Он, конечно, лгал. Ему не нужны были еще несколько лет, чтобы понять, как смотрит на мир отец Мэтью. Он чувствовал, как в нем формируется такой взгляд. Дурные новости доставляли ему какую-то мрачную радость. Какой человек в здравом уме, знающий, что жить ему осталось недолго, будет желать миру в свое отсутствие благополучия и процветания? Возможно, его прогнозы были бы иными, будь у него внуки, тогда среди этого потопа и эпидемии убийств он бы нашел повод для оптимизма. Но Натаниэль, который наверняка подарил бы ему превосходных внуков и внучек, вот уже тридцать лет был мертв, а с Уилла что взять — гомосексуалист. Зачем надеяться на лучшее для мира, в котором после его смерти не останется ни одного человека, которого бы он любил.
Конечно, он получал удовольствие, разыгрывая пророка Апокалипсиса. Тем вечером он шел домой пружинящей походкой (а он всегда шел пешком, даже зимой: слишком любил бренди и нередко перебирал, а потому не рисковал садиться за руль), так как разговор в пабе был не слишком оптимистичным. Размахивая тростью, которую он брал с собой больше для шика, чем для опоры, он вышел из света фонарей и двинулся по темной дороге — до дома оставалась еще миля. Он не испытывал беспокойства, шагая в темноте. Тут не было ни разбойников, ни грабителей, которые напали бы на идущего в одиночестве подвыпившего джентльмена. Да он вообще редко кого здесь встречал, на этой дороге.
Но нынешний вечер стал исключением. Пройдя где-то треть мили, он увидел двух человек — мужчину и женщину, которые шли ему навстречу. Хотя вечер был безлунный, звезды светили ярко, и он уже с двадцати ярдов понял, что их не знает. Может, это туристы, которые вышли подышать ночным воздухом? Беглецы из города, для которых зрелище темных холмов и звездного неба — нечто необыкновенное?
Но чем ближе он подходил, тем громче говорил ему внутренний голос: развернись и беги назад. Он сказал себе: не будь старым дураком. Пожелаешь доброго вечера, когда с ними поравняешься, только и всего. Он ускорил шаг и уже собирался заговорить, когда мужчина — в серебристом свете он выглядел поразительно — сказал:
— Хьюго? Это вы?
— Да, это я, — сказал Хьюго. — Мы разве…
— Мы заходили в дом, — подхватила женщина, — искали вас, но не нашли…
— И отправились на поиски, — продолжил мужчина.
— Мы знакомы? — спросил Хьюго.
— Были когда-то давно, — ответил мужчина.
На вид ему было тридцать два или тридцать три, но что-то в его внешности говорило Хьюго, что это только из-за игры света.
— Вы, случайно, не были моим учеником?
— Нет, и близко не лежало, — ответил мужчина.
— Что ж, тогда я просто теряюсь, — сказал Хьюго, начиная испытывать беспокойство.
— Мы знаем вашего сына, — объяснила женщина, — Уилла.
— Вот как. Тогда желаю вам удачи, — сухо сказал он. — Хорошая ночь.
И с этими словами двинулся прочь.
— Где он? — спросила женщина, когда Хьюго прошел мимо.
— Не знаю, — ответил он, не оборачиваясь. — Он может быть где угодно. Он не сидит на месте. Если вы его друзья, то должны знать, какой он непоседа.
— Постойте! — сказал мужчина и, оставив подружку, двинулся за Хьюго.
В его манерах не было ничего агрессивного, но Хьюго крепче сжал трость на случай, если придется защищаться.
— Если бы вы могли нам помочь…
— Помочь?..
Хьюго повернулся, предпочитая спровадить незнакомца, стоя к нему лицом, чем слышать шаги у себя за спиной.
— …найти Уилла, — сказал мужчина как-то слишком развязно.
«Экая мерзость, — подумал Хьюго, — что за панибратство у нынешних молодых. Американское влияние, это точно. Минуты не поговорили — и уже дружки-приятели. Просто отвратительно».
— Если хотите написать ему письмо, — сказал Хьюго, — я бы посоветовал сделать это через его издателей.
— Вы его отец…
— Это мое горе, — отрезал Хьюго. — Но если вы его почитатели…
— Да, почитатели, — сказала женщина.
— …то должен вас предупредить: лучше вам не встречаться с ним во плоти, чтобы не разочароваться.
— Мы знаем, что он из себя представляет, — сказал мужчина. — Мы все знаем, что он из себя представляет, Хьюго. А вы и я в особенности.
Этого умозаключения о некоем сходстве между ними Хьюго просто не мог вынести. Он помахал тростью перед лицом нахала.
— Нам абсолютно нечего сказать друг другу, — выпалил он. — А теперь оставьте меня в покое.
Он стал отступать назад, предполагая, что собеседник бросится за ним. Но мужчина просто стоял, держа руки в карманах, и смотрел, как Хьюго пятится.
— Чего вы боитесь? — спросил он.
— Абсолютно ничего, — ответил Хьюго.
— Ну уж этому я ни за что не поверю. Вы философ. И должны разбираться в таких вещах.
— Никакой я не философ, — ответил Хьюго, не поддаваясь на лесть. — Я третьеразрядный учитель третьеразрядных учеников, которых ничуть не интересует то, что я пытаюсь им внушить. Это моя судьба, а поскольку я мог бы принести и больше вреда, то я горжусь тем, что делаю. Моя жена живет в Париже с мужчиной, который в два раза младше меня, мой любимый сын умер вот уже тридцать лет назад, а другой — самовлюбленный педераст, чье самомнение превосходит все его достижения. Понятно? Вы удовлетворены? Я ясно излагаю? Короче говоря, теперь я могу идти?!
— Ах, — тихо сказала женщина, — я так вам сочувствую.
— Почему?
— Вы потеряли ребенка, — сказала она. — Мы сами потеряли нескольких. Мы с Джекобом. От такой утраты невозможно оправиться.
— С Джекобом? — пробормотал Хьюго и в ту же секунду понял, с кем разговаривает.
На него нахлынула волна чувств, в которых он не мог разобраться.
— Да, это мы, — вполголоса сказал мужчина, увидев, что их узнали.
«Облегчение, — подумал Хьюго. — Вот что я чувствую — облегчение. Ожидание кончилось. Тайна здесь, передо мной, или, по крайней мере, средства к ее открытию».
— А это, конечно, Роза, — сказал Стип.
Роза сделала комический реверанс.
— Ну так что, будем друзьями, Хьюго?
— Я… не знаю.
— О, я понимаю, что вы думаете. Вы думаете о Делберте Доннели. Это ее рук дело, и я не буду вводить вас в заблуждение. Она иногда может быть жестокой, даже опасной, если разозлится. Но мы понесли за это наказание. Мы провели тридцать лет в глуши, не зная, где на следующий день преклоним главу.
— Так почему вы решили вернуться? — спросил Хьюго.
— У нас были на то причины, — ответил Джекоб.
— Скажи ему, — добавила Роза. — Мы вернулись за Уиллом.
— Я не могу…
— Да, мы знаем, — сказал Джекоб, — вы с ним не разговариваете, и он вам безразличен.
— Верно.
— Что ж… будем надеяться, что вы ему не так безразличны, как он вам.
— Это что значит?
— Будем надеяться, что он поспешит к вам, когда узнает, что вы попали в беду.
— Надеюсь, это не угроза, — сказал Хьюго. — Потому что если это…
Удар застал его врасплох. Он не заметил ни блеска в глазах Стипа, никакого другого намека (пусть самого слабого) на то, что вежливая болтовня закончилась. Только что он улыбался, был сама вежливость, а в следующее мгновение нанес Хьюго такой удар, что тот отлетел на пять ярдов.
— Не делай этого.
— Заткнись, — сказал Джекоб и, направившись туда, где лежал Хьюго, подобрал трость, которой тот размахивал две минуты назад.
Пока Хьюго стонал у его ног, Джекоб рассмотрел трость, проведя рукой от одного ее конца до другого. Потом поднял над головой и обрушил на Хьюго — раз, другой, третий. За первым ударом последовал мучительный крик, за вторым — стон, за третьим — тишина.
— Ты его, случайно, не убил? — спросила Роза, подходя к Джекобу.
— Нет, конечно, я его не убил, — ответил тот, бросая трость рядом с ее хозяином. — Я хочу, чтобы он еще немного продержался.
Он присел на корточки рядом с лежащим без сознания человеком. С озабоченностью, которой мог бы посрамить любого врача, протянул руку и тыльной стороной ладони коснулся щеки Хьюго.
— Вы со мной, мой друг? — сказал он и потер щеку. — Хьюго, вы меня слышите?
Хьюго жалобно застонал.
— Будем считать, что это «да», хорошо? — спросил Джекоб.
Ответом ему был стон.
— План, значит, такой, — сказал Джекоб. — Мы скоро уйдем отсюда, и если не пригласим кого-нибудь вам помочь, то шансы, что вы умрете еще до рассвета, выше среднего. Вы понимаете, что я говорю? Кивните, если понимаете.
Хьюго едва заметно кивнул.
— Превосходно. Значит, все зависит от вас. Вы хотите умереть здесь, под звездами? Думаю, никто не пойдет этой дорогой до завтрашнего утра, так что это место будет принадлежать только вам.
Хьюго попытался что-то сказать.
— Извините, но я вас не понимаю. Что вы сказали?
Хьюго издал едва слышное рыдание.
— Ах, вот оно что… вы плачете. Роза, он плачет.
. — Он не хочет оставаться здесь в одиночестве. Это ваша мужская беда, — посетовала Роза. — Вы часто становитесь словно малые дети.
Джекоб снова обратился к Хьюго:
— Вы это слышали? Она думает, будто мы малые дети. Она в этом мало смыслит. Она не знает, что нам приходится переживать. Вы не хотите оставаться здесь в одиночестве. Вы хотите, чтобы мы нашли телефон и позвонили кому-нибудь, чтобы за вами пришли?
Хьюго кивнул.
— Я это сделаю, мой друг, — сказал он. — Но в ответ и вы должны мне кое-что пообещать. Я хочу, чтобы вы ни единым словом не обмолвились об этом Уиллу. Вы меня понимаете? Если он приедет к вам и вы скажете ему что-нибудь о нас, то ваши нынешние чувства — паника, одиночество — покажутся детскими игрушками по сравнению с тем, что мы с вами сделаем. Вы меня слышите? Детскими игрушками. Кивните, если поняли.
Хьюго кивнул.
— Прекрасно. Можете больше не думать об этом. Он… как вы его назвали? Самовлюбленный педераст? Вы явно не слишком большой его поклонник. Тогда как я… я ему предан. По-своему. Разве не странно? Я, конечно, не видел его тридцать лет, так что, возможно, мои чувства изменились…
Его голос замер. Он вздохнул и встал.