— У меня в кошельке есть больше двух шиллингов, — сказала Мери. — Миссис Моррисон дала мне пять шиллингов, и миссис Медлок тоже дала мне денег — это от мистера Крэвена.
— Неужели он помнит тебя! — воскликнула Марта.
— Миссис Медлок сказала, что я буду получать шиллинг в неделю, чтобы тратить. Она каждую субботу дает мне его, но я не знаю, на что его истратить.
— Да это богатство, право, — сказала Марта. — Ты можешь купить, что тебе угодно. Рента за наш коттедж — всего шиллинг и три пенса, но достать эти деньги — все равно что зуб вырвать… Я что-то вспомнила, — сказала она, упершись руками в бока.
— Что такое? — жадно спросила Мери.
— В лавке в деревне продают пакетики цветочных семян по пенни за штуку, и наш Дикон знает, какие цветы самые красивые и как их надо сажать. Он ходит в деревню очень часто, ради забавы… Ты умеешь печатать буквы? — спросила она вдруг.
— Я умею писать, — ответила Мери, но Марта покачала головой.
— Наш Дикон умеет читать только печатное. Если бы ты умела печатать, мы бы послали ему письмо и попросили бы его купить садовые инструменты и семена.
— Какая ты добрая! — воскликнула Мери. — А я этого вовсе не знала. Я думаю, что сумею написать печатными буквами, если попробую. Попросим бумаги и чернил у миссис Медлок!
— У меня есть все свое, — ответила Марта. — Я пойду и принесу.
Она выбежала из комнаты. Мери стояла возле камина и от удовольствия потирала свои худые маленькие руки.
— Если у меня будет заступ, — прошептала она, — то я хорошенько раскопаю землю, чтобы была рыхлая, и выкопаю сорные травы. А если у меня будут семена и я выращу цветы, то сад вовсе не будет мертвый — он оживет!
Написать письмо Дикону оказалось довольно трудной задачей. Мери не особенно многому учили, потому что гувернантки так не любили ее, что не хотели жить с нею. Она не умела хорошо складывать, но, когда она попробовала писать печатными буквами, это ей удалось, и Марта продиктовала ей письмо.
— Мы вложим деньги в конверт, и я попрошу мальчика мясника отвезти его. Он большой приятель Дикона, — сказала Марта.
— А как я получу все то, что Дикон купит? — спросила Мери.
— Он сам принесет. Он охотно придет сюда.
— О! — воскликнула Мери. — Так я его увижу! Я никогда не думала, что увижу Дикона.
— А ты хотела бы его видеть? — вдруг спросила Марта с очевидным удовольствием.
— Да! Я никогда не видела мальчика, которого любят лисицы и вороны. Я очень хотела бы его видеть.
Марта сделала движение, как будто вдруг о чем-то вспомнила.
— И подумать только, что я об этом чуть не забыла, — воскликнула она вдруг, — а думала рассказать тебе еще утром! Я спросила мать, и она сказала, что сама попросит миссис Медлок.
— Ты думаешь… — начала было Мери.
— О чем я говорила во вторник — можно ли будет тебе поехать как-нибудь к нам в коттедж, мы бы тебя там угостили овсяной лепешкой с маслом и молоком.
— Как она думает, пустит меня миссис Медлок? — озабоченно спросила Мери.
— Да, она думает, что миссис Медлок пустит тебя.
— Если я поеду, то увижу и твою мать, и Дикона, — сказала Мери, обдумывая все это; видно было, что эта мысль ей очень нравится. — Твоя мать совсем непохожа на матерей в Индии.
После работы в саду и после всех треволнений Мери сидела притихшая и задумчивая. Марта сидела с нею, пока не наступила пора подавать чай, но сидели они тихо и разговаривали мало. И прежде чем Марта сошла вниз за чаем, Мери вдруг задала ей вопрос.
— Марта, — спросила она, — у судомойки опять сегодня болели зубы?
Марта слегка вздрогнула:
— Почему ты спрашиваешь?
— Вот почему… Когда я ждала тебя здесь наверху, я открыла дверь и пошла по коридору, чтобы посмотреть, не идешь ли ты. И я опять услышала отчаянный крик, как в прошлый раз. Сегодня нет ветра, значит, это не мог быть ветер…
— О, ты не должна расхаживать по коридорам и подслушивать, — беспокойно сказала Марта. — Мистер Крэвен за это рассердился бы и наделал бы Бог знает чего…
— Я не подслушивала, — сказала Мери, — я только ждала тебя… и услышала это. Уже в третий раз!
— Ах, Боже мой! Миссис Медлок звонит! — сказала Марта, выбежав из комнаты.
— Это самый странный дом, в котором кто-нибудь когда-нибудь жил, — полусонно сказала Мери, положив голову на мягкое сиденье стоявшего около нее кресла.
Свежий воздух, работа в саду и прыгалка вызвали в ней такую здоровую приятную усталость, что она уснула.
Глава XI
Солнце сияло почти целую неделю, освещая и таинственный сад. Так называла его Мери, когда думала о нем. Ей очень нравилось это название, а еще больше нравилось ей сознание, что, когда она находилась внутри красивой старой ограды, никто не знал, где она. Ей казалось, что она находится в каком-то волшебном краю, в другом мире.
Мери была решительная девочка, и теперь, когда в ее жизни появилось нечто интересное, где она могла проявить свой решительный нрав, она всецело отдалась работе. Она неустанно работала, копала, выпалывала сорные травы, и работа не только не утомляла ее, но с каждым часом все больше и больше нравилась ей. Она казалась ей какой-то волшебной игрой.
Мери находила гораздо больше бледно-зеленых игл, чем ожидала; они, казалось, повсюду выглядывали из-под земли. Иногда она переставала копать, думая о том, как будет выглядеть сад, когда все это зацветет.
В течение этой недели она немножко ближе сошлась с Беном. Несколько раз она заставала его врасплох, вдруг появляясь возле него как из-под земли. Дело было в том, что она боялась, чтоб он не забрал своих инструментов и не ушел, если б увидел, что она идет к нему, и поэтому подкрадывалась как можно тише. Но он, очевидно, относился к ней менее неприязненно, чем прежде. Быть может, ему втайне льстило ее желание побыть с ним; кроме того, она стала гораздо вежливей, чем прежде. Он не знал, что когда она его увидела впервые, то заговорила с ним таким тоном, каким говорила бы с туземным слугой в Индии, не подозревая даже, что старый угрюмый йоркширец не привык преклоняться перед своими господами и только исполнять их приказания.
Он очень редко был разговорчив и иногда на все вопросы Мери отвечал одним ворчанием, но однажды утром разговорился. Он выпрямился, поставив ногу на заступ лопаты, и пристально оглядел Мери.
— Ты давно здесь? — выпалил он.
— Около месяца, кажется, — ответила она.
— Это делает Миссельтуэйту честь, — сказал он, — ты не такая худая и желтая, как была прежде. Когда ты впервые пришла сюда, в сад, ты была похожа на ощипанного галчонка; я подумал тогда, что никогда не видывал более некрасивого и кислого лица, чем твое.
Мери была не тщеславна и никогда не была высокого мнения о своей наружности, поэтому ничуть не смутилась.
— Я знаю, что я теперь не такая худая; мои чулки становятся уже… А вот малиновка, Бен!
Это действительно была малиновка, красивее чем когда-либо: ее красный «жилет» блестел, как атлас, она размахивала крыльями, склоняла головку набок и грациозно прыгала. Потом она вдруг расправила крылья и — Мери едва верила своим глазам! — взлетела прямо на ручку лопаты Бена. А Бен стоял неподвижно, затаив дыхание, пока птичка снова расправила крылья и улетела. Потом он постоял, глядя на ручку лопаты, как будто в ней было нечто волшебное, и снова начал копать, не говоря ни слова. Но так как на лице его то появлялась, то исчезала улыбка, Мери не побоялась заговорить с ним.
— А у вас есть собственный сад? — спросила она.
— Нет; я холостяк и живу у Мартина, возле заставы…
— А если бы у вас был сад, что бы вы там посадили? — спросила Мери.
— Капусту, картофель, лук…
— А если бы вы хотели посадить цветы? — настаивала Мери. — Что бы вы посадили?
— Цветочные луковицы… что-нибудь душистое, а больше всего роз.
Лицо Мери оживилось.
— А вы любите розы? — спросила она.
Бен вырвал с корнем какое-то сорное растение и бросил его в сторону, прежде чем ответил.
— Да, люблю… Меня этому научила одна молодая дама, у которой я был садовником. У нее был клочок земли в одном месте, которое ей очень нравилось… а розы она так любила, как будто это были дети… или птицы. Я сам видел, как она нагибалась и целовала их… Это было давно, лет десять тому назад.
— А где она теперь? — спросила Мери, сильно заинтересованная.
— На небе, — ответил Бен, — как говорит пастор.
— А что сделалось с розами?
— Их оставили так… на произвол судьбы.
Мери начала волноваться.
— И они совсем умерли? Розы умирают, когда их оставляют так? — осмелилась она спросить.
— Я научился любить их… Я любил ее, а она — розы, — неохотно сознался Бен. — Раза два в год я уходил туда… делал кое-что… подстригал кусты, расчищал вокруг корней. Они были запущены, но земля была хорошая, и кое-какие выжили.
— А когда на кустах нет листьев и они сухие и серые или коричневые, то как же можно узнать, живые они или мертвые? — спросила Мери.
— Подожди, пока за них возьмется весна, когда солнце светит после дождя, а дождь выпадает после солнечного света, тогда узнаешь.
— Как же, как? — крикнула Мери, забыв осторожность.
— Погляди хорошенько на ветки и, если найдешь на них кое-где коричневые комочки, следи за ними после теплого дождя… Увидишь, что будет.
Он вдруг остановился и с любопытством поглядел на ее оживленное лицо.
— А ты чего так вдруг заинтересовалась розами? — спросил он.
Мери почувствовала, что лицо ее вспыхнуло; она почти боялась ответить.
— Это я… я хочу поиграть… будто у меня есть свой сад, — пробормотала она, — я… мне… нечего делать… У меня ничего… и никого.
— Да, это верно, — медленно сказал Бен, глядя на нее, — у тебя нет ничего и никого.
Сказал он это таким странным тоном, что Мери подумала, не жалеет ли он ее немножко.
Мери никогда не жалела самое себя; она только иногда бывала утомлена и сердита, потому что никого и ничего не любила. Но теперь все как будто менялось и становилось лучше. Если только никто не узнает про ее таинственный сад, ей всегда будет весело!