Смит направил одну ножку своего деревянного циркуля на горизонт моря, а другую, заменяющую в настоящем случае зрительную трубу отражательного круга, на первую звезду. Отверстие между двумя ножками дало ему угловое расстояние, разделявшее первую звезду Южного Креста от горизонта. Чтобы измеренный угол оставался неизменным между двумя дощечками его аппарата, инженер посредством колючек наколол их на третью дощечку, помещенную поперек, так что раздвинутые линейки прочно держались в этом положении.
Когда это было сделано, Смиту оставалось только определить величину измеренного угла, приведя наблюдение к уровню моря, дабы принять во внимание понижение горизонта, для чего необходимо было измерить высоту плато. Величина этого угла должна была дать, таким образом, высоту первой звезды Южного Креста и, следовательно, высоту полюса над горизонтом, то есть широту острова, ибо широта какого-нибудь места на земном шаре всегда равняется угловой высоте полюса над горизонтом того же самого места.
Эти вычисления были отложены до следующего дня, и в десять часов вся колония находилась уже в глубоком сне.
XIV. Положение острова определено
На другой день, 16 апреля, в Светлое воскресенье, колонисты вышли из «Труб» с самого раннего утра и принялись за стирку белья и чистку платья. Инженер надеялся изготовить мыло, лишь только будут найдены самые необходимые вещества: сода или поташ, жир или масло. Вопрос о пополнении гардероба тоже был не из последних. Впрочем, можно было рассчитывать, что старое платье продержится еще месяцев шесть; оно у всех было прочное и немаркое — именно такое, какого могли пожелать люди, занимающиеся черной работой.
Солнце, показавшееся на чистом горизонте, обещало великолепный день — один из тех прелестных осенних дней, которые можно назвать последним приветом теплого времени года.
— Итак, сегодня надо продолжить наблюдения, произведенные накануне, то есть измерить высоту плато Дальнего Вида над уровнем моря, — сказал инженер.
Герберт, желавший всему научиться, последовал за инженером, который отошел от гранитной стены и спустился к краю берега. Остальные принялись за различные работы по хозяйству.
Смит взял прямой шест футов двенадцать длиной и вымерил его, насколько возможно точно, сравнивая со своим собственным ростом, который был ему известен. Герберт нес отвес, врученный ему инженером, то есть простой камень, который был привязан к концу веревочки.
Не доходя футов двадцати до береговой кромки и футов около пятисот до гранитной стены, поднимавшейся отвесно, Смит воткнул свой шест на два фута в песок и, укрепив его хорошенько, поставил посредством отвеса перпендикулярно к плоскости горизонта.
Когда это было сделано, он отступил от шеста на такое расстояние, чтобы, лежа на песке, видеть одновременно, по прямой линии, конец шеста и гребень гранитной стены. Затем он тщательно наметил эту точку колышком.
— Ты знаком с основами геометрии? — спросил он, вставая и обращаясь к Герберту.
— Немножко знаю, — ответил Герберт.
— Помнишь свойства подобных треугольников?
— У них соответственные углы равны, а стороны пропорциональны.
— Ну, мой друг, у нас как раз есть два подобных треугольника. У первого, меньшего, одной стороной будет перпендикулярный шест, другой, горизонтальной, — расстояние от колышка до основания шеста, а третьей — линия от колышка до верхушки шеста. Ты видишь, что эта третья сторона совпадает с моим лучом зрения, когда я лежал навзничь и смотрел одновременно на верхушку шеста и гребень стены. Представляешь это себе, Герберт?
— Представляю, — ответил мальчик.
— Теперь представь себе другой, больший треугольник. Первой его стороной будет высота гранитной стены; второй, горизонтальной, — расстояние от колышка до основания этой стены, а третьей — расстояние от колышка до гребня стены, опять-таки по направлению того же луча зрения. Понял?
— Понял, господин Сайрес! — воскликнул Герберт. — Высота стены будет во столько же раз больше высоты шеста, во сколько расстояние от колышка до стены больше расстояния от колышка до шеста!
— Совершенно верно. Измерим как можно точнее эти расстояния и тогда составим пропорцию.
Оба горизонтальных расстояния были вымерены посредством того же самого шеста, который возвышался над песком ровно на десять футов.
Первое расстояние, между колышком и той точкой, где был воткнут в песке шест, оказалось пятнадцать футов.
Второе расстояние, между колышком и основанием стены, оказалось пятьсот футов.
Когда измерения были окончены, Смит и Герберт вернулись в «Трубы».
Здесь инженер взял плоский гладкий камень, найденный во время одной экскурсии. На нем было легко выцарапывать цифры посредством острой раковины. Смит составил следующую пропорцию:
15: 500 = 10: х
500 × 10 = 5000
5000: 15 = 333,33…
Оказалось, что высота гранитной стены равняется тремстам тридцати трем футам.
Затем Смит взял инструмент, который сделал накануне и раздвинутые ножки которого дали ему угловое расстояние между первой звездой Южного Креста и горизонтом. Он весьма точно измерил величину этого угла по окружности, разделенной на триста шестьдесят равных частей. Этот угол после прибавления к нему двадцати семи градусов, отделяющих звезду от Южного полюса, и после приведения к уровню моря высоты плато, с которой производились наблюдения, оказался равным пятидесяти трем градусам. Вычтя их из девяноста градусов, то есть из расстояния полюса от экватора, получили угол тридцать семь градусов.
Отсюда Смит заключил, что остров Линкольна лежит на тридцать седьмом градусе южной широты, или, принимая во внимание несовершенство вычислений и с учетом возможной погрешности в пять градусов, остров должен находиться между тридцать пятой и сороковой параллелями.
Для окончательного определения положения острова оставалось узнать его долготу. Смит рассчитывал попробовать определить ее в тот же день, в полдень, то есть в тот момент, когда солнце будет проходить через меридиан.
Решено было использовать это воскресенье на прогулку или, точнее, на исследование той части острова, которая находилась между северной частью озера и заливом Акулы, и, если погода позволит, довести разведку до северного поворота мыса Южной Челюсти. Завтракать рассчитывали у дюн и только вечером вернуться домой.
В восемь часов тридцать минут утра караван направился по берегу потока. По другую сторону, на островке Спасения, кружилось в воздухе множество птиц. То были нырки, отличающиеся своим неприятным криком, напоминающим крик осла. Пенкроф смотрел на них как на дичь и не без некоторого удовольствия узнал, что их мясо, хотя и черноватое, довольно вкусно.
Тут тоже можно было видеть, как вдали ползали по песку большие ластоногие — вероятно, тюлени, которые, казалось, избрали островок своим убежищем. В пищу эти животные не годились: их маслянистое мясо отвратительно на вкус.
Смит, однако, с большим вниманием рассматривал их и, не открывая своей мысли товарищам, объявил, что очень скоро им предстоит отправиться на островок.
Берег, по которому следовали колонисты, был усеян бесчисленным количеством раковин, и многие из них доставили бы величайшее удовольствие зоологам, изучающим моллюсков. Среди этих раковин были фазианеллы, сверлильщики, тригонии и много других. Но куда более полезным открытием была устричная отмель, обнажившаяся при отливе. Наб обнаружил ее во время отлива между скал, милях в четырех от «Труб».
— У Наба день не пропал даром! — воскликнул Пенкроф, рассматривая далеко простирающийся риф из устричных раковин.
— В самом деле, это счастливое открытие, — сказал Спилетт, — и если только правда, что каждая устрица ежегодно производит от пятидесяти до шестидесяти тысяч яичек, то у нас неистощимый запас.
— Только я думаю, что устрицы не очень питательны, — сказал Герберт.
— Ты не ошибаешься, — ответил Смит. — Устрица содержит весьма мало азотистых веществ. Для человека, который стал бы питаться исключительно ими, потребовалось бы не менее пятнадцати или шестнадцати дюжин ежедневно.
— Отлично! — ответил Пенкроф. — Мы можем истреблять их сколько душе угодно — и все-таки не скоро истребим эту отмель. Не взять ли несколько дюжин на завтрак?
И, зная наперед, что все их одобрят, моряк и Наб оторвали некоторое количество этих моллюсков, уложили в сеть из волокон гибискуса, где уже находился кое-какой запас провизии. Затем начали подниматься по берегу, между дюнами и морем.
Смит время от времени посматривал на часы, чтобы загодя приготовиться к наблюдению за Солнцем, которое необходимо было произвести ровно в полдень.
Вся эта часть острова была пустынна до самого мыса Южной Челюсти. Ничего не попадалось, кроме песка и раковин, смешанных с обломками застывшей лавы. Некоторые морские птицы посещали, однако, этот берег: чайки, большие альбатросы и дикие утки. Последние возбуждали в Пенкрофе алчное желание как-нибудь ими завладеть. Он пробовал было пускать в них стрелы, но без успеха, так как птицы не сидели на одном месте и их следовало бить на лету.
После каждого неудачного выстрела моряк говорил Смиту:
— Вы сами видите, что, пока у нас не будет охотничьего ружья, никогда не наберем вдоволь съестных припасов!
— Разумеется, Пенкроф, — отвечал Спилетт, — но остановка только за вами… Дайте нам железа для пушек, стали для батарей, селитры, угля и серы для приготовления пороха, ртути и азотной кислоты для гремучей ртути в пистонах, наконец, свинца для пуль — и Смит сделает для вас ружья первого сорта.
— О! — ответил инженер. — Все эти вещества мы, разумеется, можем найти на острове, но огнестрельное оружие невозможно сделать без хороших инструментов. Впрочем, мы впоследствии посмотрим, попробуем…
— Зачем мы выкинули за борт все оружие, которое было в корзине! — воскликнул Пенкроф. — Выкинули все вещи, даже карманные ножи!
— Но, Пенкроф, если бы мы не выкинули всего этого, — сказал Герберт, — шар упал бы скорее и мы бы сами очутились на дне моря…