— Вы можете описать его наружность?
— Могу. Я помню его, помню его лицо, фигуру. Невысокий, полный, лицо круглое. Правда, я видел его издали, темной ночью... Дождь хлестал вовсю. А он был в макинтоше и спущенной шляпе, но все равно, если я встречусь с ним — я узнаю его. Обязательно узнаю. И пусть это стоит мне жизни — я не уступлю ему дороги.
Вернулся заместитель начальника порта и сообщил, что обо всем с главным врачом договорился. Хепвуду будет обеспечен необходимый уход и лечение. Пусть он спокойно лежит, не волнуется.
— Спасибо вам... товарищи... — сказал Хепвуд и посмотрел на посетителей: не обиделись ли они, что он назвал их товарищами?
Рославлев и заместитель начальника порта вышли из больницы на улицу — каждый к своей машине. Прощаясь, представитель портовой администрации сказал:
— Неприятная, дурацкая история... Привыкли там, у себя, грызться, как волки... Не поделили чего-нибудь, — и сразу за ножи. Пьяные хулиганы!
Рославлев промолчал. Он или не хотел, или, не знал, что ответить.
Глава VНЕУДАЧА КАПИТАНА ГЛЭКБОРНА
Торговый пароход «Виргиния» стоял у причала. Большой и неуклюжий, он был выкрашен в серовато-черную краску, которая местами уже стерлась и облупилась.
Наступали сумерки. Далеко на горизонте гасли последние солнечные лучи. Расплывчатее и туманнее делались контуры словно дремавшего парохода, и только по бортам его все еще ярко блестела надпись большими латинскими буквами — «Виргиния». Волны плескались, накатывались на берег и медленно, нехотя уходили назад, в море.
Еще недавно светлоголубое, небо постепенно теряло свою прозрачную голубизну, становилось темноголубым, синим и словно приближалось к земле, к морю.
В порту кончился рабочий день. Замерли, подняв стальные хоботы, подъемные краны. Смолкло все, что недавно двигалось, шумело, грохотало.
На пароходе «Виргиния» гулко отзвучали восемь склянок. В кают-компании давно накрыли стол к ужину, и старший помощник капитана нервно расхаживал по залу, ежеминутно поглядывая на часы.
Старший помощник раздражен. Уже более двух часов капитан «Виргинии» Джемс Глэкборн находится на берегу по делу проклятого Хепвуда. Черт бы подрал этого тихоню-матроса. Правда, Хепвуд новичок на «Виргинии», это его первый рейс, а за время рейса он проявил себя смирным и дисциплинированным матросом. Однако, сойдя на берег, он ухитрился кому-то досадить или напакостить, иначе почему же его собирались ухлопать.
Старший помощник не знал всех подробностей происшествия на берегу. Капитан Глэкборн был угрюм, малообщителен и со своими подчиненными разговаривал редко. Но старший помощник уже двадцать лет шляется по земным лужам, — так он пренебрежительно отзывался о морях и океанах. За это время он видел куда более серьёзные вещи, чем свернутые челюсти и проломленные черепа. По твердому убеждению старшего помощника, вся эта чепуховина не стоит того, чтобы опаздывать к ужину.
Однако, повидимому, в оценке истории с Хепвудом капитан Глэкборн расходился в мнении со своим старшим помощником.
В затянувшейся беседе с заместителем начальника порта капитан весьма энергично потребовал возвращения раненого матроса на свой пароход.
— Ваш пароход? — удивился заместитель начальника. — Вы — владелец «Виргинии»? По данным, которыми мы располагаем, вы служите у торговой фирмы Харти и К°.
— Это не имеет значения! — сердито отозвался Глэкборн. — Я капитан и отвечаю за свой экипаж. «Виргиния» уходит завтра утром... Путь далек, и времени будет вполне достаточно, чтобы матрос Хепвуд поправился. О да, он поправится!
В словах Глэкборна прозвучала явная угроза, и его собеседник понял, что для матроса Хепвуда этот обратный рейс «Виргинии» может стать последним рейсом.
— Мы никого не задерживаем. Это не в наших правилах, — спокойно ответил заместитель начальника порта и посмотрел в упор на капитана. — Наш долг — оказать медицинскую помощь иностранному моряку, на которого было совершено нападение. Кстати, хотя причина нападения до сих пор не установлена, достоверно известно, что нападавшие — матросы с парохода «Виргиния».
Капитан Глэкборн пренебрежительно пожал плечами. Мало ли какой сброд у него в экипаже? Может быть, у них старые счеты, а может быть, поссорились из-за девчонки или из-за денег. Личные дела матросов вне его компетенции.
Советскому моряку, заместителю начальника порта, было хорошо известно, что входило в компетенцию капитана «Виргинии». Его обязанность — любыми средствами охранять интересы фирмы Харти и К°, обеспечивать ее прибыли, даже если пароход плавает под чужим флагом. А для этого из старой посудины, какой являлась «Виргиния», надо выкачивать все возможное и невозможное. Пусть надрываются в работе матросы, пусть на каждом шагу их ждет ругань, донимает палочная дисциплина, пусть они едят скудно и зарабатывают мало — Глэкборна все это не интересует. Ему платят — и он делает свое дело, свой бизнес. А на все остальное — наплевать!..
Франтоватый капитан Глэкборн злился и курил сигарету за сигаретой. Он еле сдерживался, чтобы не разразиться отборной бранью.
— Что же вы хотите? — неожиданно задал вопрос заместитель начальника порта. — Немедленного возвращения вашего матроса на борт «Виргинии»? А если этому воспротивятся врачи? С врачами вы будете считаться?
После короткого раздумья Глэкборн медленно проговорил:
— Я хочу собственными глазами убедиться...
— Что ваш матрос Джим Хепвуд не похищен? — усмехнулся собеседник... — Ну что ж, для вашего успокоения я предоставлю вам такую возможность.
Он снял телефонную трубку и попросил соединить его с подполковником Рославлевым.
...Повторный телефонный разговор с Москвой и полученные из центра указания несколько озадачили подполковника Рославлева. Он задумчиво ерошил густые черные волосы и пытался восстановить в памяти все подробности недавней беседы с Джимом Хепвудом.
Странно, очень странно... Таинственный пассажир, посаженный на борт «Виргинии» и так тщательно оберегаемый капитаном, возможно, уже на берегу, в городе, здесь, под боком... Все необходимые меры, конечно, приняты. Под наблюдение взяты все общественные места, в учреждениях и на предприятиях усилена проверка документов посетителей. В порту и на вокзалах дежурят опытные сотрудники. А результатов — никаких!.. Да и какие указания, инструкции, советы мог дать своим подчиненным он, Рославлев? — Будьте внимательны, смотрите, ищите, не попадется ли вам на глаза подозрительный человек, который может оказаться таинственным пассажиром с парохода «Виргиния». Вот и все! Приметы? Их немного, почти нет никаких. Куда должен был направиться таинственный пассажир — неизвестно. Какова цель его приезда в Черноморск, где нет крупных промышленных предприятий и научно-исследовательских учреждений? Скорее всего Черноморск избран как пункт пересадки или как пункт связи...
А что советует Москва? Все его мероприятия одобрены, одновременно ему приказано действовать максимально осторожно и никакой особой самостоятельности не проявлять. Если все принятые им меры результатов не дадут — ждать.
Действительно, очень странно... Ждать... А чего? Жаль, что начальство не догадалось командировать кого-нибудь в Черноморск, ориентировать, посоветоваться, выработать общий, наиболее разумный план... А время пока идет. «Виргиния» завтра снимается с якоря. Черт возьми, после отплытия «Виргинии» решение сложной задачи о таинственном пассажире может стать невозможным.
Все эти сомнения волновали, тревожили и даже раздражали подполковника Рославлева. Он нервно ходил из угла в угол и никак не мог придумать: что же еще надо сделать, чтобы не упустить этого загадочного пассажира, будь он проклят...
Часы безостановочно отсчитывали время. Сумерки опустились на город, и в кабинете стало темно. Подполковник подошел к стене, повернул выключатель, да так и остался стоять, хмуря брови и кусая губы. Он думал, упорно и напряженно думал.
Генерал сказал: «Ищите, непрерывно докладывайте и ждите дополнительных указаний». На прощанье он снова повторил: «Да, да, ждите, товарищ подполковник, не всякое ожидание означает пассивность...»
А потом неожиданно, совсем неожиданно заговорил о другом — попросил описать, где, в какой части города находится домик, в котором жил кораблестроитель профессор Савельев. Что бы это могло значить? Профессор погиб давно, подробности неизвестны... Старая, забытая история, ее следов не найдешь даже в архивах...
Рославлев зажег папиросу, но так и не закурил ее. Негромкий стук в дверь прервал его размышления. На пороге кабинета стоял мичман Бадьин, смущенно теребя фуражку.
— Входите, Павел Васильевич, — приветливо встретил его Рославлев и крепко пожал руку.
Мичман от удивления смутился еще больше. Подполковник видит его в первый раз, а знает уже имя и отчество.
Рославлев словно разгадал мысли своего посетителя.
— Мне еще вчера о вас дежурный доложил, когда вы иностранного матроса к нам привели. Дежурный сказал, что сегодня вы обещали зайти. Я ждал вас.
Подполковник подошел к столу, включил настольную лампу и, улыбаясь, посмотрел на растерявшегося мичмана.
— Садитесь, курите и давайте беседовать... Очень хорошо, что вы не отмахнулись от иностранца, а привели его к нам.
— А как же иначе, товарищ подполковник.
Я службу знаю... Действую всегда по обстановке, по уставу и по совести.
— Отлично сказано!.. Мне бы хотелось узнать, как вы столкнулись с ним, о чем разговор был.
Бадьин не спеша рассказал все подробности своей встречи с матросом.
— Он, товарищ начальник, тайную полицию да ГПУ разыскивал. Не знает, конечно, нашей жизни. А в общем, видать, парень не плохой, — закончил Бадьин.
Подполковник слушал очень внимательно. В свою очередь он рассказал мичману о нападении на Хепвуда, когда тот возвращался на пароход. Хепвуд сейчас находится в больнице.
— Вот так история! — сокрушенно покачал головой Бадьин. — Жаль парня... Что же теперь будет? Иностранец, а обидели на нашей территории...