На следующий день Айртон очнулся, и колонисты дружески его приветствовали и радовались, что он опять с ними после ста четырех дней разлуки.
— Ведь почти целых четыре месяца мы не видались! — сказал Пенкроф. — И уже сколько мы передумали за это время! Я так уже решил, что вас нет в живых… А вот вы и опять с нами. И хоть малую толику помяты, а все-таки целы!
Айртон в кратких словах рассказал все, что было ему известно.
На другой же день после его прибытия на скотный двор на него напали каторжники, скрутили руки веревками, завязали рот и стащили в темную пещеру у подошвы горы Франклина, где они устроили себе убежище.
Они решили его умертвить, но один каторжник его узнал и назвал по имени, которое он носил в Австралии. Разбойники без колебания готовы были убить Айртона, но они пощадили Бена Джойса.
Однако пощада дорого обошлась Айртону: прежние сообщники начали постоянно его мучить, уговаривая снова к ним присоединиться и заодно с ними действовать. Они надеялись, что он поможет им завладеть Гранитным дворцом, поможет проникнуть в это неприступное жилище, перерезать колонистов и завладеть островом.
Айртон, разумеется, не соглашался. Бывший каторжник скорее бы умер, чем изменил своим товарищам…
Разбойники все-таки не теряли надежды склонить его на свою сторону, и Айртон, которого держали связанным и под строжайшим надзором, целых четыре месяца промучился в их вертепе.
Каторжники, оказалось, обнаружили скотный двор вскоре после своей высадки на остров и с тех пор похищали отсюда провизию, но не решались тут поселиться. 11 ноября двое каторжников, застигнутые врасплох прибытием колонистов, выстрелили в Герберта. Из них вернулся в пещеру только один и хвастался товарищам, что убил островитянина.
Другой каторжник, как уже известно читателю, погиб от кинжала Смита.
Все время, пока колонисты, задержанные болезнью Герберта, пробыли на скотном дворе, каторжники не покидали пещеры; раз только они решились на новый разбой, но, опустошив плато Дальнего Вида, снова вернулись в свое убежище.
С каждым днем они все хуже и хуже обращались с Айртоном. На руках и ногах несчастного человека еще видны были кровавые рубцы от веревок, которыми он жестоко был скручен день и ночь. Он каждую минуту ожидал смерти и уже скорее желал ее, чем боялся. Погибель его казалась неотвратимой.
Так продолжалось до третьей недели февраля. Каторжники, подстерегая благоприятную минуту, редко выходили из пещеры; отправляясь на охоту, они обыкновенно углублялись внутрь острова или прокрадывались на южный берег. Айртон не имел никаких сведений о друзьях и потерял всякую надежду когда-нибудь их увидеть.
Наконец вследствие бесчеловечного обращения несчастный до того ослабел, что лежал целые дни в каком-то забытьи, ничего не видя и не слыша. Начиная с этой минуты он утратил представление о происходящем. Впал он в забытье дня два назад.
— Но я не понимаю одного, господин Смит, — прибавил Айртон.
— Чего, Айртон?
— Я был связан в пещере, меня стерегли… Как же я очутился вдруг на скотном дворе?
— А как очутились здесь мертвые каторжники? — отвечал инженер.
— Мертвые? — воскликнул Айртон.
Невзирая на свою слабость, он приподнялся на постели:
— Я хочу их видеть!
Все вместе направились к ручью.
Утро уже наступило. Яркое солнце сияло на небе.
На берегу ручья были распростерты пять трупов. Казалось, смерть поразила их мгновенно.
На Айртона это зрелище произвело жуткое впечатление. Смит и остальные товарищи глядели на него, не произнося ни слова.
По знаку Смита Наб и Пенкроф осмотрели тела каторжников.
Ни на одном не было никакой раны или ушиба. Но после тщательного осмотра Пенкроф обнаружил на лбу у одного мертвеца красную маленькую, едва заметную точку. Такая же точка была на груди у другого мертвеца, на спине у третьего, на плече у четвертого и пятого.
— Вот что их убило! — сказал Смит, указывая на крохотный красный значок.
— Каким же оружием, Смит, они убиты? — спросил Спилетт.
— Оружием, поражающим мгновенно, как молния.
— Но каким именно?
— Этого я не знаю. Да, быть может, и никто, кроме поразившего, не знает…
— Да кто же их поразил? — спросил Пенкроф.
— Судья острова Линкольна! — отвечал Смит. — Тот, кто перенес вас на скотный двор, Айртон, тот, кто все время нам покровительствовал, тот, кто делал для нас все, чего мы сами не могли делать…
— Тот, кто после всех неоценимых услуг от нас скрывается! — прибавил Спилетт.
— Давайте его искать! — воскликнул Пенкроф.
— Давайте, — отвечал Смит. — Но человека, совершающего почти сверхъестественные вещи, мы найдем только тогда, когда он сам позволит…
Это невидимое покровительство трогало и вместе с тем раздражало инженера. Великодушный благодетель, избегавший всякого общения с облагодетельствованными, не желавший видеть их признательности, как будто выказывал им некоторое пренебрежение, что, по мнению Смита, значительно портило благодеяние и уменьшало ему цену.
— Давайте искать, — продолжал инженер, — и дай бог, чтобы нам когда-нибудь посчастливилось доказать этому высокомерному благодетелю, что он имеет дело с людьми не неблагодарными. Чего бы я не дал, чтобы ответить ему тем же, оказать ему, хотя бы ценою жизни, какую-нибудь услугу!
С этого дня поиски таинственного покровителя сделались единственной заботой колонистов.
— Разыщем нашего неизвестного благодетеля! — говорил Спилетт. — Обшарим все до единого ущелья в горе Франклина. Не оставим ни одного углубления, ни единой щелки необследованными. Если когда-нибудь репортер газеты был заинтересован тайной, не дающей ему покоя, так это я, друзья мои! Я жажду в нее проникнуть!
— Дадим себе слово не возвращаться в Гранитный дворец, пока не отыщем своего доброго гения! — предложил Герберт.
— Мы сделаем все, что возможно, чтобы его отыскать, — ответил инженер, — но, повторяю вам, мы найдем его только тогда, когда ему самому это будет угодно!
— Мы пока останемся, значит, на скотном дворе? — спросил Пенкроф.
— Да, — отвечал Смит. — Провизии вдоволь, и здесь мы в центре круга наших поисков. Если надо побывать в Гранитном дворце, то у нас есть повозка и пара онагров.
— Отлично, — сказал моряк. — Только вы одно забываете, господин Смит.
— Что такое, Пенкроф?
— А то, что весна близко и нам надо совершить плавание.
— Плавание, Пенкроф? Какое плавание?
— То есть не плавание, а скорее переезд.
— Переезд? — спросил Спилетт.
— Да, господин Спилетт. Вы забыли про Табор? Вы забыли, что необходимо отвезти записку, где будет сказано, что Айртон теперь на острове Линкольна? Иначе как шотландская яхта это узнает, когда за ним приплывет? И то, быть может, мы уже опоздали!
— Как же вы думаете совершить этот переезд, Пенкроф? — спросил Айртон.
— На «Благополучном».
— На «Благополучном»? — воскликнул Айртон. — «Благополучный» уничтожен!
— Мой «Благополучный» уничтожен? — взревел Пенкроф.
— Да, — отвечал Айртон. — Каторжники случайно обнаружили бухту Воздушного Шара… Это было дней восемь тому назад… Увидели ботик, отправились на нем в море и…
— И что? — спросил Пенкроф, у которого сердце стучало, как молот.
— Из них только Боб Гарвей умел управлять судном… Они не справились, судно ударилось о скалы и разбилось вдребезги.
— Ах злодеи, ах разбойники, негодяи!
Пенкроф разразился целым потоком проклятий.
— Полно, Пенкроф, успокойся, — сказал Герберт, взяв моряка за руку. — Мы построим себе другой ботик, еще больше, еще лучше «Благополучного». Ведь все железо, все снасти уцелели и в нашем распоряжении.
— Да ты знаешь ли, что на постройку судна в тридцать или сорок тонн потребуется по крайней мере пять, а то и шесть месяцев? — отвечал Пенкроф.
— Ну что же делать, — сказал Спилетт. — Мы в этом году не поплывем на остров Табор.
— Что сделано, того не воротишь, Пенкроф, — сказал Смит, — и в таком случае самое лучшее — покориться судьбе. Отложим поездку на остров Табор и будем надеяться, что это не повлечет за собой неприятных последствий.
— Ах, мой «Благополучный»!.. — вскрикивал не раз Пенкроф.
На общем совете было решено построить как можно скорее новое судно.
Затем колонисты занялись исключительно обследованием всех глухих местечек острова.
Поиски начались в тот же день и продолжались целую неделю. Между утесами, окружавшими гору Франклина, находился лабиринт прямых и боковых долин, расположенных очень прихотливо. Очевидно, там, в глубине этих ущелий, быть может, даже в гранитной массе самой горы следовало искать убежище таинственного покровителя. На всем острове не было места, более пригодного для устройства жилища, хозяин которого желал остаться невидимкою.
Но долины и ущелья были так извилисты, что в них легко было заблудиться, и потому поиски проводились весьма осмотрительно. Смит начертил план действий.
Прежде всего колонисты осмотрели долину, которая открывалась к югу от вулкана и из которой вытекала река Водопада. Тут Айртон указал им пещеру, где укрывались каторжники.
Эта пещера была совершенно в том же виде, в каком оставил ее Айртон. Колонисты нашли в ней кое-какую провизию.
Вся долина, примыкавшая к пещере и окруженная прекрасными деревьями, среди которых господствовали хвойные, была обследована с величайшим тщанием. Затем колонисты осмотрели юго-западные утесы и, обогнув их, углубились в узкое ущелье среди живописно нагроможденных базальтовых глыб.
Здесь деревьев было меньше. Траву заменил камень. Среди утесов прыгали дикие козы и муфлоны. Тут начиналась бесплодная часть острова. Уже можно было заметить, что из многочисленных долин, разветвлявшихся у подножия горы Франклина, только три богаты лесом и пастбищами, как, например, долина, избранная для скотного двора и граничившая на западе с долиной реки Водопада, а на востоке — с долиной Красного ручья. Оба эти ручья начинались где-то в горах, а ниже, вобрав в себя несколько притоков, они превращались в речки, орошавшие южную часть острова. Реку Милосердия питали главным образом обильные родники, терявшиеся в густой чаще леса Жакамара; бесчисленные струйки подпочвенных вод, изливавшихся такими же родниками, орошали полуостров Извилистый.