– Понял, – кивнул Лебандин.
"Хорошо, что понял, – ответил я, перейдя на мыслеречь. – В принципе ребята из нашего ордена знают, что мы запланировали, поэтому от тебя требуется только видимость руководства организацией осады. Я буду говорить тебе, что и когда надо говорить".
Добирались до Хадрейна примерно неделю: на третий день испортилась погода и дороги превратились в говно даже без участия лошадей. Ползли так сутки, потом устали и разбили лагерь до улучшения условий.
После того как дорога немного подсохла, двинулись дальше, медленно, печально, но вот мы здесь.
В городе нас явно ждали. Ждали-ждали, не дождались.
При первых признаках нашего появления они подняли на стены гарнизон, будто мы такие тупые, что кинемся на штурм после тяжёлого марша и без подготовки. Обидно, когда принимают за идиотов.
Сведения о поражении хадрейнской армии дошли досюда с первыми же бежавшими с поля боя. Вдоль дороги к городу на виселицах висят голые тела с мешками на головах. Видимо, это самые быстрые из дезертиров. Остальные при таком зрелище, скорее всего, меняли направление и валили отсюда куда подальше, так как висит всего пара сотен из бежавших тысяч. Ну или Милона внезапно смилостивилась. Сомневаюсь, конечно. Бизнес чреват тем, что ради бабок ты со временем становишься способен на всё. Вся эта хреноверть с подосланными убийцами и войной, со стороны Милоны связана непосредственно с бабками. Убьёт Непа, Лебандина – секрет её высококлассного бухла останется известен только ей. Это бешеные, умопомрачительно бешеные бабки. Ради одного только этого стоит убить. Ну, такие как Милона именно так и думают. Я бы не стал никого убивать ради денег, но я-то всего лишь меч, мне деньги не нужны.
Ещё одна причина – возможная конкуренция. Моя стратегическая ошибка, которая косвенно привела ко всему происходящему: мы начали производить качественное бухло, которое заходило на рынок по троекратной, а то и пятикратной стоимости бормотухи Милоны, и несмотря на это раскупалось как горячие пирожки. Бывшая замковая служанка Милона про ценовые сегменты и категории товаров ничего не слышала, поэтому посчитала это рейдерской атакой на её бизнес и её покупателей.
Также сюда можно включить опасение разоблачения со стороны Лебандина или Нептаина. Служанки в замках появляются не просто так, поэтому вполне возможно, что она вообще прикреплённая к селу или из потомков рабов, что тоже встречается в местных сёлах, когда холоп выкупается, а его номинально свободным детишкам особо некуда деваться, кроме как идти в прислугу к господину или селиться в деревне, где отношение крестьян будет как к собаке. И раскрытие подобного факта, особенно из уст Лебандина, который, к слову, о тайнах происхождения Милоны ничего не знает, может плохо сказаться на бизнесе и отношениях с деловыми партнёрами. Мало кто захочет иметь дело с бывшей холопкой.
Короче, вот три причины. И они так или иначе связаны с деньгами.
Как говорил один персонаж из одного российского фильма: "Бабки, бабки, сука, бабки!"
Вот такая вот фигня…
Город был оцеплен, вырубили небольшую рощу, соорудили частокол, вырыли ров, хоть и знали, что никто не решится на вылазку. Порядок есть порядок.
Лебандин пообщался с мастерами, которые завтра с утра начнут строительство осадных башен и таранов.
Осада Хадрейна официально объявляется начатой.
Глава 0112. Клинок для агрессора
– Я даю время до завтрашнего утра, – с улыбкой превосходства произнёс Лебандин. – Никаких обсуждений, это не переговоры об уступках, это ультиматум.
– Мы не можем принять эти условия, – покачал головой Саддарин, уполномоченный парламентёр якобы от герцога Хадрейнского. – Наша… Наш господин не пойдёт на это. Слишком велик урон чести.
"Не цепляйся, но оговорочку запомни", – предупредил Лебандина Арким. – "Заканчивай".
Лебандин покачал головой.
– Раз вам больше нечего сказать… – Лебандин развернул коня и поехал прочь. – До утра.
Парламентёрская делегацию Лоодрейна поехала вслед за своим номинальным хозяином.
Лебандин вернулся в осадный лагерь и устроился поудобнее в кресле на вершине холма с видом на город.
"Давай команду к началу рытья апрошей", – приказал Арким. – "Ясень пень, что Милона будет биться до последнего жителя города, поэтому мирного исхода не будет".
– Палис! – окликнул Лебандин старшего сапёра, назначенного неделю назад. – Начинайте!
Бывший крестьянин, коренастый черноволосый и голубоглазый мужик с окладистой бородкой, подошёл к Лебандину:
– Сей же час, господарь герцог.
Арким посчитал, что одних осадных башен и таранов будет недостаточно, поэтому долго метался между винеями[10] и апрошами[11], но остановился на последних, так как они более прогрессивны и для противодействия недостаточно магов с огненными заклинаниями, а желательно рыть контр-апроши, до которых надо ещё додуматься и иметь людей, которые понимают, что делают.
Инженеры начали рыть по утверждённой схеме. Лебандин нарисовал на пергаменте схему атакуемого участка стены и желаемую структуру апрошей. То есть для окружающих всё выглядело так, будто всё это придумал Лебандин.
Железные сапёрные лопаты, трёхкратная доля в добыче, а также слава взявших город – это мотивировало сапёров копать как проклятых.
За часы они продвигались на метры. Затем, когда со стен начали стрелять из луков и самострелов, были применены Г-образные мантелеты[12], обеспечивающие надёжное прикрытие для сапёров.
Осада шла своим ходом, стрелки с крепостных башен пытались достать сапёров, но глубокие зигзагообразные апроши надёжно защищали перемещающихся людей, которые медленно, но верно приближали поражение города.
Остальной осадный лагерь, кроме часовых, наблюдал за работой сапёров, это было увлекательно для мобилизованных крестьян и мастеров, которые не были избалованы развлечениями: геометрически правильные зигзаги в земле выглядели по-своему красиво, символизируя торжество геометрии перед могуществом города Хадрейна.
Лебандин основное время проводил в шатре, якобы разрабатывая план штурма, а на самом деле вникая в план Аркима.
– … и сразу же брать башни, распорядись обязательно, чтобы у штурмовиков обязательно с собой были меха с чистой водой, – продолжал давать наставления меч. – Когда польётся смола, будут страшные ожоги, нельзя, чтобы их загрязняли землёй, для человека в текущих условиях это гарантированная смерть.
– Не понимаю, зачем так печься о простой солдатне? – недоуменно спросил Лебандин.
– Именно поэтому ваш феодальный строй неизбежно падёт, – ответил на это Арким. – Людям многого не надо, Леб. Просто нужна забота об их проблемах и понимание. Если уж ты встал у руля, то будь добр прислушиваться к надеждам и чаяньям простого люда, благодаря которому имеешь всё, что у тебя есть. Иначе они тебя сметут и втопчут в грязь. Ты, как и поколения твоих предков, просто не понимаешь, что в конце концов людей станет больше, чем смогут убить твои дружинники или гвардейцы, а они ведь тоже из народа. И чем жестче ты обращаешься с народом, тем жёстче будет откат по твоим благородным потомкам. Их будут казнить, пытать, унижать, отыгрываться за столетия несправедливости. Это самый жёсткий сценарий. Но можно по-другому. Можно как мы. Как можно более мягким способом провести смену строя сначала в одном городе, потом в другом, затем в следующем… А там, глядишь, экспортируем наш образ жизни в соседние страны. И тогда начнётся настоящий прогресс. Ты даже представить себе не можешь, на что способно развитое человечество… То, что тебе покажется небылицей, для людей будущего будет скучной реальностью, как говно под ногами. Ладно, главное ты усвой: тот, за кем народ – тот и силён. Ты можешь, конечно, загнать народ под железную пяту, устроить террор, это даже будет работать некоторое время, но завершится всё однозначно печально для тебя.
– Столетиями никто не возмущался, – не согласился Лебандин, которому пока что успешное руководство осадой придало уверенности. – Что сейчас изменилось?
– Раньше никто не видел успешных примеров, – ответил Арким. – Никто не знал, что так можно. Все эти голодные бунты так или иначе заканчивались провалами, никто не хочет умереть за заранее обречённое дело, поэтому рискующих очень и очень мало. Но вот мы – яркий пример того, что можно добиться успеха. Конечно, мы сначала пытались играть по правилам, но, как ты мог заметить, предыдущий герцог Лоодрейнский не захотел, а потом пал жертвой собственной нечистоплотности. И теперь на его месте ты, хотя был обречён на смерть ещё годы назад, как решил герцог Хадрейнский. Иронию видишь?
– Какую иронию? – не понял Лебандин.
– Ну, то, что Лоуренс Хадрейнский централизовал власть, избавлялся от собственных графов, решив "сломать систему" и управлять баронами напрямую, – начал объяснение Арким. – Ты был как жертвенный агнец, ещё один кирпичик в фундамент будущей короны Аррана. Но в итоге вышло так, что кроткий и, будем честны с собой, откровенно слабый наследник графства Викоди, стал герцогом традиционно противоборствующего Хадрейну Лоодрейна, а теперь взял в кольцевую осаду сам Хадрейн, где спившийся герцог Лоуренс Хадрейнский сидит взаперти, а всем заправляет твоя бывшая замковая служанка, в которой неожиданно открылись непомерные деловые амбиции. Это я называю иронией…
Лебандин тяжко вздохнул и опустил взгляд.
//POV Арким, меч-философ. Осада Хадрейна. Три недели спустя//
А вот и переговорщики… Снова.
– Милостивейший господарь, мы принимаем ваши справедливейшие условия ультиматума… – начал один из них.
"Да они охренели!" – возмутился я. – "Леб, скажи, что условия изменились, так как ультиматум был в прошлом месяце".
– Тот ультиматум потерял своё значение утром следующего дня, – глядя куда-то в сторону произнёс Лебандин, прерывая речь парламентёра. – Теперь я хочу голову герцога Хадрейнского, а также живую и здоровую Милону, которая у вас всем заправляет. И контрибуция увеличивается в два раза. Я понёс серьёзные расходы на организацию этой осады, строительство лагеря, содержания этой прорвы солдат. Теперь, чтобы возместить хотя бы часть убытков, мне нужно в два раза больше злата и серебра.