– Надеюсь, эти звери вас не покусают, мастер Колин, – сказала сиделка.
– Я же вам говорю: он заклинатель, – сурово возразил Колин. – А у заклинателей звери никогда не кусаются!
– В Индии много заклинателей змей, – сообщила Мэри. – Они даже берут в рот змеиную голову.
– Господи, спаси и помилуй! – содрогнулась сиделка.
Они завтракали, дыша утренней прохладой. Колин ел с удовольствием, а Мэри внимательно следила за ним.
– Ты скоро начнёшь толстеть, как я, – заметила она. – Когда я жила в Индии, мне никогда не хотелось есть, а теперь я вечно голодна.
– Мне сегодня хотелось позавтракать, – признался Колин. – Может, это от свежего воздуха. Как ты думаешь, когда Дикон придёт?
Дикон не заставил себя ждать. Минут через десять Мэри предостерегающе подняла руку.
– Тише! – сказала она. – Ты слышал карканье?
Колин прислушался и правда уловил хриплое карканье. Странно оно прозвучало в доме.
– Да, слышу, – отвечал он.
– Это Уголёк, – пояснила Мэри. – Послушай ещё. Слышишь блеянье, такое тихое-тихое?
– Ах да! – вскричал Колин, раскрасневшись от волнения.
– Это новорождённый ягнёнок, – сказала Мэри. – Они сейчас будут здесь.
На Диконе были крепкие, грубые башмаки, в которых он всегда бродил среди вересков; как ни старался он ступать тихо, пока шагал длинными переходами, они громко стучали по полу. Мэри и Колин слышали, как он приближался – пока не распахнул завешенную гобеленом дверь и не ступил на мягкий ковёр коридора, ведущего в комнату Колина.
– Если позволите, сэр, – объявила Марта, открывая дверь, – если позволите, вот Дикон со своими зверюшками.
И в комнату, улыбаясь во весь рот, вошёл Дикон. В руках он нёс крошечного ягнёнка, а рядом трусил маленький рыжий лис. На левом плече у Дикона сидела Скорлупка, на правом – ворон, а голова и лапки Орешка выглядывали из кармана его куртки.
Колин медленно сел и широко раскрытыми глазами уставился на Дикона. Он смотрел и смотрел и всё не мог насмотреться – как в тот раз, когда к нему вошла Мэри. Сказать по правде, хоть он и много слышал о Диконе, он совсем не представлял себе, какой он, и не ожидал, что лисёнок, ворон, белочки и ягнёнок окажутся до того спаяны с ним, как если бы составляли одно целое. Колин в жизни не разговаривал с другим мальчиком – от радости и любопытства он совсем растерялся и даже не пытался заговорить.
Но Дикон совсем не оробел и не смутился. Ведь он не растерялся, когда впервые увидел своего ворона, который не понимал его языка, а только молча глядел на него. Птицы и звери всегда так себя ведут, пока не поймут, кто ты. Дикон подошёл к Колину, сидевшему на диване, и тихонько положил ему на колени ягнёнка – малыш тут же прижался к тёплому бархату халата и принялся тыкаться в его складки, нетерпеливо ударяя своей кудрявой головкой Колину в бок. Разве тут можно было молчать?
– Что это он делает? – воскликнул Колин. – Что ему надо?
– Мать ищет, – отвечал, всё шире улыбаясь, Дикон. – Я его немного недокормил – я знал, что тебе захочется посмотреть, как он ест.
Он опустился на колени возле дивана и вынул из кармана бутылочку с молоком.
– Иди сюда, малыш, – сказал он и загорелой рукой осторожно повернул к себе белую шерстяную головку. – Вот что ты ищешь. Твоя еда здесь, а не в бархатном халате. На вот!
Он сунул резиновую соску, надетую на бутылочку, в жадно ищущий рот – ягнёнок блаженно и жадно засосал.
Тут уж никто не раздумывал о том, что сказать. Насосавшись, ягнёнок заснул, а Колин и Мэри засыпали Дикона вопросами. Дикон рассказал им, что нашёл ягнёнка на рассвете ровно три дня назад. Он стоял среди вереска, слушал жаворонка и смотрел, как весёлый певец поднимается всё выше и выше в небо, пока не превратился в чёрную точку в небесной синеве.
– Если б не его песенка, я бы его совсем потерял. Я стоял и думал, как это я его слышу, когда он вроде как из этого мира совсем исчез. Вдруг слышу где-то в кустах можжевельника совсем другой звук. Слабенькое такое блеяние… Я понял, что это новорождённый ягнёнок и что он голоден, а только с чего это ему быть голодным? Значит, он мать потерял. Стал я его искать. Ну и пришлось мне побегать! Я и в можжевельнике искал, и вокруг ходил, ходил, а найти никак не мог. Наконец приметил белое пятнышко у большого валуна на горке, залез туда и вижу: лежит малыш, полумёртвый от холода и голода.
Меж тем ворон то вылетал важно в парк, то возвращался и о чём-то докладывал карканьем, а белочки резвились в ветвях огромных деревьев, стоявших под окном, бегали вверх и вниз по стволам и ползали по веткам. Лисёнок же устроился рядом с Диконом, который уселся на коврик возле камина.
Потом все трое смотрели книги о садоводстве – Дикон знал, как в народе называют разные цветы, и мог точно сказать, какие из них уже появились в саду.
– Этого названия я не знаю, – сказал он, указывая на цветок, под которым стояла подпись «аквилегия», – только у нас его зовут водосбор. А вот это львиный зев, и оба дикорастущие, у нас в живых изгородях их тьма! Ну а это садовые, у них цветы и покрупнее, и поярче. В нашем саду водосборов видимо-невидимо. А когда распустятся, кажется, словно на клумбе бабочки голубые и белые сидят и крылышками трепыхают.
– Я должен на них посмотреть! – вскричал Колин. – Нет, я должен на них посмотреть.
– Да уж конечно, – согласилась Мэри серьёзно. – Что время зря терять!
Глава 20«Я буду жить, и жить вечно!»
Однако прошло больше недели, прежде чем они смогли выйти из дому – сначала было ветрено, а потом Колин чуть не подхватил простуду. Раньше он бы пришёл в ярость от такого стечения обстоятельств, но сейчас его слишком увлекали планы, которые надо было держать в тайне. К тому же чуть не каждый день к нему хоть на несколько минут заходил Дикон, чтобы рассказать, что происходит на пустоши, в аллеях парка, живых изгородях и на берегах ручейков. Он так увлечённо говорил о норах барсуков, выдр, мышей-полёвок и водяных крыс, а особенно о птичьих гнёздах, что Колин с Мэри просто дрожали от волнения. Немудрено – ведь «заклинатель зверей» повествовал обо всём этом с такими подробностями, что они прямо видели, какие удивительные, потрясающие дела творятся в подземном мире.
– Да, они живут совсем так же, как и мы, – говорил Дикон, – только им приходится дом себе строить каждый год заново. Вот они и спешат изо всех сил.
Но больше всего нашу троицу занимало, как, не привлекая внимания, переправить Колина в сад. Никто не должен был видеть, куда направятся Мэри и Дикон, когда дойдут до конца клумб и свернут на дорожку, идущую вдоль заросших плющом стен. С каждым днём Колин всё больше и больше укреплялся в мысли о том, что самое главное во всей их затее была окружающая её тайна. Её надо было сберечь во что бы то ни стало. Никому даже в голову не должно было прийти, что они что-то скрывают. Пусть все думают, будто Дикон и Мэри просто вывезли Колина погулять – они ему нравятся и он не возражает, чтобы они на него глядели. С восторгом, во всех деталях они обсуждали будущий маршрут. Сначала они проедут по этой дорожке, потом свернут на другую, пересекут третью, проедут меж клумбами, разбитыми вокруг фонтана, словно любуясь работой мистера Роуча, главного садовника. Это будет настолько естественно, что никому и в голову не придёт их заподозрить. Там они свернут в кусты и запутают след, пока не выйдут к стенам спрятанного сада. Всё было тщательно продумано – так во время войны полководцы продумывают план перехода.
Как и следовало ожидать, слухи о любопытных новшествах на половине больного проникли в людскую и достигли ушей конюхов и садовников. Всё же мистер Роуч изумился, когда ему передали распоряжение явиться в комнату к мастеру Колину – из работников там никто никогда не бывал, – так как с ним желал говорить сам больной.
– Ну и дела, – бормотал он про себя, торопливо меняя куртку. – Что же теперь будет? То на его королевское высочество и глянуть не смей, то вдруг он вызывает к себе совершенно незнакомого человека!
Мистер Роуч не был вовсе лишён любопытства. Колина он ни разу даже мельком не видел, зато слышал множество всяких разговоров о его мертвенной бледности, дурных манерах и истериках. Но чаще всего он слышал о том, что Колин на этом свете не жилец. Много ещё всякого болтали о его горбе и неподвижных членах люди, которые и в глаза его не видывали.
– Да, мистер Роуч, у нас перемены, – говорила миссис Медлок, поднимаясь вместе с главным садовником по задней лестнице в коридор, где находилась комната Колина.
– Будем надеяться, что к лучшему, миссис Медлок, – отвечал тот.
– Да уж к худшему вроде бы и некуда, – вздохнула миссис Медлок. – И как всё это ни странно, некоторые теперь могут хоть немного вздохнуть. Не удивляйтесь, мистер Роуч, если увидите там целый зверинец, да ещё и Дикона, сына Сьюзен Сауэрби. Он себя там чувствует вольготнее, чем мы с вами.
– Да он-то всюду будет чувствовать себя как дома, – отвечал мистер Роуч, – что в Букингемском дворце, что на дне угольной шахты. Только это не от наглости. Просто он такой славный парнишка!
Хорошо, что миссис Медлок его подготовила, а то бы он, верно, изумился. Стоило ему открыть дверь в комнату Колина, как большой ворон, восседавший на высокой спинке резного кресла, громким карканьем возвестил о приходе гостя. Мистер Роуч чуть не прыгнул за порог, забыв о своём достоинстве.
Ни на кровати, ни на диване юного раджи не было. Он сидел в кресле, а рядом стоял ягнёнок, которого он кормил из бутылочки, и весело помахивал хвостиком. Так делают все ягнята, когда их кормят. На спине у Дикона сидела белочка и сосредоточенно грызла орешек. Девочка из Индии сидела на скамеечке и смотрела на них.
– К вам мистер Роуч пришёл, мастер Колин, – объявила миссис Медлок.
Юный раджа обернулся и окинул взглядом своего верного подданного – так, во всяком случае, подумалось главному садовнику.
– Значит, это вы Роуч? – произнёс он. – Я послал за вами, чтобы отдать крайне важные распоряжения.