— Ну что ж, господин Спилетт, плыть так плыть, — сказал Пенкроф. — «Благополучный» цел и в исправности: и ботик, и его экипаж ждут только первого знака к отплытию!
Разговаривая таким образом, Спилетт и Герберт ходили по палубе «Благополучного». Вдруг моряк, приглядевшись к якорному канату, воскликнул:
— Вот тебе раз! Признаюсь, штука!
— Что такое, Пенкроф? — спросил Спилетт.
— А то, что этот узел завязал не я!
И Пенкроф указал на веревку, которая привязывала канат.
— Не вы? — спросил Спилетт. — Как — не вы?
— Не я, господин Спилетт! Это узел плоский, а я всегда завязываю двумя петлями — это выбленочный узел.
— Вы могли на этот раз завязать иначе…
— Я не ошибся. Я уж давно привык завязывать так: у меня и пальцы сами собой работают… Нет, я не ошибся!
— Так, значит, каторжники были на «Благополучном»? — спросил Герберт.
— Я этого не знаю, — отвечал Пенкроф, — но знаю, что «Благополучный» снимался с якоря и опять поставлен на место. Посмотрите, вот вам еще доказательство: якорный канат травили, потому что на клюзе он не обернут парусиной. Повторяю, на нашем «Благополучном» плавали!
— Но если каторжники на нем плавали, то они бы его ограбили, разрушили или на нем убежали! — сказал Герберт.
— Убежали? Куда? На остров Табор? Так ты думаешь, что они решились бы пуститься в плавание на таком ненадежном суденышке?
— Кроме того, тогда надо еще допустить, что им известен остров Табор, — заметил Спилетт.
— Известен, нет ли, — сказал моряк, — а наш «Благополучный» плавал без нас. Это так же верно, как то, что я Пенкроф из Вайнъярда!
Моряк говорил так уверенно, что Спилетт и Герберт не решились ему возражать.
— Но если «Благополучный» плавал, — сказал Спилетт, — как же мы не видели его на море?
— Э, господин Спилетт, ночью, при попутном ветерке, через два часа можно скрыться из виду…
— Хорошо, но с какой же целью катались каторжники по морю? — спросил Спилетт. — Зачем они, покатавшись, снова привели ботик в порт?
— Ну уж это тоже придется причислить к непонятным вещам, господин Спилетт, — отвечал Пенкроф. — Нечего над этим и голову ломать — все равно не отгадаешь. Да дело не в отгадке, а в том, что наш ботик все-таки цел и на месте. Я только боюсь, как бы разбойники в другой раз не вздумали кататься, — пожалуй, уплывут далеко, и нам придется распрощаться с «Благополучным»!
— Не лучше ли поставить «Благополучный» перед Гранитным дворцом? — спросил Герберт.
— И лучше, и хуже, дружок, — отвечал Пенкроф, — и скорее хуже, чем лучше. Устье реки не годится для стоянки — там очень бурлит.
— А если его вытащить на песок, к «Трубам»?
— Да, это бы можно… Но мы отправляемся в экспедицию и надолго покидаем Гранитный дворец — так, пожалуй, «Благополучному» в наше отсутствие будет здесь безопаснее… Пусть он себе тут постоит, пока мы очистим остров от злодеев…
— Но если каторжники им завладеют? — спросил Герберт.
— Ну что ж, дружок, положим, они придут сюда и не найдут ботика — что они сделают, ты как полагаешь? — отвечал Пенкроф. — Они непременно отправятся его везде разыскивать, разыщут его поблизости Гранитного дворца и в наше отсутствие точно так же могут его и похитить, и разрушить там, как и здесь. Поэтому-то я и думаю, что надо его оставить тут. А вот когда мы благополучно воротимся из нашей экспедиции, тогда дело другое…
— Это решено, — сказал Спилетт, — а теперь — в обратный путь!
Вернувшись в Гранитный дворец, наши путешественники рассказали инженеру о том, что произошло, и он полностью одобрил их планы относительно теперешней и будущей стоянки судна. Он даже пообещал Пенкрофу подробно обследовать часть пролива между островком Спасения и берегом, чтобы установить, нельзя ли устроить там искусственную гавань при помощи запруд. Если это удастся, «Благополучный» будет всегда под рукой, на глазах у колонистов, а в случае надобности — даже под замком.
В тот же вечер Айртону была отправлена телеграмма с просьбой привести пару коз, которых Наб хотел поселить на лугах плато. Ответа не последовало, что несколько удивило инженера, так как Айртон всегда немедленно отвечал.
Но могло случиться, что Айртона не было на скотном дворе в то время; могло быть и так, что он уже отправился в Гранитный дворец.
Колонисты не тревожились и ждали, не покажется ли Айртон на высотах плато Дальнего Вида, где должен был пролегать его маршрут. Наб и Герберт несколько раз ходили к подъемному мостику, надеясь встретить запоздавшего товарища.
Но наступил вечер, а Айртона все не было.
— Который час, господин Смит? — спросил Пенкроф.
— Десять.
— Чудно́, что Айртона до сих пор нет!
— Да, это странно… Я сейчас отправлю вторую телеграмму.
И на вторую телеграмму ответа не последовало.
Колонисты сильно встревожились.
— Да может быть, просто-напросто телеграфный аппарат сломался и не действует, — сказал Герберт.
— Очень может быть, — отвечал Спилетт.
— Подождем до завтра, — сказал Смит. — Действительно, могло случиться, что Айртон не получил нашей депеши вследствие поломки аппарата…
Ждали, разумеется, не без тревоги. На рассвете 11 ноября Смит снова отправил депешу, но опять не получил ответа.
— Что, нет ответа? — спросил Пенкроф.
— Нет… Я еще раз телеграфирую!
Но и на новую телеграмму не последовало ответа.
— Надо спешить на скотный двор! — сказал Смит.
— Только прежде хорошо вооружимся, — прибавил Пенкроф. — Дома никто не останется?
— Останется Наб, — ответил Смит. — Он проводит нас до мостика и, спрятавшись где-нибудь за дерево, будет сторожить, пока мы не возвратимся… или пока не вернется Айртон.
— А если сюда в гости явятся пираты? — спросил Пенкроф. — Ведь они, пожалуй, попытаются перебраться через ручей…
— Наб попробует их остановить ружейными выстрелами.
— А ну как не справится?
— Он может скрыться в Гранитном дворце и там будет в безопасности.
— Так теперь идем прямо на скотный двор, господин Смит?
— Да, Пенкроф, прямо туда.
— А ну как мы там не найдем Айртона?
— Мы станем искать его вокруг, в лесах.
В шесть часов утра инженер и его три спутника перешли по подъемному мостику, а Наб, проводив их, притаился за выступом скалы, густо поросшей высокими деревьями.
Колонисты держали ружья в руках и готовы были стрелять при первом признаке нападения. Их ружья были заряжены пулями.
По обеим сторонам дороги тянулись густые заросли, где легко могли спрятаться разбойники.
Колонисты шли быстрым шагом и молча. Топ бежал впереди — то прямо по дороге, то ныряя вправо и влево, в заросли, но до сих пор Топ не лаял и не выказывал никакой тревоги. На чутье умного и верного животного можно было вполне положиться, и значит, близкой опасности не было.
Они уже прошли две с лишним мили, но ничего подозрительного еще не заметили. Телеграфные столбы были целы, проволока исправно натянута.
Вдруг Герберт, шедший впереди, остановился у столба под номером семьдесят четыре и воскликнул:
— Проволока оборвана!
Колонисты увидели, что один столб свален и лежит поперек дороги.
— Понятно теперь, почему мы не получили депеши от Айртона, — сказал Спилетт. — Вероятно, и Айртон не получил нашей…
— Не ветер повалил этот столб! — заметил Пенкроф.
— Нет, не ветер, — отвечал Спилетт. — Его, очевидно, подкопали… Видите, как кругом взрыта земля?.. Его повалил человек…
— Кроме того, проволока перебита или перерезана, — прибавил Герберт, показывая оба конца проволоки.
— Перелом свежий? — спросил Смит.
— Да, совсем свежий, — ответил Герберт. — Верно, только что перерезали проволоку…
— На скотный двор скорее! Скорее! — крикнул Пенкроф.
Колонисты были как раз на середине дороги. Оставалось пройти еще две с половиной мили; они пустились самым скорым шагом, чуть не бегом.
Они имели полное основание предполагать, что на скотном дворе случилось какое-нибудь несчастье. Айртон мог ответить на телеграмму и не знать, что его ответ не дошел, но гораздо важнее было то, что Айртон, обещавший возвратиться непременно 10 ноября к вечеру, не возвратился. Где он? Что с ним?
С замирающим сердцем колонисты спешили на помощь Айртону. Все они искренне привязались к новому товарищу, всех глубоко волновала его участь.
Неужто бедному Айртону суждено погибнуть от руки тех самых людей, которыми он когда-то предводительствовал?
Скоро колонисты достигли того места, где дорога поворачивала вдоль небольшого ручья, который вытекал из Красного и орошал луга, окружавшие скотный двор; они пошли осторожнее, ежеминутно ожидая, что вот-вот покажутся каторжники и начнется схватка. Они держали ружья наготове и посматривали внимательно по сторонам. Топ несколько раз глухо рычал, что не предвещало ничего доброго.
Наконец из-за деревьев показалась изгородь скотного двора. Нигде не было заметно никаких следов разрушения. Ворота были, как обыкновенно, заперты.
Но на скотном дворе царила полнейшая тишина; не было слышно ни голоса Айртона, ни блеяния муфлонов.
— Войдем! — сказал Смит.
Инженер направился к домику Айртона. Товарищи следовали за ним.
Смит повернул щеколду и хотел отворить ворота, как вдруг Топ бешено залаял…
Из-за ограды раздался выстрел и вслед за ним слабый крик.
Герберт, сраженный пулей, лежал на земле…
VII. В осаде
Услыхав крики Герберта, Пенкроф бросил ружье и кинулся к мальчику.
— Они его убили! — воскликнул он. — Они убили моего Герберта, мое дитя! Они его убили!
Смит и Спилетт тоже кинулись к Герберту. Спилетт приложил ухо к сердцу бедного мальчика и слушал, бьется ли оно.
— Он жив, — сказал он наконец. — Надо его поскорее перенести…
— В Гранитный дворец? Это невозможно! — отвечал Смит.
— Так в комнату Айртона! — воскликнул Пенкроф.
— Хорошо, но погодите минутку, — сказал Смит.