— Герберт заметно поправляется, — сказал в этот день Смит Спилетту.
— Да, Смит, мы, кажется, можем успокоиться насчет его выздоровления. Но что бы мы стали делать, если бы пуля не вышла, а засела в ране? Если бы, например, явилась необходимость отнять ему руку или ногу? Мне несколько раз приходило это в голову, и при этой мысли пробирала дрожь.
— Но если бы такое несчастье случилось, вы все-таки не отступили бы, Спилетт, и сделали бы все, что в ваших силах! — отвечал инженер.
— Конечно, Смит, конечно… Но слава богу, что мне не пришлось переживать всех этих сомнений и томительных тревог… Ужасно положение человека, когда он не уверен в своем знании, а между тем от него зависит жизнь его ближнего и он должен во что бы то ни стало действовать! Да, большое счастье, что дело пошло так благополучно… Но вы как будто чем-то озабочены, Смит?
— Да нет, ничем особенно, Спилетт, — отвечал инженер. — Я только думаю, что нас ждет еще немало испытаний. Жизнь на необитаемом острове имеет свои прелести, но и свои невзгоды… До сих пор все у нас шло хорошо, но кто знает, что ожидает нас в будущем.
— Почему же вы полагаете, что в будущем нас непременно ожидают какие-нибудь беды?
— Потому что не надеюсь на вечную, непрерывную во всем удачу, Спилетт, — отвечал инженер. — Согласитесь, что это было бы не в порядке вещей…
— Пожалуй, что так…
— Появление разбойничьего судна в водах острова Линкольна нарушило спокойное течение нашей жизни. Правда, шайка пиратов уничтожена, но еще пятеро из них остались в живых и рыщут по лесам. Неизвестно, каким образом мы с ними справимся… Они хорошо вооружены и прячутся в чащах. Айртон, без сомнения, убит. Герберт тяжело ранен… И вы справедливо как-то заметили, Спилетт, что наш таинственный покровитель, который столько раз и так кстати являлся к нам на помощь, теперь как будто перестал о нас заботиться… Быть может, его уже нет на острове? Быть может, он погиб?..
Не обрушит ли судьба на поселенцев новые беспощадные удары? Вот какие мысли волновали Сайреса Смита. Может быть, таинственный человек, в существовании которого они не могли более сомневаться, покинул остров? Или, может быть, его тоже сразила разбойничья пуля?
Все эти вопросы оставались без ответа. Но было бы неверно думать, что Сайрес Смит и Гедеон Спилетт, нередко беседовавшие на эту тему, отчаялись и сложили руки. Не такие они были люди! Они смело шли навстречу любым испытаниям, они старались найти из всякого положения наиболее разумный выход, они во всеоружии ждали любой неожиданности, которую судьбе заблагорассудится им поднести, они уверенно смотрели в лицо будущего, и если вновь суждено было обрушиться на них бедствию, они встретили бы его как мужественные борцы.
— Отчаиваться не стоит… — твердил журналист.
— Я не отчаиваюсь, Спилетт, я только смотрю, что называется, беде прямо в глаза. Я анализирую наше положение, заранее ищу выход из возможных затруднений… Я готов ко всему, что бы ни послала нам судьба.
— И если она пошлет нам новые испытания, Смит, мы не склоним головы, а будем бороться!
— Само собой разумеется, Спилетт!
IX. Тревожная весть
Здоровье Герберта улучшалось с каждым днем. Колонисты желали теперь лишь одного: как только юноша достаточно окрепнет, доставить его в Гранитный дворец. Хотя домик на скотном дворе был снабжен всем необходимым, все же он бесспорно уступал по части удобств их каменному жилищу. Помимо того, здесь колонисты не чувствовали себя в полной безопасности и, несмотря на всю свою бдительность, могли в любую минуту стать мишенью для пиратской пули, пущенной из-за угла. А там, в их убежище, в самом сердце неприступного гранитного кряжа, им нечего было бояться, — напротив, любая попытка пиратов посягнуть на него кончилась бы для них весьма и весьма плачевно. Поэтому они с нетерпением поджидали того дня, когда можно будет перевести Герберта домой без риска для его здоровья, и решили во что бы то ни стало осуществить свой план, хотя отлично представляли себе, как трудно будет пробраться через лес Жакамара.
От Наба не было никаких известий, но колонистов это не беспокоило. Топа больше не посылали, так как в этом не было необходимости и незачем было подвергать верного пса опасностям, которые могли отнять у колонистов самого полезного помощника.
Вопрос о том, как при настоящих обстоятельствах действовать против разбойников, подробно обсуждался Смитом, Спилеттом и Пенкрофом 29 ноября, в то время, когда уснувший Герберт не мог слышать их разговора.
— Друзья мои, — сказал Спилетт, — я думаю, что отважиться пройти по дороге от скотного двора в Гранитный дворец — значит рисковать попасть под неприятельские выстрелы, не имея возможности их отразить. Так, может, стоит прямо отправиться на охоту за этими разбойниками?
— Я тоже так думал, — ответил Пенкроф. — Полагаю, что нас не испугает какая-нибудь пуля, и пусть господин Сайрес скажет хоть слово, я сию минуту готов кинуться в лес за этими проклятыми! Черт возьми! Неужто порядочному человеку не справиться с разбойником?
— Но если порядочный человек один, а разбойников пятеро? — сказал инженер.
— Я пойду с Пенкрофом, — ответил Спилетт, — и мы вдвоем, хорошенько вооружившись, с Топом…
— Мой любезный Спилетт и вы, Пенкроф, — сказал Смит, — будем рассуждать хладнокровно. Если бы разбойники укрывались в каком-нибудь одном месте острова, если бы мы узнали это место и если бы нам предстояло только выбить их с занятой позиции, я бы согласился атаковать их в лоб. Но теперь существует ли на целом острове хоть одно место, где бы мы были уверены, что из-за угла не раздастся выстрел?
— Э, господин Сайрес, — воскликнул Пенкроф, — не от всякой пули смерти бояться! Не всякая пуля попадает!
— Однако пуля, ранившая Герберта, Пенкроф, не погрешила промахом, — ответил инженер. — Заметьте еще и то, что, если вы оба уйдете со скотного двора, мне придется его защищать в одиночку. Можете ли вы поручиться, что разбойники, увидев, как вы отсюда уйдете, не нападут на скотный двор, зная, что остался только один человек с раненым мальчиком?
— Ваша правда, ваша правда, — ответил Пенкроф, подавляя ярость. — Они пустятся на любые хитрости, чтобы завладеть скотным двором, потому что знают, что тут много съестных припасов. Вы один не сможете с ними справиться. Ах, кабы мы были в Гранитном дворце!
— Да, в Гранитном дворце совсем другое дело! — ответил Смит. — Там я не побоялся бы оставить Герберта с одним из нас, а трое остальных могли бы отправиться в лес на розыски.
На доводы Смита ответить было нечего, и товарищи инженера хорошо это понимали.
— Если бы Айртон уцелел! — сказал Спилетт. — Несчастный человек! Не надолго же он очнулся и пожил между людьми!
— Неужели он умер?.. — сказал Пенкроф довольно странным тоном.
— А что же, Пенкроф, вы надеетесь, что эти негодяи его пощадят? — спросил Спилетт.
— Да отчего ж им его не пощадить, коли он может им понадобиться?
— Как! Вы полагаете, что Айртон, попав к своим старым сообщникам, забыл все, чем он нам обязан?..
— Почем знать, — ответил моряк, который не без некоторого колебания решился высказать такое предположение.
— Пенкроф, — сказал Смит, взяв моряка за руку, — у вас появилась недобрая мысль, и вы бы меня крайне огорчили, если бы стали ее защищать. Я ручаюсь за верность Айртона!
— И я тоже, — с живостью прибавил Спилетт.
— Да… да… господин Сайрес… я сказал глупость, — ответил Пенкроф. — Каюсь, бедняга Айртон не заслужил этого… Но что поделаешь! Мне черт знает какая дрянь лезет в голову. Этот плен на скотном дворе меня бесит, и я еще отроду так не злился, как теперь!
— Терпение, Пенкроф, — ответил Смит. — Как вы рассчитываете, Спилетт, когда Герберт настолько поправится, что будет безопасно перевезти его в Гранитный дворец?
— Это трудно решить, потому что малейшая неосторожность может повлечь за собою пагубные последствия. До сих пор выздоровление идет успешно, и я надеюсь, что дней через восемь он достаточно окрепнет.
Прошло уже два весенних месяца. Стояла чудесная погода, началась жара. Леса красовались в великолепном зеленом убранстве, близился срок уборки урожая. Следовательно, по возвращении в Гранитный дворец сразу же начнутся полевые работы, которые продлятся вплоть до дня задуманной экспедиции.
Читатели поймут, как пагубно отражалось на благосостоянии колонии это вынужденное заточение. И хотя приходилось молча покоряться необходимости, поселенцев грызла тревога.
Через неделю! Значит, возвращение в Гранитный дворец откладывается до первых чисел декабря.
Раз или два журналист все же выбрался из загона и обошел вокруг ограды. С ним отправился Топ. Гедеон Спилетт, держа карабин наперевес, был готов к любой неожиданной встрече.
Но никто не попадался ему на пути, никаких подозрительных следов он не обнаружил. Верный пес, конечно, предупредил бы его лаем об опасности, но Топ молчал; ясно было, что опасаться некого, по крайней мере в данную минуту, и что пираты убрались в другую часть острова.
Во время второго осмотра, 27 ноября, Топ напал на какой-то след. Спилетт, который на сей раз рискнул углубиться на четверть мили в чащу леса у южного склона горы, вдруг заметил, что Топ забеспокоился. Пес уже не скакал с беспечным видом, он носился взад и вперед, обнюхивая траву и кусты, словно чуя нечто подозрительное.
Гедеон Спилетт последовал за Топом, науськивая его и посылая вперед, а сам зорко глядел по сторонам, взяв карабин на изготовку и пользуясь каждым деревом как естественным прикрытием. Вряд ли Топ почуял присутствие человека, ибо в таких случаях он начинал отрывисто и глухо лаять, словно гневался на невидимого врага. А сейчас он даже не ворчал, — следовательно, опасность была еще далеко.
Вдруг собака стремительно бросилась в кустарник и вытащила оттуда лоскуток какой-то материи.
Это был кусок запачканной и разорванной одежды, который Спилетт тотчас же принес на скотный двор.