Таким образом, было заготовлено несколько дюжин рубах и носков — носков, разумеется, не вязаных, а сшитых из полотна.
Можно себе представить наслаждение колонистов, когда они надели чистое белье — белье, правда, весьма грубое, но это их мало тревожило — и легли спать на простынях, которые превратили кушетки Гранитного дворца в настоящие постели.
Около того же времени были сшиты из тюленьей кожи сапоги и ботинки. Можно было утвердительно сказать, что эта обувь была удобной и просторной — ничуть не жала ногу!
В начале 1866 года погода стояла жаркая, но охота в лесу не прекращалась. Агути, мускусные свиньи, водосвинки, кенгуру — всевозможная пернатая и пушная живность кишела в лесных чащах. Спилетт и Герберт, как отличные стрелки, не теряли ни одного заряда.
Смит советовал беречь охотничьи запасы и подумывал, чем бы заменить порох и дробь, которые были найдены в ящике и которые он хотел сохранить на будущее время.
Смит не нашел и следов свинца на острове, но взамен его использовал дробленое железо. Так как железные зерна, или дробины, были легче свинцовых, то их пришлось делать крупнее, и в каждом заряде их было меньше, но искусным стрелкам это не служило помехой.
Смит мог изготовить охотничий порох, так как у него были и селитра, и сера, и древесный уголь, но операция эта требовала большого искусства; без специальных приборов очень трудно получить порох хорошего качества.
Смит предпочел приготовить пироксилин, то есть взрывчатое вещество, обычно получаемое из хлопчатой бумаги. Однако можно было обойтись и без хлопка: он применялся только ради содержащейся в нем клетчатки. Клетчатка же есть не что иное, как вещество, составляющее наружную оболочку всех растительных клеток, и находится почти в чистом виде не только в хлопчатой бумаге, но и в волокнах конопли и льна, в обыкновенной писчей бумаге, в сердцевине бузины и прочем. А бузины было много на острове, в устье Красного ручья; колонисты уже употребляли вместо кофе ягоды этих кустарников, принадлежащих к семейству жимолостных растений.
Для приготовления пироксилина надо клетчатку погрузить на четверть часа в дымящуюся азотную кислоту, затем промыть ее чистой водой и высушить. Как видно, операция весьма простая.
У Смита была обыкновенная азотная кислота, а не дымящаяся, то есть не та крепкая (концентрированная) азотная кислота, которая содержит менее двадцати процентов воды и при соприкосновении с влажным воздухом распространяет беловатые пары. Но инженер мог получить дымящуюся азотную кислоту, перегоняя смесь, состоявшую из трех объемов азотной кислоты обыкновенной и пяти объемов концентрированной серной кислоты, — и он действительно ее получил.
Пироксилин имеет некоторые довольно неприятные свойства, а именно: он быстро воспламеняется и мгновенно выделяет большое количество газов, которые могут разорвать огнестрельное оружие; поэтому при его использовании нельзя делать большие заряды и вообще необходима осторожность. Зато пироксилин имеет и преимущества: не изменяется под действием сырости, не засоряет ружейного дула и взрывчатая сила его вчетверо больше силы обыкновенного пороха.
Около этого времени колонисты вспахали три акра[34] плато Дальнего Вида, а остальное превратили в пастбище для онагров. Они совершили несколько экспедиций в леса Жакамара и Дальнего Запада и перевезли много диких растений: шпинат, кресс-салат, редьку, которые при хорошем уходе скоро должны были приняться и избавить колонистов от белковой диеты, как шутя называл Герберт мясную пищу, на которой они до сих пор находились. На повозке перевезли также значительное количество дров и каменного угля. Каждая экспедиция служила в то же самое время и улучшению дорог, которые укатывались под колесами повозки.
Кроличий садок также пополнял запасы провизии; на отмели почти ежедневно собирались свежие устрицы; кроме того, рыбная ловля в озере и реке тоже доставляла превосходные блюда к столу колонистов. Пенкроф расставил в разных местах удочки, снабженные железными крючками, на которые нередко попадалась отличная форель и еще какая-то чрезвычайно вкусная серебристая рыба, испещренная желтоватыми пятнышками.
Вообще, Наб, принявший на себя поварскую должность, не затрудняясь, мог разнообразить кушанья.
Единственное, чего не хватало еще колонистам, — это хлеб, и надо признаться, такое лишение было для них весьма чувствительным.
Около этого же времени колонисты охотились за морскими черепахами, часто посещавшими мыс Северной и Южной Челюсти. Плоские песчаные берега мыса были усеяны маленькими углублениями, где лежали яйца сферической формы, отличавшиеся белой и твердой скорлупой, белок которых, в отличие от птичьих яиц, не свертывается. Число этих яиц, разумеется, было весьма значительное, так как черепаха может ежегодно снести их до двухсот пятидесяти.
— Вот настоящее яичное поле, — заметил Спилетт, — успевай только подбирать!
Но колонисты не довольствовались одними яйцами, они убили около дюжины черепах, которые были питательнее всякой дичи. Бульон из черепахи, приправленный ароматическими травами и кореньями, нередко вызывал восторженные и справедливые похвалы повару Набу.
Здесь следует упомянуть о весьма важном обстоятельстве, которое позволило колонистам сделать новые запасы на зиму.
Лососи целыми стаями нахлынули в реку Милосердия, они поднимались вверх по течению на протяжении нескольких миль. Самки, отправляясь искать более удобные места для метания икры, шли впереди самцов и производили сильный шум в спокойных водах потока. Эти рыбы, в два с половиной фута длиной, тысячами врывались в реку, и стоило только устроить какую-нибудь запруду, чтобы ловить их в огромном количестве. Колонисты поймали их несколько сотен, засолили и сложили про запас на зиму, когда река замерзнет и всякая рыбная ловля прекратится.
Юп, отличавшийся, как мы уже говорили, чрезвычайной смышленостью, был возведен в сан камердинера. Его нарядили в куртку, короткие белые полотняные панталоны и передник с карманами. Эти карманы были его радостью и гордостью; он беспрестанно совал в них руки и никому не позволял до них дотронуться. Наб отлично вышколил ловкого орангутанга, и можно было сказать, что негр и обезьяна очень хорошо понимали друг друга. Впрочем, Юп питал к Набу искреннюю симпатию и Наб платил ему взаимностью. Когда Юп не был занят какой-нибудь работой — не возил, например, дрова, не взбирался на вершину какого-нибудь дерева, — он тотчас бежал в кухню и проводил там все свободное время, глядя на негра и стараясь подражать ему во всем, что бы тот ни делал. Учитель, впрочем, выказывал удивительное терпение и чрезвычайно усердно занимался образованием ученика, а ученик с замечательной понятливостью выполнял уроки учителя.
Можно себе представить удовольствие, какое дядюшка Юп однажды доставил обитателям Гранитного дворца, явившись со скатертью в руке — накрывать на стол. Ловкий, внимательный, он исполнял свои обязанности безукоризненно; он переменял тарелки, приносил кушанья, наливал, кому нужно, воды, и все это с самой серьезной миной, что чрезвычайно смешило колонистов и приводило в восторг Пенкрофа.
— Юп, супу!
— Юп, еще немножко агути!
— Юп, подай тарелку!
— Юп! Милый Юп! Хороший Юп!
Только это и слышалось за столом, а Юп, нисколько не смущаясь, на все отвечал, всюду поспевал и даже гордо поднял свою смышленую морду, когда Пенкроф, вспомнив свою старую шутку, сказал:
— Ну, Юп, придется жалованье тебе увеличить!
Нечего и говорить, что орангутанг за это время совершенно привык к Гранитному дворцу и часто сопровождал своих хозяев в лес, не выказывая ни малейшего желания убежать. Стоило посмотреть на него, когда он самым уморительным образом шел за колонистами с дубинкой, которую ему сделал Пенкроф и которую он нес на плече, как ружье. Если нужно было достать какой-нибудь плод на верхушке дерева, как быстро взбирался он по ветвям! Если телега где-нибудь завязала, как он ловко одним плечом освобождал ее и выкатывал на ровное место!
В конце января колонисты предприняли большие работы в центральной части острова. Около истоков Красного ручья, у подошвы горы Франклина, решено было построить скотный двор — главным образом для степных баранов, или муфлонов, которые должны были дать шерсть для зимней одежды.
Скотный двор решили строить на лугу, у самого подножия горы, которая замыкала его с одной стороны. Небольшая речка протекала по лугу и терялась в водах Красного ручья. Луг был покрыт роскошной свежей травой, и раскинутые по нему деревья давали свободный доступ воздуху. Это было лучшее место для скотного двора. Оставалось только обнести луг изгородью, которая шла бы полукругом, с обеих сторон упиралась в устои горы и была настолько высока, чтобы самые ловкие животные не могли через нее перепрыгивать.
В первой части изгороди был оставлен довольно широкий проход, запиравшийся прочными воротами из толстых дубовых досок, скрепленных брусьями.
Когда через три недели скотный двор был готов, принялись за облаву около горы на роскошных пастбищах, посещаемых жвачными животными.
Охота состояла в том, чтобы загонять муфлонов и коз, постепенно суживая облаву. Смит, Пенкроф, Наб, Юп распределились по лесу, а Герберт и Спилетт, верхом на онаграх, галопировали в полумиле вокруг скотного двора. Топ от них, разумеется, не отставал.
В этой части острова водилось очень много муфлонов. Эти красивые животные, размером с лань, отличавшиеся крепкими рогами и покрытые сероватой шерстью, походили на диких баранов.
Трудна и утомительна была эта охота. Сколько суеты, сколько беготни взад и вперед, сколько криков! В конце концов около тридцати баранов и десяток диких коз, постепенно подгоняемых к загону, ворота которого казались им единственным свободным выходом, бросились в скотный двор и, таким образом, очутились в плену.
— Ну, нам грех жаловаться на неудачу! — сказал Спилетт.