той жидкостью, он только сказал:
— Вот вам нитроглицерин!
Нитроглицерин — страшное вещество, взрывчатая сила которого во много раз больше силы обыкновенного пороха и которое уже было причиной многих несчастий[19].
— И это та самая жидкость, которая взорвет наши утесы? — спросил Пенкроф с недоверчивым видом.
— Да, друг мой, — ответил инженер, — и нитроглицерин произведет тем сильнее свое действие, чем тверже гранит и чем большее сопротивление окажет он взрыву.
— А когда мы произведем взрыв?
— Завтра.
На другой день, 21 мая, с рассветом колонисты направились к стрелке восточного берега озера — на расстояние всего пятисот шагов от взморья. В этом месте плато было ниже вод, которые задерживались только своей гранитной рамой. Очевидно, что, стоит только разбить эту раму, вода ринется через проход и образует ручей, который, сбегая по наклонной поверхности плато, устремится к морскому берегу. Вследствие этого общий уровень озерной воды понизится, и тогда обнажится жерло водослива, чего добивался Смит.
Итак, необходимо было разбить гранитную раму озера. Пенкроф, вооруженный киркой, которой он действовал ловко и сильно, по указанию инженера начал прорубать гранит.
Отверстие, которое следовало пробить, должно было начинаться на горизонтальной грани стены и углубляться наискось таким образом, чтобы подкоп был значительно ниже уровня озерных вод. Вследствие этого взрыв, которому предстояло сокрушить утесы, позволит озерным водам в большой массе вылиться наружу.
Углубление делали долго, потому что инженер, желавший произвести взрыв как можно более сильный, рассчитывал употребить на эту операцию не менее десяти литров нитроглицерина. Пенкроф работал по очереди с Набом, и так успешно, что к четырем часам прорубка была окончена.
Оставалось решить вопрос о воспламенении взрывчатого вещества. Чтобы произвести взрыв, необходим удар, а если просто зажечь это вещество, то оно горит без взрыва.
Действительно, одного удара молотом по нескольким каплям нитроглицерина достаточно, чтобы произвести взрыв. Но человек, производящий этот удар, сам сделался бы его жертвой. Поэтому Смит придумал другое: он подвесил на треноге и на веревке, свитой из растительных волокон, кусок железа в несколько фунтов над углублением. Еще одна длинная веревка, предварительно пропитанная расплавленной серой, одним концом была привязана к первой, а другой лежал на земле, на расстоянии нескольких футов от мины. Вторая веревка, когда ее зажгут, должна гореть до тех пор, пока огонь не дойдет до первой веревки, на которой подвешен железный кусок. Тогда первая веревка перегорит, порвется, и кусок железа упадет на нитроглицерин.
Когда этот аппарат был установлен, Смит отослал товарищей подальше, наполнил углубление нитроглицерином до самого края и разлил еще несколько капель на поверхности утеса, как раз под висевшим куском железа.
Окончив работу, Смит взял конец серной веревки, зажег ее и побежал к товарищам в «Трубы».
Веревка должна была гореть двадцать пять минут.
И действительно, спустя двадцать пять минут произошел ужасный взрыв, который невозможно описать. Казалось, весь остров содрогнулся. Целый фонтан камней взлетел на воздух, словно извергнутый вулканом. Сотрясение воздуха было такое, что затряслись стены «Труб». Колонисты попадали на землю, хотя они и находились от взрыва на расстоянии двух миль с лишним.
Они встали, поднялись на плато и побежали к месту, где береговой утес должен был подвергнуться взрыву…
Троекратное «ура» вырвалось у товарищей инженера.
Гранитная рама была разорвана, образовалась широкая брешь! Из нее вырывался быстрый водный поток. Пенясь, он несся по плато и, дойдя до гребня, низвергался с высоты трехсот футов на песчаный берег моря!
XVIII. Подземный дворец
План Смита увенчался полным успехом, но инженер, по обыкновению, ничем не выказал своей радости, он и бровью не шевельнул. Сжав губы, он стоял неподвижно и о чем-то думал.
Зато Герберт сиял восторгом, а Наб прыгал от радости.
Пенкроф бормотал, кивая своей огромной головой:
— Наш инженер… того… действует…
Взрыв образовал громадный пролом. Количество озерной воды, изливавшееся через новый сток, было втрое больше прежнего.
— Остается немного подождать, и уровень озера понизится по крайней мере фута на два, — сказал Спилетт.
Колонисты отправились в «Трубы» за мотыгами, кольями, веревками. Забрав все это, а также кремень, огниво и трут, они снова вернулись на плато.
Доро́гой Пенкроф сказал инженеру:
— А вы изготовили знатный ликерчик, господин Смит! Ведь им, пожалуй, можно взорвать весь остров?
— Разумеется, можно. И не только остров, но и материки, и весь шар земной. Все зависит от количества.
— А нельзя ли использовать этот нитроглицерин, чтобы зарядить огнестрельное оружие?
— Нет, нельзя, потому что вещество это имеет чересчур большую взрывчатую силу. Но мы можем наделать хлопчатобумажного пороха или даже пороха обыкновенного — у нас под руками и азотная кислота, и селитра, и сера, и уголь… Только, к несчастью, нет оружия!
— Э! Господин Смит, — отвечал моряк, — стоит вам немножко постараться, и оружие будет…
Пенкроф, как видно, вычеркнул из словаря острова Линкольна слово невозможно!
Достигнув плато Дальнего Вида, колонисты тотчас же направились к стрелке озера, около которой находился прежний сток воды.
— Теперь воды озера изливаются через новый сток, — сказал инженер, — следовательно, старый можно будет осмотреть без помехи.
Спустя еще несколько минут колонисты достигли южного края озера.
— Видите? — воскликнул Герберт. — Видите отверстие?
— Вижу, — отвечал инженер.
Вода в озере уже значительно убыла; гранитная стена, его окружавшая, обнажилась, и в ней чернело отверстие прежнего стока.
— По этому выступу мы можем пробраться к самому отверстию, — сказал инженер, направляясь по узкому отвесу гранита.
Все последовали за ним.
Отверстие стока имело в ширину футов двадцать, но в высоту — не более двух.
— Мы, пожалуй, не пролезем тут, — сказал Спилетт.
— А давайте расширим немного вход, — отвечал Пенкроф. — Ну-ка, Наб, бери кирку — и за дело!
С этими словами моряк принялся работать во всю мочь киркой; Наб не уступал ему в усердии. Через час отверстие было настолько расширено, что колонисты могли войти.
Первым туда направился Смит.
— Этот спуск не особенно крутой: уклон всего каких-нибудь тридцать или тридцать пять градусов, и если только дальше он не круче, то можно спуститься до самого моря, — сказал он.
— Так спустимся! — воскликнул Пенкроф.
— Если в этой гранитной глыбе есть какая-нибудь пещера, что весьма вероятно, то мы можем ею воспользоваться…
— Так спустимся поскорее, господин Смит! — повторил Пенкроф, которому не стоялось на месте. — Посмотрите, вон Топ уже отправился!
— Погодите, Пенкроф. Надо хоть сколько-нибудь осветить путь. Наб, поди-ка нарежь сосновых веток.
Наб и Герберт скоро возвратились с ветками, из которых сделали факелы. Пенкроф проворно высек огонь, факелы запылали, и колонисты, предводительствуемые инженером, двинулись в темный проход, через который еще недавно стекали озерные воды.
Диаметр этого прохода постепенно увеличивался, чего никак не предполагал Смит; исследователям пришлось пробираться согнувшись всего несколько шагов. Затем они могли выпрямиться почти во весь рост.
Гранитные стены, с незапамятных времен омываемые водой, были чрезвычайно гладки и скользки, поэтому колонисты сочли за лучшее поступить по примеру путешественников, совершающих восхождения на большие высоты. Они обвязались веревкой, как это делается при восхождении на вершины гор, что значительно облегчило спуск. Кроме того, на их счастье, в туннеле попадались выступы вроде ступенек. Капельки воды, еще висевшие на скалах, сверкали при свете факелов, и стенки, казалось, были покрыты бесчисленными сталактитами. Инженер внимательно рассматривал черный гранит и не заметил в нем ни единой трещины. То была сплошная масса самого мелкого зерна, и гранитный проход, по всей видимости, не был промыт водой, а образовался вместе с островом.
— Это дело рук не Нептуна, а Плутона, то есть не воды, а огня, — объяснил инженер моряку и негру. — Присмотритесь, и вы увидите на стенках следы вулканической работы, которые не могла сгладить вода.
Колонисты спускались очень медленно. Они не без некоторого волнения отважились проникнуть в это подземелье, которое, очевидно, впервые посещали люди. Они даже не разговаривали: все задумались. Окружавшая тьма могла навести, между прочим, на мысль, не забрался ли во внутренние трещины и впадины, находившиеся в сообщении с морем, какой-нибудь осьминог или другое подобное исполинское животное. Всякий понимал, что исследование стока вовсе не безопасно и что тут, следовательно, необходимы всевозможные предосторожности. Впрочем, впереди маленького отряда шел Топ, и колонисты могли положиться на чутье собаки, которая в случае опасности не замедлила бы поднять тревогу.
Спустившись футов на сто по довольно извилистому коридору, Смит, шедший впереди, остановился. Остальные последовали его примеру.
В этом месте проход расширился и образовал нечто вроде небольшого грота. Со свода падали капли.
Смит внимательно осмотрел свод.
— Что, кажется, просачивается вода? — спросил Спилетт.
— Нет, это просто последние следы озерных вод, которые столько времени тут бурлили, — отвечал Смит. — Чувствуете, какой чистый воздух?
— Да, но несколько сыро…
— Сырость пройдет.
— Так вот нам и жилище! Где отыскать более надежное убежище? Но нет, здесь поселиться невозможно…
— Почему, господин Спилетт? — спросил Пенкроф.
— Тут очень темно и тесно.
— А на что нам руки, господин Спилетт? — возразил моряк. — Разве мы не можем, где надо, увеличить, расширить, прорубить, прорыть, проделать сколько угодно всяких отдушин для воздуха и света?