Наим опять кивает головой.
– Так вот. Твоего обидчика прикуют к месту, плетьми заставят работать день и ночь. Он будет видеть прелести жизни, но никогда не сможет ими воспользоваться. Есть ли наказание хуже? – грек посмотрел на хозяина.
Тот долго соображал. Он еще кое-что уточнил, а потом согласно кивнул головой. Но вскоре у Наима возникла еще одна неясность. Вроде все выполнялось, кроме того, как достать амулет и зачем он нужен. Торговец пояснил:
– Без этого никто не поверит!
– Аа! – протянул Наим, но вновь задал вопрос. – Кто это сделает?
– Я, – ответил гость-коробейник и добавил, – за пять тысяч акче.
Наим опять что-то долго соображал, наконец с трудом ответил:
– Я согласен, – но добавил, – где я тебя найду?
– А зачем меня искать? Я поживу у тебя. Пока буду твоим землякам предлагать свой товар. Как время подойдет, примусь за дело.
На этом и порешили.
К бею Наим шел, чуть не приплясывая. Ему было что сказать хозяину. Бей слушал его внимательно. По расплывшемуся в улыбке лицу было понятно, что новость радует его. Это вдохновило Наима, и он говорил все увереннее:
– Пусть годами мучается, глядя на солнце.
Его жар охладил бей:
– А как ты возьмешь его?
Почему-то раньше он об этом не подумал.
– Ведь так просто его не возьмешь. Его можно взять только мертвым, – сказал бей, хорошо зная своего раба.
– Да, – почесал голову Наим, – еще придется платить.
– А сколько он взял с тебя? – спросил бей, услышав слова об оплате.
– Да… двадцать тысяч акче.
Бей крякнул, но сказал:
– Я верну тебе эти деньги. Но пусть поможет овладеть им, и еще добавлю, сколько бы это ни стоило.
Вернувшись к себе, он все рассказал греку. Тот вздохнул:
– Тяжкое это дело. Еще пять тысяч, и я помогу.
Наим согласился, прикинув, что бей даст пять тысяч.
– Тебе надо ехать в горы к одной волшебнице. Дорогу я тебе покажу. Она изготавливает разные снадобья. Изготовит и такое, чтобы человек уснул. Тогда вяжи его, как хочешь.
– Но как ему это дать?
– Давать не надо… Пять тысяч, и я научу.
Наим согласился не думая. Когда они собрались ехать, Наим, глянув на его лошаденку, сказал:
– На твоей кляче мы вряд ли куда приедем.
И дал ему хорошего жеребца.
Путь в горы был длинный, трудный и опасный. Но они добрались. Наверное, время помогало. Наступали холода. В горах выпал снег и прогнал разных шатающихся людей, падких на чужие вещи. Грек привел его к старухе, которая жила в пещере, отгороженной от внешнего мира срубом, потемневшим от времени. Огромный лохматый пес встретил их грозным лаем. На его шум вышло существо, а о том, что это был человек, говорили только руки и ноги. Это существо так было сгорблено, что казалось шариком. В руках – толстая суковатая палка. Одета не поймешь во что: сверху какая-то шкура, завязанная на груди. Из-под нее виднелось шерстяное тряпье, на ногах не то сапоги, не то чувяки. Голову покрывала тряпка. Виден был только ее крючковатый нос да губы, впавшие в рот.
Грек пояснил, зачем пожаловал к ней гость. Старуха слышала хорошо, потому что ни разу не переспросила, хотя грек говорил негромко. Выслушав его, она что-то ответила.
– Что она сказала? – спросил Наим.
– Она сказала, что сделает. Но попросила у тебя денег.
– Деньги, деньги, – пробубнил про себя Наим, – всем нужны деньги, только где их брать.
Он достал кисет и отсыпал в ладонь акче. Подумал, взвесил и чуть вернул назад.
– Держи, – протянул он старухе деньги.
Но та отвернулась, опять что-то сказав.
– Чево это она так? – повернувшись к греку, спросил он.
– Она сказала, что плохая примета – деньги брать назад.
– В первый раз слышу, – проговорил он и насыпал еще.
На этот раз она их взяла и ушла в дальний темный угол. Что она там делала, как находила нужное, для них было загадкой.
Она вернулась, держа в руке маленький мешочек, и подала его греку. А грек передал Наиму.
– Что я с ним буду делать? – спросил он, вертя его перед глазами.
– Я научу.
– Опять – пять тысяч? – Наим жалобными глазами посмотрел на грека.
Он рассмеялся:
– Нет, я научу тебя, как это сделать, даром.
Недоверчиво-радостный глас вырвался у того из груди.
По возвращении Наим, горя желанием немедленного мщения, тотчас же направился к бею, чтобы сказать ему об этом. Но каково было его разочарование, когда хозяин сообщил, что в бейлике Санда нет, он куда-то уехал и придется ждать его возвращения. Наим, как обычно, не сдержал себя и спросил:
– А это верно?
Бей криво улыбнулся:
– Так же верно, как ты стоишь на коленях передо мной.
– Эх! – скрипнул зубами Наим и с досады грохнул кулаком.
ГЛАВА 23
В полночь стойбище Эртогрула было поднято яростным собачьим лаем, ржанием лошадей, громкими человеческими голосами, плачем детей. Незнакомые люди спрашивали, как найти Фодыха. Узнав, в чем дело, люди попрятали оружие, возвратились в свои шатры, передавая, как эстафету, дорогу к названному шатру.
Фодых спросонья, да еще в темноте, никак не мог разобрать, что это за гости пожаловали к нему. И только когда принесли огонь, он узнал их. Это были именитые жители Вифинии. Они в один голос слезно умоляли Фодыха помочь им, ибо больше никого они в стойбище не знали.
– Константинополь от нас отказался, – плакали они, – мы никому не нужны. Грабежи, разбои такие, что жить стало невозможно. Умоли бея, чтобы он взял нас к себе! Кроме тебя, за нас некому заступиться.
Пообещав, что замолвит перед беем словцо, он приказал ставить им шатры.
Дождавшись рассвета, Фодых бросился в шатер к Осману. Санда он поднял быстро, а вот Османа удалось растормошить только с помощью брата.
– А, это ты! – зевая, промолвил он, пытаясь снова завалиться спать.
Санд натер ему уши, и только это привело его в чувство.
– Что случилось? – спросил он недовольным голосом, глядя на Фодыха.
– Что, что случилось, – в свою очередь недовольно ответил Фодых, – я всю ночь не сплю.
– Что случилось? – требовательно спросил Осман.
И тот все рассказал, закончив речь такими словами:
– Вот видите: через Никею нельзя, а в Вифинии сплошные разбойники. Поездка срывается.
Санд и Осман переглянулись.
– Нет, – вскочил на ноги Санд и быстро заходил по шатру. – Сознайся, – Санд остановился напротив Фодыха, – тебе не хочется туда ехать.
– Нет, поверь, – Фодых для верности поднял голову и руки к верху, – только разбойники…
Но его перебил Санд.
– Раз там много разбойных людей, нас проводят мои янычары.
– Но это же война. Бей не согласится, – сказал со вздохом Фодых.
Санд остановился, присел рядом:
– Тогда что же делать? Приведи своих греков, может, они подскажут.
Фодых посмотрел на Османа.
– Приведи, – повторил и он.
Фодых неохотно ушел. Вскоре он возвратился, и не один. С ним было двое. Одеты в темные одежды из толстого сукна. Один, грузный, с жирным лицом, тяжело дышал. Их попросили сесть.
– Вы хотите в Константинополь? – спросил грузный, стараясь унять одышку.
– Надо бы.
– Как я понимаю, через Никею нежелательно? – он поочередно посмотрел на обоих юношей.
Те неопределенно пожали плечами. Фодых подсказывает:
– Откуда, Кирс, – он впервые назвал по имени грузного, – можно, откуда нельзя, они не знают. Но им через Никею нельзя. Война была.
– А… – и понимающе кивнул головой, – тогда можно через Гемлик, – и скосил глаза на своего товарища.
Тот кивком головы подтвердил его слова.
– Что-то я о нем не слышал? – Фодых глянул на грузного.
Грек уже отдышался и смог говорить нормально.
– Это небольшое поселение на берегу моря, – пояснил он, – но там есть смелые люди, которые за деньги доставят вас хоть в Италию, – и добавил, выразительно посмотрев на Османа, – там нет султанской стражи.
Все взгляды сошлись на Фодыхе, как самом значимом из них. Сложив руки и подняв глаза кверху, он сказал:
– Все в руках Аллаха!
Всем стало понятно, что он согласен. И сборы продолжились. Но, занятый сборами, Фодых не забыл обещания и сходил к бею. Тот дал согласие. Они перебрались в Сеют.
В последнюю ночь перед отъездом Санд подполз к Осману и тихонько тронул его за плечо.
– Ты не спишь? – спросил он.
– Пока нет. А что?
– Тогда подвинься.
Осман приподнял шкуру, чтобы накрыть ею брата.
– Вот что я думаю, брат, – Санд лег на бок, повернувшись к нему, – поеду-ка я один. Зачем…
Но Осман не дал ему договорить. Его словно кто-то подбросил. Он вскочил на ноги, потом опустился на колени. Дыша гневом в лицо Санда, воскликнул:
– Ты это сказал брату?!
Санд не ожидал, что может причинить ему такую боль. Он тоже поднялся.
– Прости, брат, – начал он, положив руку на его плечо, – поверь, я не хотел тебя обидеть. Ты слышал, что нам рассказали вифинийцы. Сколько нас может ждать превратностей, неудач, – его голос приобрел проникновенные оттенки, – а море… ты не знаешь, каким страшным оно может быть? Я это знаю. И не желаю врагу этого испытать. Ты подумал об отце, о наших начатых делах, о…
– Хватит! – рявкнул Осман. – Может, у вас, урусов, бросают братьев, а у нас – нет. Мы жизнь отдадим за брата, а ты… – он укоризненно покачал головой.
– Брат, ты снял с моего сердца камень, – и он обнял его.
В полумраке рассвета, когда они подъезжали к месту сбора, увидели большую толпу людей. Это были янычары, приехавшие проводить Санда. Что они чувствовали, можно было понять по их посуровевшим лицам. Впереди стоял среднего роста, крепкого телосложения грек.
– Эвренос, – позвал его Санд.
Тот подошел.
– Я тебе сказал прийти одному.
– Не знаю, – начал оправдываться грек, – как они узнали?
– А что говорят, куда едем?
– Да сказывали, в Конью, – ответил, улыбаясь, Эвренос.
Санд и Осман переглянулись и улыбнулись друг другу.