— Кто он, тот, что оставил вам сигареты?
— Я его не очень хорошо знаю. На лицо знаком. Он иногда покупал у меня газеты на английском языке. На вид человек очень культурный. Ничего особенного не заметил в нем, не заподозрил. А что, в сигареты что-нибудь подсунули?
— Это мы хотели узнать от вас.
— Поверьте, я даже не разворачивал.
— Что еще, кроме сигарет, он вам оставил?
— Пачки в газету были завернуты.
— В какую?
— Не заметил.
— Сколько вам заплатили за эту работу?
— Ничего особенного, так себе.
— Все же?
— Дали пятерку.
— Где она?
— Вот, — Тюнин достал из кармана пять рублей и положил на стол.
— Григорий Матвеевич, — сказал Кузьменко, вручая эти деньги Карпову, — отправьте на экспертизу. Пусть поторопятся с результатами.
Тюнин встал с места:
— Товарищ начальник, я могу идти?
— Куда вы торопитесь? — ответил за Кузьменко Карпов. — Мы с вами еще и не беседовали. Нет, уходить вам пока рано. Сначала расскажите обо всем, а потом запишите свой рассказ.
Тюнин снова опустился на стул, стал нервно гладить колени. Потом жалобным голосом обратился к Кузьменко:
— Товарищ начальник, одна у меня к вам просьба.
— Говорите.
— На службе меня считают неплохим работником. Не сообщайте, пожалуйста, об этом деле моему руководству. Начальство у меня очень строгое. Так и норовит человека наказать. Могут неправильно понять ваше сообщение и лишить меня квартальной премии.
— Об этом вы должны были подумать до того, как взяли за услугу пять рублей.
— Виноват, не подумал, товарищ начальник. Жадность что ли обуяла или не придал значения, не знаю.
Карпов и Тюнин вышли.
Кузьменко снял трубку, позвонил в госавтоиспекцию, попросив к телефону Боранбаева, заговорил:
— Привет, Еркин! Кузьменко беспокоит. Какие у тебя новости? Да, я тоже краем уха слышал. Да, мы тоже, в свою очередь, делаем все возможное. Поговорим, конечно. — И повесил трубку.
Пока майор говорил по телефону, в кабинет вошел Майлыбаев. Кузьменко протянул ему руку:
— Здравствуй, Талгат! Садись, — и стал рассказывать, о чем он говорил с ГАИ. — Сегодня, примерно в час дня, кто-то угнал машину вице-президента Академии наук. Прямо от института. Через час машину обнаружили на углу соседней улицы. Спидометр показывает, что за это время машина прошла сорок километров. Постовой милиционер видел, что похожая машина, тоже ЗИМ, около часа дня прошла в сторону Медео. Машину он остановить не решился.
— Кто же ее угнал?
— Пока неизвестно.
Майлыбаев заговорил о своем деле:
— Петрушкин, пригласив плотника, построил во дворе новый сарай. Уже закончил. С большим погребом, с цементированным полом. Несколько раньше он переделал сарай и старый дом Марены Онуфриевны. Зачем? Не понимаю, зачем он так спешно строит? Может, проверить следует?
— Сейчас сотрудники автоинспекции с товарищами из научно-технического отдела поехали по следам ЗИМа. Я тоже собираюсь туда. Посоветуемся, когда вернусь. Ты пока ознакомься с объяснительной Тюнина...
ЗИМ останавливался в рощице близ дома отдыха «Медео». Обнаружили там следы двух человек. Девушки, собиравшие яблоки в колхозном саду, видели издали, что к самому обрыву подъезжала большая черная машина. Но людей они не заметили.
Кузьменко, вернувшись в управление, сразу же позвонил в отдел кадров мясокомбината. Девушка, поднявшая трубку, сердито сказала:
— Вы что-то носитесь с этим Петрушкиным, как с писаной торбой.
Она не могла сказать точно, где был Петрушкин во время обеденного перерыва. По просьбе Кузьменко она кое-кого поспрашивала, но выяснить ничего не удалось: одни говорили, что он ездил обедать домой, другие утверждали, что он был тут, рядом со своими собаками.
Злоумышленник, угнавший машину вице-президента, исчез, как призрак. Загадка осталась загадкой.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Дежурный по управлению позвонил Кузьменко.
— Товарищ майор, к вам женщина какая-то пришла.
— Кто такая?
— Гражданка Данишевская.
Кузьменко посмотрел на часы.
— Что это она раньше времени явилась, — пробормотал он и сказал в трубку: — Пропустите.
Скоро Данишевская появилась в кабинете. Одета она была вызывающе нарядно, словно собралась в гости, подвела глаза.
— Заходите, — пригласил майор и, встав, предложил ей стул. — Мы с вами договорились встретиться после шести. Поторопились?
Глафира закатила вверх свои косенькие глаза, повела плечами.
— Решила пораньше зайти, чтобы и уйти рано. Андрюша-то беспокоиться будет. И без того обиженный судьбой человек, а коли я задержусь до ночи да еще с таким кавалером, то мало ли чего взбредет ему в голову.
Кузьменко посидел, задумавшись, потом сказал:
— Глафира, будем говорить откровенно, договорились?
— Я тоже не люблю, когда виляют.
— Вы еще не вышли замуж за Петрушкина, верно?
— Супружество, надо думать, не бумажкой решается. И без свидетельства о браке живут вместе люди.
— Вы говорили, что Петрушкин вас любит?
— Да.
— Я не верю этому.
Глафира удивилась:
— Почему не верите?
— Ну хорошо, послушайте. Я расскажу вам, как он «влюбился» в вас. Если не ошибаюсь, вы несли воду от колодца. Так было? Петрушкин вас остановил и пригласил к себе. Вы идти не хотели. Он начал говорить о своей любви к вам, о своем одиночестве, о том, что без вас жить не сможет. Все это показалось вам забавным и, пожалуй, тронуло. Потому что давно уже никто вам таких слов не говорил. Вы зашли к нему. Стол был уже накрыт. Выпили коньяку. Постепенно вы начали хмелеть. В это время Андрей Алексеевич стал спрашивать, приходил ли я и о чем беседовал с вами. Вы рассердились...
Глаза Глафиры чуть не вылезали из орбит:
— Кто вам рассказал все это? Откуда вы знаете? Или сторожа поставили?
— Все, что я рассказал — правда?
— Все верно.
— Мы не подсматриваем, Глафира, как живет у себя дома человек. Мы далеки от этого.
— Как же тогда вам удалось все узнать?
— Это секрет, — улыбнулся майор. — Но вам я могу сказать: все это вы рассказали мне сами.
— Я?!
— Слушайте. Увидев, что вы рассердились, Петрушкин снова стал говорить о своих чувствах и о своей ревности ко мне. Конечно, вам это его признание, его ласковые слова пришлись по душе.
— Вы что, умеете мысли читать?
— Зачем же Петрушкин все это проделал? — продолжал майор, не обратив внимания на удивление Глафиры. — Затем, чтобы узнать, не связаны ли вы с милицией, что предпринимается в деле о пропаже старухи. Ему хочется это знать. Вас же он использует в своих целях, как пешку.
Глафира задумалась. Было видно, что в душе у нее борются противоречивые чувства.
— Что же мне делать, товарищ начальник? — тихо спросила она. — Что?
— Сейчас я вам ничего подсказать не могу. Хочу лишь дать дружеский совет: не торопитесь выходить замуж. Мы еще не знаем точно, где Матрена Онуфриевна.
— Будет когда-нибудь конец этому делу?
— Надеемся.
— А если Петрушкин потом раздумает на мне жениться? Тогда не обижайтесь, от вас не отстану, прицеплюсь — не оторвешь.
— Если не раздумаете, Петрушкин никуда не денется.
— Ладно, пусть будет по-вашему. И в колонии терпела, не умерла...
В последние дни работники уголовного розыска трудились, не зная отдыха. Те, кто угнал машину вице-президента, еще не были обнаружены. В то время, когда майор Кузьменко сидел у себя, напряженно размышляя, в кабинет буквально влетел Майлыбаев. От самой двери он крикнул:
— Петр Петрович! Я нашел человека, угнавшего машину. Это — Петрушкин!
— Петрушкин? Откуда ты это знаешь?
В тот день, когда майор звонил в отдел кадров комбината, чтобы узнать, где был в обеденный перерыв Петрушкин, Майлыбаев тоже связался с комбинатом. И ему не удалось узнать, где был в момент угона Петрушкин. Вчера после работы он снова пошел в поселок. Убедившись, что Петрушкин на работе, он стал искать Глафиру, но ее тоже не оказалось дома. Когда Майлыбаев спросил о ней у соседей, те сказали:
— Она сейчас ходит и никого не замечает — видать, замуж собирается. Такая стала хозяйственная — глазам не верится. Если хочешь ее найти, то иди прямо на «хитрый» базар. Там она целыми днями околачивается.
На улице Ташкентской, слегка в стороне, на пути к городскому кладбищу был небольшой базарчик, который почему-то называли «хитрым». Ядром этого базара была чайхана и два-три магазинчика. К вечеру здесь обычно полно народу — торгуют сладкой тыквой, горьким перцем, насыбаем, мантами и лагманом; выносят прозрачную лапшу из рисовой муки, сочную редьку, сладкий виноградный уксус мутно-желтого цвета. Торгуют здесь из-под полы мясом и колбасой, вынесенной с мясокомбината. Милиция частенько прочесывает «хитрый», вылавливая спекулянтов, но базарчик все еще продолжает жить.
Майлыбаев увидел Глафиру среди продавцов мяса. Не найдя достаточно веского повода, чтобы подойти к ней, он несколько раз прошел мимо. Опытный взгляд Глафиры сразу обнаружил маневры Талгата, которого она и помнила-то весьма смутно. Она видела, что молодой человек почему-то заинтересовался ее особой.
— Эй, парень! Что-то мне твое обличье кажется знакомым. Мы раньше с тобой не встречались? — окликнула она Талгата.
— Может, и виделись, — сказал Талгат и, взяв ее под руку, отвел в сторону. — Глафира, я вас искал, хотел поговорить.
Она удивилась, но по привычке стала зубоскалить:
— Зачем это я вам днем понадобилась? Ночью дело другое...
— Я знаю, что вы собираетесь замуж за Андрея Алексеевича.
Глафира изумилась:
— И ты туда же? Да ты хоть знаком с ним?
Майлыбаев показал ей удостоверение. Глафира расстроилась:
— Чего это вы все выспрашиваете, то один, то другой? Делать больше нечего? Чем он перед вами провинился, что жить бедняге не даете спокойно?
— Виноват он или чист, это вам должно быть известно лучше, чем мне.