— Пусть вся норфолкская флотилия кинется за ним в погоню — даром время потратят!
— Да-да, пусть-ка попробуют поймать!
— Лови ветра в поле!
— Наш капитан молодец!
— Ура капитану! Ура!
— Ура, Бобу Гарвею! Ура!
Понятно, что почувствовал Айртон, услыхав эти слова и узнав в Бобе Гарвее одного из своих бывших австралийских сообщников, бесстрашного моряка, который, как оказалось, воспользовался его мыслью и завладел чьим-то судном, стоявшим близ острова Норфолк[38], с грузом оружия, боевых припасов, инструментов и утвари, предназначавшихся к отправке на один из Сандвичевых островов. Его шайка в полном составе перекочевала на борт брига, и теперешние пираты, они же бывшие каторжники, отбросы общества и головорезы, смело бороздили воды Тихого океана, нападая на суда, уничтожая корабельные команды, превосходя в жестокости даже малайских пиратов!
Полупьяные каторжники говорили очень громко, и Айртон мог понять из их беседы еще и то, что экипаж «Быстрого» состоял преимущественно из англичан, бежавших с Норфолка.
Но, быть может, не всякому известно, что такое Норфолк?
На двадцать девятом градусе второй минуте южной широты и сто шестьдесят пятом градусе сорок второй минуте восточной долготы, на востоке Австралии, находится маленький остров, имеющий всего верст двадцать пять в окружности, а на нем — гора Питта, возвышающаяся на тысячу сто футов над уровнем моря. Это и есть остров Норфолк, куда ссылаются самые закоренелые и отчаянные английские преступники. Обыкновенно ссыльных бывает человек пятьсот, и надзирают за ними полтораста солдат. Дисциплина там доведена до последней степени строгости, наказания за малейшие проступки — безжалостны, и все-таки, невзирая на бдительный надзор и страх жестокой кары в случае неудачи, многие преступники решаются на побег, нападают на суда, и те, кому это удается, принимаются за морские разбои.
Так сделали Боб Гарвей и его сообщники. Так когда-то задумывал сделать и Айртон…
Бо́льшая часть каторжников собралась на юте и на кормовой части судна, но некоторые лежали на палубе, продолжая громко беседовать. Айртон узнал еще, что разбойники случайно приплыли к острову Линкольна. До сих пор Боб Гарвей здесь не был, но, как угадал Сайрес Смит, встретив неизвестную землю, которая не обозначена ни на одной географической карте, он решил ее осмотреть и, в случае если это окажется удобным, устроить себе тут постоянное убежище.
Что касается поднятия черного флага и пушечного выстрела, то пираты просто-напросто потешались, поступая как военные суда, которые, подходя к какой-нибудь земле, всегда выбрасывают свой флаг и при этом стреляют из пушки. Так что выстрел не служил сигналом и между беглецами с острова Норфолк и островом Линкольна никакой связи не существует.
Итак, владению колонистов угрожала огромная опасность. Очевидно, никому не известный остров, на котором имелся такой запас пресной воды, на котором были проложены дороги, обработано целое поле, заведено обширное хозяйство, не мог не привлечь разбойников, и они, конечно, должны употребить все старания, чтобы завладеть местом, где им удобно прятаться от всех преследований. Очевидно и то, что разбойники не пощадят колонистов и первой заботой Боба Гарвея и его сообщников будет перерезать их.
«Остается одно: бороться, истребить этих презренных злодеев от первого до последнего! — думал Айртон. — Жалеть их нечего: они никого и ничего не жалеют!»
Вот какие мысли теснились в голове Айртона, и он знал, отлично знал, что Сайрес Смит думает то же самое.
Но возможна ли борьба? Возможна ли победа?
Айртон решил узнать во что бы то ни стало, сколько каторжников на «Быстром».
Крики, брань и смех постепенно утихли; многие опьяневшие матросы уже заснули. Айртон, нимало не колеблясь, начал прокрадываться на палубу, где огни были погашены. Он по бушприту спустился на бак судна, проскользнул между каторжниками, лежавшими на полу в беспорядке, как разбросанные мешки, и убедился, что на «Быстром» четыре пушки, которые заряжались ядрами в восемь или десять фунтов. Он ощупал пушки и убедился, что они заряжались с казенной части. Орудия, значит, были новейшей конструкции; ими легко и быстро можно было действовать, и действие их должно быть самое опустошительное.
На палубе лежало человек десять, но, по всей вероятности, бо́льшая часть экипажа спала в каютах. Из слышанного разговора Айртон мог заключить, что всех каторжников около пятидесяти.
«А нас всего шестеро!» — подумал Айртон.
Айртону оставалось отправиться в обратный путь; он начал прокрадываться к носу судна, откуда всего удобнее было соскользнуть в море.
Но вдруг ему в голову пришла геройская мысль: пожертвовать своей жизнью и тем спасти остров и колонистов.
Очевидно, Смит был не в состоянии бороться с пятьюдесятью отчаянными разбойниками, которые, кроме того, еще отлично вооружены, — они или силою проникнут в Гранитный дворец, или уморят осажденных голодом.
И Айртон представлял себе, как его спасители, которые преобразили его из преступника в честного человека, будут безжалостно убиты, а остров, где они потратили столько трудов, обратится в разбойничий вертеп.
«В конце концов, — решил Айртон, — я причина всех бедствий: мой старый товарищ Боб Гарвей только осуществил мои прежние замыслы… Я должен их спасти — и спасу! Есть одно средство: взорвать бриг. Я погибну, но исполню свой долг!»
Айртон не колебался. Пробраться к пороховой камере, которая всегда находится в кормовой части судна, было нетрудно. В порохе не могло быть недостатка на разбойничьем бриге, и достаточно одной искорки, чтобы взорвать Боба Гарвея со всем его экипажем.
Айртон осторожно спустился между деками, где тоже валялось много каторжников — иные спали, иные лежали мертвецки пьяные. У подножия грот-мачты горел фонарь, и тут же была стойка, на которой висело всевозможное огнестрельное оружие.
Айртон взял револьвер и убедился, что он заряжен. Это все, что ему требовалось для взрыва. Затем он начал прокрадываться на корму, направляясь под ют брига.
На палубах было почти совсем темно, и по ним трудно было пробираться, не натыкаясь на спящих матросов, которые, невзирая на хмель, спали чутко и при малейшем толчке начинали ворочаться и браниться. Айртон беспрестанно должен был приостанавливаться и выжидать, пока снова не воцарится сон. Но наконец он достиг перегородки, отделяющей корму, и нашел дверь пороховой камеры.
Надо было взломать замок на этой двери. Айртон принялся за дело. Трудно было без шума произвести взлом, но Айртон был силач, и скоро замок отскочил. Он открыл дверь…
В эту минуту чья-то рука опустилась на его плечо.
— Что ты тут делаешь? — спросил грубый голос.
В темноте обрисовалась высокая фигура; какой-то человек быстро поднес потайной фонарь к лицу Айртона.
Айртон тотчас откинулся назад. При свете фонаря он узнал своего бывшего сообщника, Боба Гарвея; но Гарвею, считавшему Айртона умершим, не пришло в голову, что перед ним его давний знакомец.
— Что ты тут делаешь? — повторил Боб Гарвей, хватая Айртона за пояс штанов.
Айртон, не отвечая, с силою оттолкнул предводителя пиратов и хотел броситься в камеру. Один выстрел из револьвера — и все было бы кончено!
— Ребята! На помощь! — крикнул Гарвей.
Два или три каторжника вскочили и, кинувшись на Айртона, старались его повалить. Силач Айртон высвободился из их рук; раздались два выстрела из револьвера, и два разбойника упали.
Но Айртон не успел отразить удар ножом, который ранил его в плечо.
Айртон понял, что ему не удастся произвести взрыв. Гарвей успел уже прихлопнуть дверь в пороховую камеру. На палубах засуетились просыпавшиеся каторжники. Айртону надо было только думать о сохранении своей жизни, о сохранении Смиту помощника в неравной борьбе, — ему оставалось только бежать.
В револьвере было еще четыре заряда. Недолго думая, он прицелился, и два выстрела раздались; один, направленный в Боба Гарвея, если и ранил его, то легко, другой заставил посторониться нападавших. Воспользовавшись этой минутой, Айртон кинулся к трапу, чтобы пробраться на верхнюю палубу. Пробегая мимо фонаря, он разбил его рукояткой револьвера. Кругом воцарилась темнота, благоприятствовавшая его бегству.
Несколько разбойников в эту самую минуту спускались по трапу. Пятый выстрел сбросил одного из них с верхних ступенек, остальные отскочили и кинулись назад, не понимая, что происходит.
Айртон в два прыжка очутился на верхней палубе. Спустя еще минуту, свалив шестым выстрелом каторжника, который схватил было его за шею, он перескочил через бортовые сети и бросился в море.
Он не успел отплыть нескольких сажен, как по волнам градом запрыгали пули.
Понятно, с каким волнением Пенкроф, притаившийся под скалою на островке, Спилетт, Герберт, Смит и Наб, ожидавшие в «Трубах», услышали выстрелы. Они кинулись на берег с ружьями на плечах, думая, что Айртон уже схвачен и убит, а злодеи, воспользовавшись темнотой, спешат высадиться и напасть на остров.
Полчаса прошло в смертельной тревоге.
— Выстрелы прекратились, — сказал Спилетт.
— Но нет ни Айртона, ни Пенкрофа… — ответил Герберт.
Они ждали, терзаемые мучительной тревогой. Неужели пираты уже завладели островком? Может быть, необходимо сейчас же, немедленно броситься на помощь Айртону и Пенкрофу? Но как? Из-за большой воды невозможно было переправиться через пролив. Да и пирога находилась по ту сторону. Так судите же сами, какие душевные муки переживали Сайрес Смит и его товарищи!
Наконец около полуночи показалась пирога.
— Плывут, — прошептал Герберт, — плывут. Пенкроф и Айртон!
Пирога причалила к берегу. Разведчики были встречены с распростертыми объятиями.
— Что случилось? Кто стрелял? Вы не ранены?
— Цел и невредим, — отвечал Пенкроф.
— А вы, Айртон? — спросил инженер.
— У меня слегка оцарапано плечо…