— Это имеет непосредственное отношение ко мне.
Мэгги выдохнула.
— Можно мне домой?
— Значит, давний любовник. И когда у вас произошел разрыв?
— Много лет назад. Правда.
— Когда же?
— Не помню!
— Скажи, почему Мамми так налегает на чеснок?
— Что? — удивилась она.
— Да так, мелю всякую ерунду… Не обращай внимания. — Шон положил карандаш на стол и взял Мэгги за руку: — Пойдем, а?
— Как, вместе?
— Да.
— В последнее время ты был ужасно груб.
— Считай, что это самозащита.
— Уверена, на свете есть не такие грубые полисмены.
— Милая моя, я единственный коп, имеющийся в твоем распоряжении. Пойдем, а?
Шон открыл ящик, достал несколько обойм и перезарядил свой пистолет. Потом, подхватив Мэгги под локоток, вывел ее на улицу.
Шон хотел, чтобы от преступника их отделяло максимальное расстояние. Поэтому повез Мэгги на фамильную плантацию Монтгомери.
Она ждала его в фойе, пока он с пистолетом в руке обежал весь дом. Все оказалось в порядке: двери и окна были заперты на совесть.
Как всегда, особое внимание Шона привлек портрет Магдалены. Он не мог отделаться от ощущения, что Магдалена и Мэгги — один и тот же человек.
«Странно все это, — подумал Шон, — Может, мне и в самом деле пора на пенсию?»
Войдя в комнату Мэгги, он услышал звук льющейся из душа воды. Он лег на кровать и, положив рядом с собой пистолет, прикрыл глаза.
Не прошло и минуты, как Шон провалился в сон.
Он сражался с врагом и, победив, испытал торжество, а потом горечь от утраты многих однополчан. Сражение закончилось, настало время отправляться за ранеными, чтобы защитить их от убийцы.
Он снова ехал верхом. Земля содрогалась от грохота копыт его коня, а в лицо бил ветер. Он устал, чувствовал голод и жажду и был покрыт пылью с ног до головы. Но более всего он желал ее. Ему хотелось все бросить и помчаться к ней…
Вдруг перед ним появился убийца, снова готовившийся нанести удар. Шон собирался направить на него коня, сбить с ног, но не убить… Господи, должно же быть на свете милосердие! Но враг его был силен и готов к бою…
Неожиданно перед его мысленным взором появилось лицо человека, которого Шон знал.
О Боже!
А потом он почувствовал боль.
И понял, что смерть приближается.
Но рядом с ним была она — этот ангел, хлопотавший над ним и утиравший его слезы. В глазах ее тоже стояли слезы. Помоги ему, Господи! У него еще оставались силы. Шон знал, что такое доблесть и милосердие, но к смерти готов не был… Мир между тем стал удаляться от него, тускнеть и расплываться… Таяло и расплывалось покрытое слезами лицо склонившегося над ним ангела, а вот лицо врага, напротив, обретало все большую реальность…
Шон проснулся и сразу вспомнил, что только что вел во сне сражение, которое должно было завершиться еще сто лет назад.
Он присел на постели и положил пистолет на тумбочку.
Тот самый убийца, чьи атаки ему удалось отразить в реальной жизни, во сне одерживал над ним верх, безжалостно кромсая его тело своим большим широким ножом. Во сне Шон проигрывал схватку: кровь — этот сок жизни — уходила из его тела и лишала сил, необходимых для боя.
«Пора сдавать меня в утиль, — подумал Шон, с отвращением почесывая выросшую за ночь на подбородке щетину. — А если такие сны будут посещать меня и впредь, весьма возможно, что я попаду в психушку».
Его голова раскалывалась от чудовищного бреда, который ему вчера весь день прихолилось выслушивать. Обрывки слов Мари, подарившей. Шону серебряный крест, шепот Мамми, утверждавшей, что он должен налегать на блюда с чесноком, смешались у него в мозгу в тугой клубок первосортной чертовщины.
В сущности, от семейства Монтгомери тоже сильно попахивало серой. Ходили упорные слухи, что в каждом поколении Монтгомери были вампиры, а дочери этого семейства с удручающим постоянством выходили замуж за каких-то «не тех» мужчин, подолгу жили в Европе, и их отпрыски, исключительно женского пола, возвращаясь в Штаты, носили все ту же фамилию.
Размышляя об этом, Шон пришел только к одному утешительному выводу — Мэгги не убийца. Все же остальное в этом деле явно относилось к сфере мистики и потустороннего, в чем Шон чувствовал себя полным профаном.
Поднявшись с постели, он осмотрел комнату, заглянул во все уголки и даже поднял шторы. Все это время Шона не покидало ощущение, что он герой какого-то голливудского боевика из жизни вампиров и оборотней. Из фильмов Шон знал о том, что вампиры боятся креста, но вспомнил: Мэгги постоянно носила на груди крест.
Еще он знал — опять же из фильмов, — что вампиры не имеют отражения в зеркале. У Мэгги было отражение, и даже очень красивое. Что еще? Вампиры спали днем, а на охоту выходили ночью…
Мэгги разгуливала по улицам при свете дня.
Вампиры спали в гробах. Поскольку Шон спал с Мэгги довольно часто, он мог с полным основанием утверждать, что в гробу она не спала. Если только…
He в силах побороть искушения, он опустился на четвереньки и заглянул под кровать.
Мэгги вышла из душа, и Шон сразу почувствовал, что она стоит с ним рядом.
— Какого черта ты там делаешь? — осведомилась она.
Шон вылез из-под кровати и посмотрел на Мэгги. Их взгляды скрестились, как клинки. Шон пожал плечами.
— Разве не догадываешься? — ухмыльнулся он. — Хотел узнать, нет ли у тебя под кроватью пыли.
Мэгги молчала. Она явно знала, зачем он забрался под кровать. Когда замешательство прошло, она заметила:
— Странно, а я-то думала, ты искал там гроб.
— А у тебя есть в запасе гробы?
— Нет, конечно. Как-никак мы спали вместе, и ты мог бы сам убедиться, что в гробу я не сплю.
— Знаешь, Мэгги, — сказал, помолчав, Шон, — у моего отца есть одна вредная привычка — он снабжает меня нужной и не слишком нужной информацией исторического характера. По сути, это пустяки — так, какие-то обрывки сведений и фактов. В частности, отец сказал мне, что наши предки начали впервые строить в этих краях на кладбище крытые склепы с тяжелыми мраморными плитами. Не догадываешься, что послужило тому причиной?
— Уверена, что ты — столь тонкий знаток истории — обязательно просветишь меня на этот счет.
— Попробую начать сначала. — Шон краем глаза отметил, как соблазнительно обрисовываются ее прелестные выпуклости под тонким пеньюаром. — Не сомневаюсь, все это было связано прежде всего с суевериями. Люди старались придавить гроб такой неподъемной тяжестью, чтобы покойник не мог выбраться наружу.
— У меня нет надгробной плиты, лейтенант. — Мэгги улыбнулась, и Шон почувствовал себя последним на свете дураком из-за того, что коснулся этой темы.
Пожав плечами, он лег на постель. Определенно, у него начались проблемы с головой. Мэгги стояла перед ним — такая соблазнительная, из плоти, кожи и крови, — а он, коп, который по роду своей деятельности не мог, не должен был верить в потусторонние силы, вдруг начал проверять, не принадлежит ли она к миру всякой нечисти.
Мэгги присела на постель и нежно провела рукой по щеке Шона.
— Думаешь, я вампир? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Ты говоришь странные вещи, — пробормотал Шон. С одной стороны, он, как ни странно, склонялся к этой мысли, с другой — считал ее полнейшим абсурдом.
Но может, все, что окружает эту женщину, и все, что с ней связано, — чистейшая ложь?
Она подогнула под себя ноги и удобно устроилась на постели.
— Я же предупреждала тебя — не связывайся со мной.
— Можешь предупреждать сколько тебе заблагорассудится. Я все равно люблю тебя, Мэгги.
— Увы, — прошептала она, — ты почти меня не знаешь.
— Ошибаешься. У меня давно уже появилось чувство, что я знаю тебя целую вечность и ты неотъемлемая часть моего существа. Такая же неотъемлемая, как дыхание, обоняние, осязание, — как сама моя жизнь, наконец. Более того, я иногда ловлю себя на том, что смотрю на мир твоими глазами. Ты, Мэгги, вошла в мою кровь.
— Даже так? — прошептала она чуть слышно.
Шон привлек ее к себе. Ее нежное тело, казалось, пылало под тонким шелком. Он начал ласкать ее — сначала легонько, словно исподволь, но потом его руки все крепче прижимали к себе ее нежное тело. Шон касался груди, бедер, ягодиц Мэгги, стараясь, чтобы она дотронулась до его упругой плоти.
Мэгги отвечала на его ласки. Когда Шон обхватил губами ее напряженный сосок, она запрокинула голову и тихо протяжно застонала. Продолжая ласкать ее, Шон снова услышал тихий протяжный стон. Мэгги впилась пальцами в мускулистые плечи Шона…
И он, и она не скинули одежду, но это не помешало им достичь пика наслаждения. Испытав оргазм, Мэгги упала на постель и лежала так тихо, будто умерла.
Шон опустился рядом с ней.
Мэгги ослепительно улыбнулась.
— Как это у нас все получилось?
— Понятия не имею. Наверное, сработал инстинкт.
— А я-то думала, ты на меня злишься…
— Я злился на тебя раньше, да и сейчас злюсь. А если ты снова позволишь себе поступать как малое дитя, клянусь, я тебя отшлепаю.
Она промолчала, а Шон привалился к плечу Мэгги и снова начал гладить ее.
— Прошу, пообещай, что будешь проявлять благоразумие.
— Шон, сегодня все произошло по воле случая. В жизни ведь бывают случайности, не так ли?
— Вроде той, когда на аллее неожиданно появился Люсьен.
— Я знала, что он в городе. Как-то раз Люсьен даже поздоровался со мной. Но повторяю, мы с ним старые друзья и ничего больше.
— Скажи лучше: между вами вправду все кончено?
— У нас с ним не было ничего серьезного.
— Я не о том спрашивал.
— Да, кончено, — сказала она, взмахнув длинными ресницами.
От ее слов Шона словно ударило током. Такого сильного чувства от общения с женщиной он никогда еще не испытывал. Тут смешалось все: любовь, злость, ревность. И этот не самый слабый на свете коктейль в эту минуту ударил ему в голову. Шону снова захотелось близости с Мэгги. Ощутив его желание, она взяла его член в руки и начала гладить.