Он нашел немного сухого мха и два камешка.
— Попытаемся!
Он усердно принялся ударять камнем о камень; скоро полетели искры, но мох был недостаточно сухой и никак не хотел воспламеняться, и, кроме того, эти искры были вовсе не похожи на те, какие выбиваются из куска стали.
— Нет, из этого ничего не выйдет! — сказал огорченный Пенкроф. — Попробуем теперь тереть кусочки дерева, как делают дикари. Помоги-ка, Наб! Не очень-то я верю в это средство, а все-таки попытаться не мешает…
Бравый моряк и Наб выбрали две сухие деревяшки и принялись за дело.
Но как они ни старались, все понапрасну. Они только разогрели куски дерева и еще больше разогрелись сами.
После часовой работы с Пенкрофа полил градом пот, и он с горькой досадой отшвырнул от себя куски дерева.
— Я тогда поверю, что дикари этим способом добывают огонь, когда зимой будет жарче, чем летом! — сказал он. — Скорее загорятся мои руки, если их тереть, чем эти деревяшки!
— Ты напрасно сомневаешься, Пенкроф, — сказал Герберт. — Достоверно известно, что дикари именно этим способом добывают огонь…
— Ладно! Ладно!
— Но может быть, они используют для этого какое-нибудь особое дерево… А потом, нужна еще и сноровка. У нас, может, нет сноровки?..
— Ладно! Ладно!
Досада бравого моряка продолжалась недолго. Когда Герберт, подняв брошенные им деревяшки, в свою очередь принялся усердно тереть, Пенкроф не мог удержаться от смеха.
— Хочет нас с тобой перещеголять, Наб, да не перещеголяет! — сказал он. — Три, дружище, три!
— Я тру, — отвечал, смеясь, Герберт, — но я вовсе не имею претензии вас перещеголять. Я просто хочу согреться, потому что мне тоже надоело дрожать от холода. Ты увидишь, Пенкроф, что скоро мне будет так же жарко, как и тебе!
— На здоровье, на здоровье, дружище! — отвечал моряк. Затем он обратился к Спилетту: — Приходится сидеть без огня, господин Спилетт!
— Да, Пенкроф, — отвечал Спилетт, — но погодите, проснется Смит — и огонь тотчас же запылает!
В ожидании будущих благ Спилетт спокойно улегся в коридоре на песке и уснул.
Герберт, Наб и Пенкроф последовали его примеру, а Топ свернулся у ног своего господина.
На следующее утро, 28 марта, Смит проснулся около восьми часов.
Остальные уже были на ногах и ожидали, когда он откроет глаза.
Первые слова Смита были те же, что и накануне:
— Остров или материк?
Очевидно, эта мысль не покидала его ни на минуту.
— Мы сами не знаем, господин Смит, — ответил ему Пенкроф.
— Вы еще не знаете?
— Но мы узнаем, — прибавил Пенкроф, — когда вы нас поводите повсюду…
— Я надеюсь, что могу начать исследования, — отвечал Смит.
Он без особенных усилий поднялся.
— Вот это по-молодецки! — радостно воскликнул моряк.
— Я умирал от истощения, — сказал Смит. — Дайте чего-нибудь поесть, друзья, я сейчас же поправлюсь! Есть у вас огонь?
На последний вопрос ответ последовал не сразу.
— Ах, господин Смит! — сказал моряк после минутного молчания. — У нас нет огня, или, точнее говоря, у нас пропал огонь…
И Пенкроф подробно рассказал инженеру все, что случилось накануне.
Он развеселил Смита повествованием об одной-единственной спичке и о своих тщетных попытках добыть огонь по способу дикарей.
— Мы об этом подумаем, — сказал инженер. — Может быть, мы найдем что-нибудь похожее на трут. А если не найдем…
— Тогда что? — спросил моряк.
— Тогда мы попробуем сделать спички.
— Химические?
— Химические.
— Да! Дело, как видите, нетрудное, — сказал Спилетт, ударяя моряка по плечу.
Пенкроф не считал это дело легким, но не возражал.
Все вышли на воздух.
День распогодился. Яркое солнце всходило над морем, и его лучи рассыпали золото по граням огромной скалы.
Быстро оглядевшись, Смит сел на обломок каменной глыбы.
— Хотите? — спросил его Герберт, подавая ему пригоршню ракушек и водорослей. — Больше у нас ничего нет…
— Спасибо, дружок, — отвечал Смит, — этого совершенно довольно; по крайней мере, довольно на сегодняшнее утро.
И он с большим аппетитом принялся за эту скудную пищу, запивая ее свежей водой, зачерпнутой в реке в большую раковину.
Товарищи молча смотрели на него, пока он подкреплял силы.
Утолив кое-как голод, Смит скрестил на груди руки и сказал:
— Итак, друзья, вы еще не знаете, куда забросила вас судьба, на материк или на остров?
— Не знаем, — отвечал Герберт.
— Завтра узнаем, — сказал Сайрес. — До тех пор ничего нельзя сделать.
— Но у нас есть чем заняться! — вмешался Пенкроф.
— Что такое?
— Надо добыть огонь, — отвечал моряк, которого тоже преследовала неотвязная мысль.
— Добудем, Пенкроф! Я не знаю, показалось ли мне, или я точно видел вчера, когда вы меня несли сюда, гору, которая возвышается над окрестностью?
— Да, — отвечал Спилетт, — по дороге мы точно видели гору, и гора эта, по-видимому, довольно высока…
— Отлично, — сказал Смит. — Завтра мы взберемся на ее вершину и увидим, где мы очутились — на материке или на острове. А до тех пор, повторяю, делать нечего…
— А про огонь забыли? — снова напомнил моряк.
— Да будет вам огонь! — отвечал Спилетт. — Имейте немножко терпения, Пенкроф!
Бравый моряк посмотрел на Спилетта с таким видом, словно хотел сказать: «Если вы будете добывать этот огонь, то нам еще долго не доведется отведать жаркого!»
Он, впрочем, ничего не сказал.
Смит хранил молчание. Его, казалось, очень мало занимал вопрос об огне. В продолжение нескольких минут он о чем-то раздумывал, а затем сказал:
— Друзья мои, положение наше, быть может, бедственное, но во всяком случае чрезвычайно несложное и простое. Или мы на материке, или на острове. Если на материке, то ценой более или менее тяжелых трудов и лишений мы достигнем какого-нибудь обитаемого места. Если мы на острове и остров этот обитаем, мы попробуем выпутаться из беды с помощью местных жителей, а если этот остров необитаем, мы попытаемся выпутаться из беды сами.
— Вы справедливо заметили, господин Смит, дело простое и несложное! — ответил Пенкроф.
— Остров это или материк, мы узнаем, — заметил Спилетт, — а пока не можете ли вы сказать, Смит, куда, вы полагаете, закинул нас ураган? То есть в какую часть света?
— Трудно утверждать наверняка, — отвечал инженер, — но, по моим соображениям, мы, должно быть, где-нибудь в Тихом океане или очень от него близко. Вспомните, когда мы вылетели из Ричмонда, ветер дул с северо-востока, и сила родившего его урагана заставляет предполагать, что направление его не изменялось. А если направление ветра не изменялось и он дул с северо-востока на юго-запад, то мы должны были перелететь Северную Каролину, Южную Каролину, Джорджию, Мексиканский залив, Мексику и затем часть Тихого океана. По моим соображениям, наш шар пролетел не менее шести или даже семи тысяч миль, и, если бы ветер хоть немного изменил свое направление, он занес бы нас или на Маркизские острова, или на Туамоту, или даже — если бы ярость его была сильнее, чем я думаю, — к Новой Зеландии. Если последняя догадка оправдается, то нам легко будет добраться до своих мест. Если придется обратиться к англичанам или к маори, мы сговоримся и с теми и с другими. Если же, напротив, мы попали на какой-нибудь необитаемый остров Микронезии, то мы прежде всего осмотрим его с вершины горы и тогда решим, как и где здесь окончательно обосноваться.
— Окончательно обосноваться? — переспросил Пенкроф.
— Да. И обосноваться как людям, которым никогда отсюда не выбраться, — отвечал Смит.
— Никогда? — воскликнул Спилетт. — Вы говорите «никогда», любезнейший Сайрес?
— Я убежден, Спилетт, — отвечал инженер, — что гораздо разумнее предполагать самое худшее и, таким образом, не ожидать никаких сюрпризов, кроме приятных.
— Хорошо сказано! — воскликнул Пенкроф. — Я, однако, надеюсь, что мимо этого острова — если это остров — проходят какие-нибудь суда… Неужто нас забросило в самую пустынную часть океана? Уж это было бы, как нарочно, устроено на нашу беду!
— Пока мы не взберемся на гору, мы ничего не можем решить, — сказал Смит.
— Но разве вы так уже поправились, господин Смит, что завтра будете в состоянии взбираться на гору? — спросил Герберт. — Не будет ли это для вас слишком утомительно?
— Надеюсь, что нет, — отвечал инженер, — но с условием, что вы с Пенкрофом отличитесь на охоте и доставите мне сытное жаркое.
— Так как вы упомянули о жарком, господин Смит, то и я напомню вам об огне… Будь я уверен, что будет на чем жарить, я бы пошел за дичью и принес ее…
— Так несите, Пенкроф, — отвечал Смит, — а об остальном не беспокойтесь.
Итак, на общем совете было решено, что Смит и Спилетт останутся дома и проведут день в исследованиях берега и прибрежных утесов, а Наб, Герберт и моряк отправятся в лес, где запасутся топливом и постараются раздобыть всякой дичи, и пернатой и четвероногой, какая попадется.
— Счастливой охоты! — сказал на прощание Смит.
Охотники отправились около десяти утра. Герберт верил в свою удачу и весело шел вперед. Наб был рад выздоровлению инженера. Пенкроф шел бодро, но ворчал себе под нос:
— Думаю, по возвращении я найду тут огонь лишь в том случае, если его зажжет молния!
Они поднялись по берегу. Достигнув излучины реки, моряк спросил:
— С чего ж мы начнем? Поохотимся или будем заготавливать дрова?
— Сначала охота, — отвечал Герберт. — Вон Топ уж ищет!
— Охота так охота! — согласился Пенкроф. — А после мы сюда вернемся и сплавим топливо.
Герберт, Наб и Пенкроф, сделав себе по дубинке из молодых сосен, последовали за Топом, который резво рыскал среди кустов и высокой травы.
— Что, мы опять пойдем по течению реки или прямо в лес? — спросил Герберт. — Не лучше ли в лес?
— Пожалуй что и лучше, — отвечал моряк.
Мальчик поспешил вперед.
— А деревья все одинаковые, Пенкроф, — крикнул он, — все те же сосны!