллман.
– Он там. На кухонном столе валялись карты. Возможно, конечно, это хозяева сыграли партию вечером, но карты лежали так, словно с ними кто-то недавно показывал фокусы. Когда я вошел, она их убрала. А когда речь зашла о Шотландии, парень невольно глянул в сторону лестницы, ведущей наверх.
– Остальное все готово?
– Все готово, мистер Беллман.
Тяжелое лицо финансиста слегка изменилось – на нем появилось некое подобие улыбки.
– Очень хорошо, Уиндлшем. Выпьете со мной стаканчик бренди?
– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Беллман.
Бренди налили и подали, и мистер Беллман уселся обратно, аккуратно расправив фалды фрака.
– Их обмануло ваше предложение? – спросил он.
– Нет, ни на мгновение. Но оно отвлекло их внимание на достаточное время, – он сделал глоточек. – Знаете, мистер Беллман, эти двое произвели на меня очень благоприятное впечатление. Ужасно жаль, что с ними невозможно договориться.
– Для этого уже слишком поздно, Уиндлшем, – ответил Беллман, улыбаясь. – Слишком, слишком поздно.
Глава двадцатая. Бессонная ночь
Джим никак не мог заснуть. Маккиннон тихонько храпел на койке у двери, и звук этот приводил Джима в бешенство: он охотно швырнул бы в гостя ботинком. Вот ведь какое самодовольство! Ладно, пусть он тоже внес свой вклад в сражение – но храпеть-то об этом зачем? В общем, Джим лежал без сна и ругался.