Но взгляд у него был такой, будто все эти новости просто не умещаются в его голове.
– Что же нам теперь делать? – спросил он, повернувшись к Джиму.
– Вот что, – произнесла Аделаида. – Сколько ваших друзей находятся сейчас в кафе?
– Около дюжины.
– Они вооружены?
– Большинство из них. Они будут сражаться хоть с оружием, хоть голыми руками.
– Я в этом не сомневаюсь, герр фон Гайсберг, – сказала она. – Мне нужна помощь, чтобы осуществить мой план. Я придумала его еще в замке как единственное средство остановить барона Геделя. Но сейчас это оказывается еще более важным. Я имею в виду флаг.
Джим поглядел на нее, и внезапно его осенила догадка. Она заметила, как он улыбнулся, и продолжала:
– Пока Красный Орел в моих руках, Рацкавия свободна. Я хочу сделать то же, что сделал Вальтер фон Эштен в тысяча двести пятьдесят третьем году. Мы не сможем защитить скалу против гаубиц и пушек. Но мы можем увезти флаг в Вендельштайн и собрать народ там. Именно это я и хочу сделать. Вы поможете мне?
Карл кивнул, весь пылая от волнения.
– Я сейчас приведу остальных, – сказал он и вышел.
Джим глядел на Аделаиду с истинным восхищением. Запыленная, небрежно одетая, она выглядела красивее, чем все девушки, которых он когда-либо видел, и в то же время он узнавал в ней ту робкую, хрупкую девочку, которая много лет назад вошла в контору его хозяев, ища Салли. Волнующаяся, не смеющая громко вымолвить слова, она тем не менее была одержима той же решимостью, которая владела ею сейчас; но сейчас она была воплощением целого народа – гордая, гневная, прекрасная. Она улыбнулась ему, и он знал, что означает эта улыбка: «Я доверяю тебе, Джим. Мы справимся». И он улыбнулся ей в ответ.
Студенты один за другим входили в переполненную заднюю комнату кафе «Флорестан». Они преклоняли колени перед Аделаидой и целовали ей руку в знак своей преданности; они толпились вокруг стола, выглядывая из-за плеча друг друга и стараясь не задеть локтями и не сбросить на пол развешанных по стенам украшений, и ловили каждое слово королевы.
Она говорила быстро по-английски, а Бекки переводила. Она рассказала им, что их цель – спасти флаг, священный символ их страны, чтобы он не попал в руки врагов. Любой, кто не хочет участвовать в этом предприятии, может сейчас встать и уйти без всякого урона для своей чести; те, которые остаются, подвергают себя великой опасности, они могут не дожить даже до утра.
Ни один из студентов не шевельнулся. Увидев это, она быстро заморгала и отвернулась. Потом сказала по-немецки:
– Благодарю вас, господа. Я ожидала от вас мужества, но вы дали мне еще и надежду. Прошу садиться, чтобы обсудить, как наилучшим способом исполнить наш план.
Она села, и они расселись вокруг как попало – иные на ручках кресел, другие прямо на полу, скрестив ноги.
– Нужно все продумать в деталях, – сказала Аделаида. – Так что, если кто-нибудь из вас знает что-либо важное о скале или фуникулере, говорите, ради бога. И вот еще… Если что-нибудь случится со мной, флаг перейдет к герру фон Гайсбергу. Он будет следующим Адлертрегером.
Трепет понимания и одобрения пробежал по их лицам. Карл посмотрел так, как будто собирался что-то сказать, но промолчал. Его щеки пылали.
– Итак, господа, – повторил Джим, – высказывайтесь. Чем больше мы сейчас будем знать, тем меньше ошибок совершим потом. Кто первый?
Глава семнадцатаяФуникулер
Город полнился слухами, разгоравшимися, как тысяча запаленных фитилей. В кофейнях, в «Биркеллере», в «Вайнштубе», в гостиных, на кухнях, в вестибюле отеля, в фойе оперного театра, на улицах и площадях люди разглагольствовали или внимательно слушали.
– Двенадцать тысяч немцев…
– Пушки на железной дороге!
– Королева сбежала с любовником…
– Граф Тальгау застрелился!
– Нет, нет, его арестовали!
– А известно ли вам о подписании договора? Теперь прощай независимость! Неудивительно, что они хранили эту сделку в тайне!
– Застрелить ее ни с того ни с сего…
– Застрелить? В королеву стреляли?
– Да, в замке и убили. Я сам видел, как туда вошли солдаты. Они тянули жребий, и все же половина людей отказалась выполнять приказание!
– Никогда в это не поверю… Принц Леопольд жив. Мой кузен служит у них во дворце. Он сказал, что Леопольд страдал от ужасной болезни, которая обезобразила его, но он вышел к людям, чтобы спасти свою страну в роковой час!
– А вы слышали…
И так далее.
Люди заполняли улицы неравномерно: одни места опустели, в других собирались толпы. Например, множество людей толпились около вокзала и ждали немцев, которые еще не показывались, хотя изнутри доносился лязг от передвижения какой-то техники. Другая толпа, менее плотная, но более сердитая, продвигалась к дворцу и, как водится, переходила от одной сильной эмоции к другой, поднимая крик: «Желаем видеть королеву! Покажите нам королеву!» Людей, которые несколько минут назад не знали, чего они хотят, обуревало желание лицезреть Аделаиду и защитить ее от… А вот от чего, никто не знал; но все они страстно хотели защитить ее хоть от чего-нибудь.
Во дворце барон Гедель пытался взять под контроль ситуацию, не отдавая себе отчета в том, что обстановка менялась каждую минуту. Немецкое вторжение ошеломило его: он полагал, что немцы будут помогать ему издалека, пока он не возвратит престол Леопольду, и в страну не войдут. А вот такой оборот не входил в его планы. Желая хоть на ком-нибудь выместить досаду, он вбежал в покои графа и графини Тальгау. Графиня попыталась остановить его, но он ворвался в спальню графа и там обнаружил лежащего старика с искаженным от боли лицом, с помутневшим взглядом, с некогда свирепыми усами, превратившимися в пук соломы. Геделя обескуражила перемена, произошедшая со старым воякой.
– О чем вы договорились с Берлином? – грозно спросил он. – Я настаиваю на немедленном ответе.
Граф скользнул по нему взглядом и закрыл глаза.
– Где королева? – прохрипел он.
– Черт тебя подери, Тальгау! Немедленно отвечай! О чем вы условились с Бисмарком?
Граф вздохнул. Это был глубокий, жалобный вздох, который, казалось, выворачивал всю душу его наизнанку.
– У меня с Бисмарком не было никаких соглашений. Я обещал его банкиру, что проинформирую о содержании договора за двадцать четыре часа до его подписания, вот и все. Вместо этого… Проклятые деньги! Меня мучит совесть… Я не знал… должен застрелиться… Но по сравнению с тем, что сделали вы, Гедель… В тысячу раз хуже… Где королева? Что ты с ней сделал?
Одним усилием воли граф, бледный, как кладбищенское привидение, поднялся и встал лицом к лицу с Геделем. Гедель отступил.
Но не успел он ответить графу, как вбежал адъютант и, неловко откозырнув, протянул листок бумаги гофмейстеру, который принял ее дрожащими пальцами.
– «Генерал фон Хохберг барону Геделю…» – прочитал он. – Кто такой этот генерал фон Хохберг?
– Командующий немецкими частями, – запинаясь, отрапортовал адъютант. – Минуту назад это сообщение мне передали на вокзале Тристан-Брюкке.
Гофмейстер прочитал:
Мне известно, что атрибутом, посредством которого происходит законная передача власти в стране, является реющий на скале флаг. Примите меры, чтобы в течение часа флаг был доставлен к моему вагону в Тристан-Брюкке. В противном случае мои солдаты возьмут его силой.
Гедель пошатнулся. Письмо выпало из его рук, он сжал локоть молодого адъютанта.
Затем он выпрямился и, не обращая внимания на графа и графиню, побежал к дверям. Адъютант последовал за ним.
Пробежав половину коридора, гофмейстер внезапно остановился. Он был хитрым, осторожным, даже опасливым человеком, никогда не следовавшим своим первоначальным побуждениям. И когда надо было принимать решение не раздумывая, ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Он обратился к адъютанту.
– Им нужен флаг, – сказал он. – Они хотят, чтобы я вручил им флаг. Но будь у меня флаг… если только он попадет мне в руки…
Его взгляд заставил адъютанта ответить.
– Может быть, вовсе его не давать? – предложил он.
– Может быть… А теперь слушайте внимательно. Распорядитесь насчет экипажа у западного входа, чтобы я мог побыстрее добраться до скалы. Скажите сиделке, чтобы она разбудила и одела принца Леопольда. Когда он будет готов, доставьте его в закрытой карете к Ботаническому саду. Все ясно?
Адъютант повторил команду. Гедель продолжал:
– И последнее: поезжайте на вокзал Тристан-Брюкке, найдите паровоз и присоедините его к королевскому поезду в сторону Ботанического сада, на пражском направлении. И не дай бог немцы догадаются, что вы замышляете!
– Локомотив – королевский поезд – Ботанический сад – Прага, – повторил адъютант и поспешил исполнить приказание.
Барон Гедель отер бровь и устремился в свои покои, чтобы собраться в дорогу.
После ухода Геделя графиня подобрала оброненную им записку и вслух прочитала ее мужу.
Мрачно выслушав, он сказал:
– Минна, этот солдафон все еще караулит у дверей? Мы все еще под арестом?
Она осмотрелась:
– Нет, здесь никого нет.
– Где мой полевой бинокль?
Она подумала, что на его долю выпало чересчур много переживаний. В какой-то момент, когда его отчаяние и отвращение к самому себе достигли высшей точки, она тайком разрядила его револьвер. Но полевым биноклем он вряд ли способен причинить себе вред. Она принесла ему кожаный футляр и в изнеможении села.
По темным улицам Эштенбурга Аделаида и небольшая группа студентов пробирались к скале. Издалека доносился шум: где-то там кричали, били окна, иногда слышались хлопки, похожие на ружейные выстрелы. Компания старалась держаться незаметно, бесшумно скользя по заснеженным переулкам и аллеям.
Подойдя к скале, студенты разделились. Один студент пошел на разведку – разузнать, что происходит на вокзале Тристан-Брюкке; другой пустился на поиски лошадей и кареты. Карл с четырьмя товарищами пошел по берегу реки, чтобы отыскать ведущую наверх тропу, по которой Аделаида несла флаг в день коронации. Опасность этой затеи состояла в том, что студентов было легко увидеть, поскольку эта сторона скалы просматривалась с реки и с моста. Все остальные вместе с Джимом, Бекки и Аделаидой двинулись к фуникулеру.