Уснувшая поздно Таис проспала дольше обычного. Её разбудила Клонария, ворвавшаяся с криком: «Госпожа, Госпожа!»
— Что случилось? — встревожилась мгновенно очнувшаяся гетера. Ощущение недобрых событий всё сильнее назревало в ней, и Таис выпрыгнула из постели.
— Мы только что с рынка, — торопливо рассказывала рабыня. — И там все говорят об одном — убийстве почтаря, прибывшего вчера из Дельты. Его нашли на рассвете в воротах станции…
— Беги за Гесионой! — прервала Клонарию афиаянка.
Гесиона примчалась из сада и тотчас была, послана с наказом бегом привести Эгесихору. Таис приказала приготовить широкие белые египетские плащи и взнуздать Салмаах. Надев короткий хитон для верховой езды, Таис нетерпеливо ходила перед террасой в ожидании подруги. Наконец, встревоженная задержкой, она велела Клонарии сбегать к Эгесихоре. Расстояние в четверть схена до жилища спартанки было пустяковым для здоровой девушки. Она понеслась как антилопа, крикнув, что «рожденная змеей», наверное, не бежала, а ползла. Когда запыхавшаяся рабыня вернулась одна, Таис поняла, что её опасения сбываются.
— Хрисокома и рожденная змеей уехали вместе на четверке, — сообщила Клонария.
— Куда?
— Никто не знает. Вот но той дороге, — рабыня покачала на юг.
Эгесихора, очевидно, решила укрыть своих драгоценных лошадей в садах, близ могил древнейших царей Тупой Пирамиды. Владелец садов был эллином по отцу и одним из ярых поклонников золотоволосой.
Таис вскочила на Салмаах и унеслась в пыли, прежде чем рабыня смогла сказать хоть слово.
Афинянка шпорила кобылу твердыми пальцами ног и проскакала бешеным галопом целый схен. Обрыв западных скал приближался к самой реке. Обогнув его, Таис осадила Салмаах. Из-за кустов появилась четверка Эгесихоры, медленно ехавшая навстречу. С одного взгляда афинянка поняла, что случилось огромное до ужаса несчастье.
Привалившись к арбиле — передней стенке колесницы — с опущенной головой стояла Гесиона. Её волосы раскосматились на ветру, хитон сполз, обнажая плечо. Послав Салмаах вперёд, Таис с убийственной ясностью поняла, что пыльно-золотые пряди, колеблемые ветром в прорезах правого борта колесницы, — концы волос её подруги. Подскакав ближе, она увидела залитый кровью хитон Гесионы, темные пятна на желтой краске и медленные страшные капли, падавшие в пыль позади лошадей. Гесиона, белее афинских стен, намотала вожжи на выступ арбилы, поддерживавшей верхний дышловой стержень. Девушка почти не управляла конями, лишь удерживая их. Салмаах пятилась от колесницы, чувствуя кровь и смерть. Таис прыгнула с кобылы, бросив поводья, и бегом догнала колесницу. Эгесихора лежала, опершись боком на арбилу. Совсем низко свесилась отягощенная косами безжизненная голова. Перешагнув через ноги спартанки, Таис обняла находившуюся в полузабытьи Гесиону, отняла вожжи и остановила тетриппу.
Гесиона очнулась. Гнев и боль застыли в её глазах. С трудом разомкнув слипшиеся губы, она выдавила: «Нельзя, позади — убийцы». Не отвечая, Таис склонилась над милой подругой, подняла её голову, увидела серые губы и блестевшие сквозь полузакрытые веки белки остановившихся глаз. Широкая рана ниже левой ключицы нанесенная сверху вниз боевым дротиком, несомненно была смертельной. Таис и не нуждалась в осмотре, инстинктивно почувствовав смерть подруги. Она повернула её ещё теплое и гибкое тело на бок, уложила на дно колесницы. На миг ей показалось, что Эгесихора, живая, устроилась уютным клубком, заснув на пути. Вырвавшееся рыдание сотрясло всё тело афинянки. Осилив горе, Таис занялась Гесионой. По правому боку шел длинный разрез от нанесенного с огромной силой удара. Убийца промахнулся и рассек только кожу и поверхностные мышцы, однако кровь широкой лентой продолжала медленно стекать на бедро. Таис затянула рану головным покрывалом и тронула лошадей, свистнув Салмаах, которая затрусила рядом. Они доехали до ручейка чистой воды, так и не обменявшись ни словом с Гесионой. Напоив девушку, отмыв её лицо и её окровавленные руки, Таис застыла в задумчивости, глядя на струйку хрустальной воды. Гесиона, порываясь что-то сказать, не посмела нарушить её молчания. Лицо гетеры, искаженное горем и отчаянием, становилось всё более грозным, при этом странным образом светлея.
Внезапно Таис рванулась к колеснице, осмотрела ее, поправила перекосившийся кринон — кольцо на дышловом стержне. Гесиона последовала за ней, но Таис молча показала ей на Салмаах. Гесиона вышла из оцепенения и неожиданно легко вскочила на лошадь. Разбирая вожжи, Таис искоса взглянула на фиванку и убедилась, что та может держаться в седле. Позади на прямом участке дороги показались подозрительные фигуры в белых египетских накидках. Они бежали мелкой трусцой, уставшие под знойным летним солнцем. Таис недобро усмехнулась и издала пронзительный визг. Кони бешено рванули с места. Испуганная Салмаах отпрыгнула в сторону, едва не сбросив Гесиону. Фиванка распростерлась на ней, вцепившись в гриву и под шею. Таис понеслась очертя голову, как никогда не сделала бы даже в присутствии Эгесихоры, которая иногда учила её управлять четверкой.
Эгесихора, златоволосая, среброногая, прекрасноплечая… Её неразлучная подруга, поверенная всех тайн, спутница всех дорог… Рыдания снова сотрясли Таис, но мысль об убийце и мщении перекрыли яростью все другие чувства. Она неслась, как воплощенная Эриния, окаменевшая в стремлении достичь цели. Она не успела научиться у Эгесихоры той музыкальной работе пальцев, какая требуется для гармонизации работы всех четырех лошадей. Таис помнила, что между большими и указательными пальцами правой и левой руки держат вожжи дышловой пары, а средний и безымянный захватывают вожжи наружных пристяжек, пропущенные через кольца на холках. Повороты тетриппы в её руках были неуклюжи, и
Таис помчалась напролом, едва успевая избегать серьёзных препятствий.
Порыв Таис передался Гесионе, которая, набравшись сил, скакала рядом на Салмаах, не желавшей отставать. Кобыла то настигала колесницу, то опережала ее, то оставалась позади, когда дорога становилась прямой и ровной, как поле стадиона.
Догоняя Таис, Гесиона пыталась рассказать о случившемся. Таис не нуждалась в разъяснениях. Случилось то, чего она всё время опасалась, и она неслась во весь опор к виновнику смерти Эгесихоры. Из отрывистых, полубессвязных выкриков Гесионы она поняла, что подругу подстерегли на дороге к садовому хозяйству, отстоявшему на три схены от центра Мемфиса. Эгесихора попросила Гесиону сопровождать ее, чтобы помочь управиться с лошадьми, если её приятеля не окажется на месте. Таис поняла, что Эгесихора чувствовала нависшую над собою опасность и не хотела быть одной.
Проехав более двух схен, они достигли маленькой рощи, деревья которой наклонялись над дорогой. Два человека с копьями преградили дорогу колеснице. Эгесихора помчалась прямо на них… Люди отпрыгнули в сторону, а в это время кто-то, скрывающийся в ветвях большого дерева, бросил копьё в Эгесихору. Она упала мгновенно, сраженная насмерть. Гесиона плохо помнит дальнейшее. Она думала только об одном — увезти Эгесихору в город к госпоже. Наверное, она остановила разбежавшуюся четверку, развернула её на узкой дороге, когда убийцы явились снова. Кто-то ранил ее, метнув нож. Она умчалась, несмотря на льющуюся кровь. Оставив далеко позади своих преследователей, она замедлила бег лошадей и намотала вожжи на выступ арбилы, чтобы вытащить копьё из тела Эгесихоры. С усилием она вырвала оружие, и тут ей стало дурно. Глаза перестали видеть. Она вцепилась в борт колесницы, стараясь не свалиться, напоминая себе о бегущих позади убийцах. В этом состоянии и нашла её Таис. Сами боги привели госпожу сюда, иначе убийцы настигли бы колесницу. Таис, не отвечая на рассказ Гесионы, только ниже склоняла голову, до крови кусая губы.
Тем же бешеным галопом они пронеслись по людным улицам под испуганные крики и угрозы едва спасшихся прохожих и носильщиков, оставляя за собой клуб густой пыли. Вихрем подлетела четверка к воротам Стратопедона. Воин на страже, одуревший на солнцепеке, не двинулся, узнав четверку Эгесихоры. Заметив нечто неладное, он нерешительно наклонил копье, преграждая путь. Таис и не подумала сдерживать озверелых коней. Со стуком полетел выбитый из рук щит, хрустнуло под колесами копье, отброшенный к столбу спартанец дико завопил, поднимая тревогу. Колесница промчалась через обширный двор военных упражнений к огороженному решетчатым барьером навесу. Здесь обычно сидел стратег Эоситей. В глубине навеса помещалось его жилье. Эоситей, привлеченный криками тревоги, выскочил из-под навеса. Не в силах остановить тетриппу, Таис заставила её вильнуть в сторону и зацепила осью за решетку. С треском полетели куски сухого дерева, колесница сокрушила ограду и, задев за столб, остановила лошадей, которые взвились на дыбы, размахивая передними копытами и закидывая оскаленные морды. Со всех сторон сбегались переполошившиеся военачальники. Из барака около ворот высыпал и построился отряд гоплитов — воинов в металлической броне. Гесиона проскочила в ворота следом за колесницей и подскакала на помощь к Таис. Та и не думала справляться с лошадьми, предоставив это помощникам Эоситея.
Афинянка спрыгнула с колесницы прямо под ноги остолбенелому стратегу.
— Убийца, гадостный трус! — закричала она, вытягиваясь перед гигантом во весь свой небольшой рост и тыча в него указующим пальцем. — Иди, смотри на дело твоих рук! — Таис показала на колесницу. От удара о столб тело Эгесихоры перекатилось назад и сползло по подножке. С головой, улегшейся на массу золотых волос, с широко раскинутыми руками спартанка казалась спящей в неудобной позе после утомительной поездки. Её жизненный путь оказался коротким — всего двадцать пять лет прожила она на свете, и её изумительная красота недолго радовала людей.
Эоситей опомнился. Схватив за руку Таис, он рванул её в тень в глубине навеса.
— Ты сошла с ума, женщина! Как ты смеешь обвинять меня, потомка спартанских царей, знаменитого воина?
Таис презрительно расхохоталась и обратилась к собравшимся у сломанной решетки потрясенным воинам.