— Да, умереть или успеть в двадцать четыре часа. Или то, или другое — вот и все!
Человек в маске сделал знак. Тюлип повернулся, вышел на улицу и направился к площади.
Огибая угол улицы, он вдруг остановился и, любезно поклонившись молодой красивой женщине, сказал, крутя свои усы:
— Это вы, прелестная спутница?
Арманда сделала реверанс.
— Да, — ответила она.
— Как поживаете с тех пор, как я вас не видел?
— Хорошо, сержант, потому что я довольна: бедная Сабина перенесла дорогу гораздо лучше, чем я надеялась, она теперь успокоилась.
Показался Людовик XV верхом, сопровождаемый многочисленным и блестящим двором. Проезжая по улице через Калонь, король остановился перед домом маршала, сошел с лошади и попросил Ришелье, принца де Конти, д’Аржансона, Креки, Ноайля, Бриссака и еще несколько человек сопровождать его. Людовик поднялся по лестнице в апартаменты маршала.
Король, улыбаясь, вошел в спальню, маршал приподнялся на постели.
— Вы чувствуете себя лучше? — спросил Людовик.
— Да, государь, потому что вижу вас, — ответил маршал.
— Завтра вы будете в состоянии сесть на лошадь?
— Я прочел нравоучение лихорадке, к которой имел некоторое снисхождение сегодня.
— Неужели? — сказал король, садясь у изголовья больного. — Что же именно вы сказали лихорадке?
— Я ей сказал: «Сегодня еще я согласен на ваше общество, милостивая государыня, но завтра мне некогда с вами возиться. Если только вам не поможет пуля, клянусь, вы не справитесь со мной!»
— Браво, маршал!
— Государь, вы осматривали лагерь?
— Да, маршал.
— Все приказания исполнены?
— В точности.
Мориц облегченно вздохнул.
— Что бы ни случилось, государь, завтра я исполню свой долг.
— Я не сомневаюсь в этом, маршал. Завтрашний день должен стать великим днем, господа! — продолжал Людовик, обращаясь к окружающим.
— Так и будет! — сказал маршал твердым голосом.
— Да-да! — закричали все с энтузиазмом. — Да здравствует король!
— Да здравствует король! — повторили на улице.
В это время герцог де Ноайль подошел к королю.
— Государь, — сказал он, — прошу вас оказать мне величайшую милость!
— Я вас слушаю, герцог, — сказал король, — что вам угодно?
— Поговорить в присутствии вашего величества с маршалом Саксонским.
— Говорите.
Тогда герцог, подойдя к постели больного, сказал:
— Маршал Саксонский! Несмотря на то что я старше вас и годами и титулом, что я выше вас как пэр Франции, я прошу вас назначить меня на завтра к себе первым адъютантом.
Наступило гробовое молчание. Все были поражены поступком герцога. Маршал Саксонский сделал усилие, чтобы подняться на постели.
— Герцог, — сказал он, — я неимоверно польщен этим, но без разрешения его величества не имею права на это согласиться.
— Я разрешаю, — сказал король, — с условием, что первое французское ядро, направленное в неприятеля, будет выпущено по команде герцога де Ноайля.
— Да здравствует король! — закричал честный старец.
Король вышел в сопровождении свиты.
— Что нам делать сегодня вечером? — спросил король, обратившись к Ришелье.
Ришелье улыбнулся.
— Государь, хотите, я вас отведу кое-куда?
— Куда же?
— Государь, вы узнаете это, придя на место.
— Вы разжигаете мое любопытство!
Король сел на лошадь. Королевский отряд отправился по главной улице Калони и, наконец, достиг площади. На ней толпилось множество народа. Посреди площади стояло красивое здание, очевидно, принадлежащее какому-то зажиточному землевладельцу. Оно было убрано флагами, вензелями, над которыми возвышалось французское знамя. Прибитая на стене большая афиша сообщала, что здесь идет комедия Фавара «Деревенский петух» в исполнении артистов французской армии.
— Государь, вам угодно присутствовать сегодня на представлении? — спросил Ришелье.
— Вы ловкий чародей! — сказал ему Людовик XV.
XVII. Представление
С тех пор как Турншер взял под свое покровительство Фавара, поэта и музыканта, положение пирожника, ставшего директором театра, заметно упрочилось. Весь двор и, следовательно, весь город был без ума от его комических опер. За несколько месяцев успех произведений Фавара стал столь грандиозен, что артисты французской и итальянской комедий сплотились, чтобы победить общего врага, и выступили с просьбой закрыть его новый театр.
Тогда Фавару пришла в голову удачная мысль: мадемуазель Дюронсере, знаменитая певица, на которой он собирался жениться в июле, имела в числе своих обожателей маршала Морица.
Фавар задумал дать представление в лагере. Десятого мая все было готово, и король сидел в ложе, или, лучше сказать, в гостиной, полной зелени, потому что она была украшена листьями и цветами. Весь зал, очень хорошо освещенный, был убран букетами и гирляндами.
Партер занимали офицеры в парадных мундирах, а на почетных местах сидели маршалы и генералы. Дамы, которых пригласили из Лилля и Сизуана, и самые хорошенькие и богатые жены поставщиков армии красовались на местах, искусно расположенных на виду у короля.
— Это очаровательно! — восклицал король, лицо которого сияло радостью.
В прежние дни он не был так весел, как накануне битвы у Фонтенуа.
— Скажите, что можно аплодировать, — обратился король к герцогу де Ришелье.
Произнося это, Людовик XV водил глазами по всему залу, вдруг он наклонился и сказал шепотом:
— Однако я не знал, — сказал король Ришелье, — что мои мушкетеры такие красивые молодцы!
— Неужели, государь? — спросил герцог, прикидываясь удивленным.
— Взгляните, герцог. Видите даму в той ложе?..
— Да, государь, но она вовсе не красива.
— Да, но позади нее этот маленький мушкетер, который все время поворачивается к нам спиной. Какая осанка, какие пальцы!
Мушкетер обернулся — король задрожал, глаза его заблестели.
— Герцог, вы более чем любезны, вы мне самый преданный человек.
— Государь, я только исполняю свой долг.
— Неужели и впрямь маркиза де Помпадур здесь?
— Да, государь. Она не могла вынести горечи разлуки и уехала из Парижа инкогнито.
— Когда она приехала?
— Сегодня утром, государь.
— Где она остановилась?
— В этом доме, который я ей уступил.
— Идите к ней и скажите от моего имени, чтобы она пришла принять мою благодарность за приезд.
Ришелье вышел из ложи, но не сделал и трех шагов, как столкнулся лицом к лицу с человеком высокого роста в великолепном наряде.
— Вы здесь, Сен-Жермен! — с удивлением воскликнул герцог.
— Да, герцог, — ответил граф, — это вас удивляет?
— И да, и нет. Вы такой странный человек!
— Все прошло благополучно?
— Отлично! Я в восхищении!
— Король узнал маркизу?
— Конечно!
— Он доволен?
— Я за ней иду.
Граф де Сен-Жермен посторонился, пропуская герцога. Ришелье направился к ложе, занятой маркизой. Оставшись один в коридоре, Сен-Жермен приблизился ко входу в коридор. Лейб-гвардейский сержант стоял в последнем ряду, приподнявшись на цыпочки, чтобы наблюдать за представлением. Этим сержантом был Тюлип. Сен-Жермен наклонился к нему и спросил:
— Мои приказания исполнены?
— Исполнены, — ответил Тюлип, обернувшись.
— Все будет готово завтра во время сражения?
— Конечно. Лейб-гвардейцы стоят в лесу Барри.
Сен-Жермен сделал знак рукой и отступил в коридор. В эту минуту возвратился Ришелье, ведя под руку маркизу. Проходя мимо графа, она оставила руку Ришелье и приблизилась к Сен-Жермену.
— Вы изумительный человек, — сказала она, — искренний друг и очень странная особа! Когда вы позволите мне доказать, что я очень рада сделать вам приятное?
— Может быть, завтра, — ответил Сен-Жермен, — я вам напомню клятву на кладбище.
— Пусть будет завтра. О чем бы вы меня ни попросили, я уже согласна.
Кивнув графу, как доброму другу, она подошла к ложе короля. Сен-Жермен стоял в коридоре, скрестив руки.
— Завтра, — сказал он, — да, завтра последний день борьбы! Завтра я одержу победу или погибну. Но если я погибну, то и в своей агонии заставлю страшно задрожать землю, которая носит тех, кого я ненавижу!
XVIII. Четыре часа утра
— Вставай д’Аржансон!
Министр раскрыл глаза, вздрогнул и вскочил.
— Государь… — пролепетал он.
Действительно, Людовик XV стоял в его комнате в полном военном костюме и при шпаге. Солнце едва показалось на горизонте, густой туман, поднимавшийся из росы, покрывал луга. Четыре часа утра пробило на колокольне церкви Калони. В это утро первым в лагере проснулся король и тотчас отправился будить министра. Д’Аржансон оделся в один миг.
— Что прикажете, ваше величество? — спросил он, поклонившись королю.
— Отправляйтесь немедленно к маршалу и спросите его приказаний.
Д’Аржансон бросился к маршалу. Оседланные лошади ждали у дверей дома. Весь главный штаб короля собрался там. Туман сгущался, и солнце казалось тусклым металлическим диском.
— Государь, — сказал подъехавший д’Аржансон, — маршал поручил мне сказать вашему величеству, что он позаботился обо всем и что все готово.
В ту минуту, когда король въезжал на мост, туман внезапно рассеялся и солнце ярко засверкало.
Солдаты полка Фер и нормандской бригады, охранявшие мост, стояли в две линии справа и слева. Когда Людовик и дофин выехали на мост, они закричали:
— Да здравствует король! Да здравствует дофин!
В эту минуту скорым шагом подошли солдаты, неся на плечах носилки, на которых лежал маршал в полном обмундировании, а за носилками его конюший вел андалузскую лошадь.
Маршал, чтобы не потратить сразу все силы, которые были до того истощены, что он не смог надеть кирасы, велел обнести себя вокруг лагеря. Он все осмотрел, все увидел, поговорил с генералами, отдал им последние приказания. Сесть на лошадь маршал собирался только в момент начала боя. Он поклонился королю, который ему подал руку.