— Позвони и скажи, что передумал.
— Нет, я… — Он замолчал, краснея, и покачал головой. Его пальцы беспокойно ощупывали ручку двери. — Мне, право, жаль, но я должен возвращаться — это очень важно. Я должен кое о чем поговорить с отцом.
— О смерти твоей матери? — резко спросила она. — Тебе что-то подсказали мои воспоминания? Теперь ты уже уверен, что он ее не убивал, правда?
— Да, — сказал он и поспешно добавил: — И, кажется, я знаю, кто это сделал.
Он открыл дверь, остановился и обернулся, чтобы взглянуть на нее.
Она улыбнулась.
— Возвращайся, как только сможешь, — только и сказала она. — Расскажешь мне, что происходит.
Он неловко поблагодарил ее — на какой-то момент к нему опять вернулась его робость — и вышел из комнаты.
На улице ласкал глаз золотой свет наступающего вечера.
Джастин быстро вернулся к Фиш-стрит, а когда дошел до стены в гавани, бросился бежать к автомобильной стоянке. Справа от него синим зеркалом, отражающим золотые лучи, лежало море, а вдалеке волны разбивались, превращаясь в белые колышущиеся линии пены вокруг песчаных дюн.
Он часто и тяжело дышал, когда добрался до машины и остановился, чтобы найти ключи. На секунду ему стало нехорошо от мысли, что он потерял связку ключей, но потом он нашел их во внутреннем кармане куртки и быстро отпер дверцу. Ему было страшно.
Автомобили туристов устремлялись к выезду из города, и Джастин потратил четверть часа, чтобы доехать до шоссе, ведущего к Клуги.
Он выехал на пустынный участок дороги, проходившей вдоль дикого берега, когда двигатель зафыркал, зачихал и смолк. Несколько секунд он недоверчиво смотрел на указатель наличия бензина, а потом, рывком распахнув дверцу, бросился бежать по дороге обратно к ближайшему населенному пункту. Его сердце стучало как молот, дыхание с шумом вырывалось из груди.
Риверс встал. Он был спокоен.
— Убери ты этот фонарь, ради Бога, — сказал он с легким налетом раздражения. — Я ничего не вижу.
Фонарь щелкнул. Наступила полная темнота.
— Сара, — сказал Джон. Она хотела встать, но ноги ей не повиновались. — Сара, что он тебе говорил?
Риверс сделал к ней полшага, и она почувствовала, что он хочет ее успокоить. Во рту все пересохло, как будто она долго бежала.
— Сара, — крикнул Джон. — Сара!
— Ради Бога, Джон, — сказал Риверс все еще спокойно, — возьмите себя в руки. Предлагаю всем вернуться в дом, вместо того чтобы вести дискуссии и обвинять друг друга на утесе у обрыва, в абсолютной тьме корнуоллской ночи.
— Иди один, — сказал Джон сквозь зубы и попытался оттеснить его, но Риверс твердо стоял на том же месте. — Дай мне пройти.
— Расслабься, — сказал Риверс. — Сара чувствует себя абсолютно нормально, просто у нее шок.
— Убирайся с моей…
Они начали бороться друг с другом, но, как только Саре удалось встать, Майкл больше не делал попыток удержать Джона и отступил в сторону.
— Сара, — сказал Джон, пытаясь обнять ее, — Сара…
Она вывернулась из его рук.
— Дай мне пройти.
— Это неправда — про Мэриджон. Что бы он тебе тут ни наговорил — это неправда!
Она не ответила. Он рывком повернулся к Риверсу.
— Что ты ей сказал?
Риверс рассмеялся.
— Что ты ей сказал? — Джон оставил Сару и схватил Риверса за плечи. — Что ты сказал?
— Я сказал достаточно, чтобы убедить ее покинуть Клуги как можно скорее. Ничего более.
— Какого черта ты…
— Я, например, не сказал ей, что смерть Софии не была несчастным случаем. Не сказал я ей и о том, что кто-то столкнул ее с дорожки над обрывом, кто-то, кому было необходимо заставить ее замолчать.
— Почему ты… — Джона трясло от ярости и ненависти.
— Бога ради, Джон! Джон! — вдруг закричала Сара в страхе.
Он сразу же опустил руки и оглянулся на нее, тяжело дыша.
— Он сказал тебе?.. — спросил он тихо. — Он сказал тебе?..
Она прижалась спиной к скале, настолько обессиленная, что едва могла кивнуть, почти не понимая, что именно она подтверждает. Откуда-то издалека, как будто из другого мира, она слышала, как Риверс смеется над паникой Джона, но ощущала только тревогу.
Джон в смятении повернулся к Риверсу.
— Как ты мог? — задыхаясь, выговорил он. — Ты любишь Мэриджон. Мы все согласились десять лет назад, что никто больше, ни один человек, не должен когда-нибудь узнать правду. Ты сам сказал, что так будет лучше для Мэриджон, если никто не узнает, что мы с ней… — Он замолчал.
— Джон, — сказал Риверс, и в его голосе прозвучали резкие предупреждающие нотки.
— Да! — воскликнула Сара с неожиданной страстью. — Что вы с ней… кто?
— Что мы с ней брат и сестра по отцу, — сказал обессиленно Джон и тут же в ужасе вскричал: — Бог мой, ты не знала?
На счастье, какая-то машина подбросила Джастина до гаража. Он заплатил механику, чтобы тот отвез его к автомобилю вместе с канистрой бензина. Это было уже после захода солнца. Сгущались сумерки.
— Сейчас я сделаю, — сказал механик, высовываясь из-под капота. — Давай, заводи.
Стартер взвыл, двигатель вздрогнул и заглох.
— Забавно, — сказал механик равнодушно. — Видно, что-то случилось с карбюратором. Подача бензина не в порядке. А что, указатель был на нуле?
— Нет, — сказал Джастин, — стрелка показывает, что в баке еще должно быть немного. Я просто подумал, что указатель испортился.
— Забавно, — сказал опять механик, на этот раз в его голосе звучал некоторый интерес. Он осторожно сунул голову обратно под капот. — Ну, давай я посмотрю…
Сара бежала. Гравий царапал ей ноги, вокруг была абсолютная темень, которая, казалось, душила ее, не давая вздохнуть. Наконец она увидела освещенные окна Клуги. Макс Александер вышел в холл как раз в тот момент, когда она влетела, споткнувшись о порог, в дом и остановилась у лестницы, хватая ртом воздух. Она прижалась к стене, глаза были закрыты, кровь пульсировала в висках.
— Сара, что случилось?
Она села на ступеньки, не обращая внимания на то, что он видит ее слезы. Сцена ссоры стояла у нее перед глазами, она старалась сдержать рыдания.
— Сара… — Макс инстинктивно обнял ее за плечи. — Скажите, в чем дело? Я могу чем-то помочь?
— Где Мэриджон?
— На кухне, наверное. Моет и убирает после ужина. А почему вы о ней спросили? Вы, что…
— Макс, вы можете… вы могли бы…
— Что? — спросил он. — В чем дело? Скажите, что я должен сделать?
— Я… мне нужно уехать. Вы могли бы отвезти меня в Сент-Ивс или в Пензанс, все равно куда…
— Сейчас?
— Да, — прошептала она, пытаясь сдержать слезы. — Сейчас.
— Но…
— Я должна остаться одна, чтобы все обдумать, — сказала она. — Мне нужно все обдумать.
— Да, я понимаю. Да, конечно. Хорошо. Я пойду заведу машину. Вы пока соберите чемодан или что-нибудь там, хорошо?
Она кивнула, ничего не видя из-за слез. Он помог ей встать.
— Вы справитесь?
— Да, — сказала она. — Да, спасибо.
Он подождал, пока она добралась до площадки, а потом вышел из дома, и она слышала звук ею шагов по гравию подъездной дорожки.
Сара прошла в свою комнату. Самый маленький из ее чемоданов стоял на полу возле шкафа. Она открыла его, стараясь сообразить, что ей взять с собой, и тут инстинктивно почувствовала, что в комнату кто-то вошел.
— Макс, — сказала она, поворачиваясь назад. — Макс.
Это был не Макс. Это была Мэриджон.
Молчание, которое последовало, казалось бесконечным.
— В чем дело? — спросила Сара неуверенно. — Чего вы хотите?
Раздался звук закрываемой двери. Мэриджон повернула ключ в замке и прислонилась к панели. Где-то вдалеке зазвонил телефон, но никто не брал трубку.
— Я слышала твой разговор с Максом сейчас, — сказала она после паузы. — Я поняла, что должна с тобой поговорить.
Опять наступило молчание. Наконец Мэриджон заговорила.
— Если ты сейчас оставишь Джона одного, это будет самое худшее из того, что ты можешь сделать. Он любит тебя, ты ему нужна. И ничто из того, что было в прошлом, не может повлиять на его отношение к тебе.
Мэриджон прошла к окну и, повернувшись спиной к комнате, стала вглядываться в ночную тьму над морем. Она стояла очень спокойно.
— Эту ошибку совершила София, — сказала она. — Он тоже любил ее, нуждался в ней, а она швырнула все это ему в лицо. Ей было легко совершить эту ошибку, потому что она никогда по-настоящему не любила его и не понимала. Но ты не такая, ведь правда? Я знаю, ты его любишь. Ты совсем не похожа на Софию. Я это поняла, как только увидела тебя.
Сара чувствовала, как ногти вонзаются в ладони.
— Я хочу, чтобы Джон был счастлив, — сказала Мэриджон. — Это все, к чему я стремлюсь. Я думала, если мы опять встретимся здесь, именно в этом месте, между нами ничего не произойдет, потому что воспоминания будут постоянно присутствовать, создавая барьер. Но я ошиблась, и он тоже. Больше у нас с ним не будет возможности ошибаться. Он собирается уехать завтра — ты знаешь об этом? Он уедет, и я никогда больше его не увижу.
Мэриджон осторожно поглаживала гладкую поверхность шторы, глядя в темноту за стеклом.
— Не знаю, что буду делать, — сказала она. — До сих пор я не особенно разрешала себе думать об этом. Видишь ли… как бы получше объяснить… Наверное, лучше сказать об этом самыми простыми словами. Суть заключается в том, что я не могу жить без Джона, но он прекрасно может жить без меня. Я всегда это знала. Это не имеет ничего общего с любовью. Это нечто такое, что есть, что существует. Я в самом деле люблю Джона, а он любит меня, но это абсолютно не относится к делу. Это существовало бы, даже если бы мы ненавидели друг друга. Чтобы было понятнее, так скажу: когда его нет рядом — мир черный и серый и я только наполовину жива и ужасно одинока. Когда он здесь — весь мир цветной и я могу жить, а одиночество не более чем выдуманный, полузабытый кошмар. Вот как это действует на меня. Но на Джона, я знаю, это действует по-другому. Когда меня нет рядом, его мир просто окрашен в другие цвета, и хотя он скучает по мне, но все же вполне в состоянии вести нормальную, разностороннюю жизнь. Вот почему он мог жениться и обрести счастье, в то вре