т. Так вот и живем. Иначе не знаю, как выкручивался бы. - Снова помолчал. - А правду говорят, что Соболевский сам... преднамеренно в море нырнул?
- А ты как думаешь? - глянул ему в глаза Родионов. Вопрос не удивил сплетни давно гуляют по гарнизону. Как относятся к ним его подчиненные, которые ещё вчера верили, и он знал наверняка - уважали его. А теперь? Добрая молва, говорят, под спудом лежит, а плохая - впереди бежит. Ее не обойдешь, не объедешь. И не всякий устоит перед ней...
- Я думаю, чушь собачья, - сказал со злостью Кононов. - И все это бабы, сволочное отродье. Завидовали Олегу и Веронике вот и сочиняют всякие небылицы.
- А что ты слышал о найденном трупе?
- Так то вообще бред сумасшедшего. Меня вызывал следователь, и он, по-моему, не считает, что это ваша жена... Ее ещё не удалось разыскать?
- Пока, к сожалению, нет. Похоже, она в Японию укатила.
- Вот бабы! - воскликнул Кононов. - Еще сто лет не женюсь. Только трахать их буду. Трахать!
- Считаешь, накажешь их этим? - усмехнулся Родионов. - А слышал анекдот про злую жену, от которой хотел избавиться муж?
- Нет. Расскажите.
- Так вот, была у одного мужчины жена-язва. Житья ему не давала, придиралась по пустякам, устраивала скандалы по всякому поводу и без повода. Соседи жалели его. Один друг посоветовал: "Да затрахай ты её до смерти. Купи пантокрин, выпей капель тридцать и паши всю ночь". Послушал мужчина друга, сделал, как тот советовал. Под утро взмолилась жена: "Хватит, не могу больше я". А мужчина не слезает. Сам уже весь мокрый, еле держится, но продолжает свое дело. Чувствует, обмякла жена, перестала шевелиться. Обрадовался - конец мученьям. Свалился с жены и уснул мертвецким сном. Просыпается, чувствует аромат жареного и пареного. Глянул на стол, а он ломится от яств и бутылка коньяка стоит. Жена веселая, радостная вокруг хлопочет. Муж удивился: "У нас что, праздник?" "Какой праздник, - смеется жена. - Ты ко мне по-человечески, и я к тебе со всей душой".
Кононов громко захохотал.
- Эт точно, траханьем бабу не изведешь, - согласился. - Жениться все равно не буду.
- А вот это зря. Каждый человек должен думать о продолжении рода своего. Разве тебе безразлично, что никого не останется, когда тебя не станет?
- Ну, к тому времени я постараюсь.
- К тому будет поздно: любовь на старость не оставляют...
Впереди показался Хабаровск. Оба замолчали: Кононов сосредоточил внимание на дороге, вклиниваясь в поток машин, мысли Родионова снова вернулись к командующему.
Генерал Дмитрюков встретил его более чем холодно: не поздоровавшись, взглядом указал на стул напротив.
- Ну и что ты скажешь теперь в свое оправдание? - без предисловий потребовал объяснения.
Взвинченный предыдущими допросами, дорожными воспоминаниями и размышлениями, Родионов почувствовал как кровь закипела внутри, и он еле сдержался, чтобы не ответить грубостью. Все равно голос зазвучал вызывающе:
- А разве я раньше оправдывался перед вами, товарищ генерал? преднамеренно назвал Дмитрюкова по званию, хотя с первого дня совместной службы они обращались друг к другу по имени и отчеству. - Мне не в чем ни тогда, ни теперь оправдываться перед вами.
- Вот даже как? - Взметнул густые черные брови генерал. - Ты напоминаешь мне чеченский случай, когда спас меня? Я не забыл его, и не считай меня неблагодарным - сто раз отплатил тебе. Напомнить, чем?
- Зачем же вспоминать старое? То, что случилось в Чечне, - реальная боевая обстановка, и мы действовали не во имя спасения друг друга, а во имя долга; и тот случай никакого отношения не имеет к сегодняшнему моему положению. Не знаю, что вам доложил полковник Вихлянцев, но что он вел расследование предвзято и безграмотно, не вызывает сомнения.
- Ну да, один ты грамотный, а там шесть офицеров, окончивших академии, безголовые тупицы. Чем же это ты так насолил им, что все они относятся к тебе предвзято?
- Не ко мне, а к летному происшествию. Их больше всего интересовали факты. И хотя говорят: факты - упрямая вещь, не всегда упрямство помогает поискам истины.
- Ну, ну, поучи меня, старого дурака, - съязвил генерал, - опровергни хоть один факт, который обвиняет тебя в похотливости, в прелюбодеянии. Не имею в виду жену, ответь мне, только честно, откуда и зачем ты привез некую Веронику, которую выдал замуж за Соболевского, и какие у тебя с ней были отношения?
- В вашем вопросе сквозит не только недоверие ко мне лично, но и неверие в человеческую порядочность и честность вообще. Неужели и вы, увидя человека в безвыходном положении, не протянете ему руку помощи?
- Разговор сейчас не обо мне, уважаемый Владимир Васильевич, - не без злой иронии заметил генерал. - Ныне столько людей в безвыходном положении, что на всех ни рук, ни нашей скудной зарплаты не хватит. А ты почему-то выбрал молодую и самую красивую, - снова съязвил Дмитрюков. - Не кажется тебе это странным?
- Не кажется. Я не выбирал. Девушка ехала со мной в одном купе. Ее обворовали, и ей некуда было деться. Потому я принял участие в её судьбе. И жаль что Соболевского не стало, он сказал бы - верил он мне и своей жене или нет.
- Он теперь не скажет. - Лицо генерала посуровело. - Зато сказала комиссия: Соболевский покончил жизнь самоубийством. И причина у него была одна - разочарование в любимой жене и в своем благодетеле, уважаемом командире. - В подтверждение согласия с выводами комиссии Дмитрюков прихлопнул по столу ладонью.
Родионов понял, что начальника ему не переубедить, и все-таки возразил:
- Это версия Вихлянцева. А у меня есть другая, более достоверная.
- Вот даже как? - удивился генерал. - И что же это за версия?
- Соболевский потерял в полете сознание. Если бы он задумал таким путем покончить счеты с жизнью, то действовал бы более решительно, не планировал бы, а бросил самолет в пике. И второе. В прошлом году, вспомнил я, врач отстранял Соболевского от полетов из-за плохого самочувствия - у него было очень низкое кровяное давление. Да и последнее время он выглядел не лучшим образом: на нашем летном пайке, которым, ко всему, приходилось делиться с женой, жирком не обрастешь.
- Ага, командование виновато, не заботилось о вашем питании! взъярился генерал. - Ловкую придумал версию: летчик потерял сознание от голода. Не выйдет, подполковник Родионов! - снова прихлопнул по столу ладонью. - Не ищи козла отпущения. Натворил дел, так будь мужчиной, отвечай за них. И за жену, и за любовницу. Отстраняю вас от должности командира отдельной эскадрильи! - перешел он на приказной тон. - Сегодня же сдайте дела своему заместителю майору Филатову... Судить вас будем! Военным судом!
5
Родионов ничего хорошего от встречи с командующим не ожидал. Но чтобы такое: "Отстраняю вас от командования отдельной эскадрильей... Судить вас будем..." Будто обухом по голове. Приказ генерала оглушил его, помутил сознание. Он вышел из кабинета непослушными, отяжелевшими ногами и шел по коридору, никого и ничего не видя, не зная, куда и зачем идет. Лишь когда уперся в тупик, вспомнил, что ему надо домой, и повернул обратно.
Вышел на улицу. Яркая зелень деревьев, травы, легкий ветерок, веселое щебетание птиц вернули его к действительности - жизнь-то продолжается, несмотря ни на что. Но зачем такая жизнь - без неба, без самолетов, без любимого дела?! Он с пятого класса, когда увидел прибывшего в отпуск летчика, жениха учительницы русского языка и литературы, лейтенанта Стрыгина, услышал его рассказ об истребителях, о полетах стал грезить о летной профессии. Не просто оказалось попасть в летное училище. На первом заходе провалился на экзаменах. На втором тоже чуть не "сорвался в штопор": на мандатной комиссии заспорил с генералом о конструкторе Бартини, первым предложившим треугольное крыло и корабли на воздушной подушке, с чем генерал не согласился, отдавая пальму первенства нашим, советским изобретателям.
- А Бартини и был нашим, советским, конструктором, - уточнил Владимир. - Он приехал из Италии вскоре после революции, когда готовилась Генуэзская конференция и белоэмигранты замышляли заговор против Ленина, который должен был возглавить нашу делегацию. Коммунисты Италии послали Бартини предупредить советских руководителей. Бартини остался у нас и создал самолеты "Сталь-6", "Сталь-7" и гидросамолет ДАР ...
- Откуда у вас такие сведения? - в вопросе генерала сквозило недоверие.
- Это я прочитал в книге "Красные самолеты" Игоря Чутко.
- Не знаю такой книги. Читайте лучше "Советскую энциклопедию", недовольно заключил генерал.
И как позже узнал Родионов, его познания, а точнее возражение генералу, чуть ли не стоили ему мечты: генерал настаивал не принимать строптивого юнца. Спасибо отстоял заместитель начальника училища полковник Старичевский...
И вот все старания, все труды и переживания - все коту под хвост. Куда теперь? Летчиков-истребителей даже в легкомоторную сельскую авиацию не берут. А другого он ничего не умеет и ничего не желает. Может, как приписывают Соболевскому, пока ещё не пришел приказ об отстранении, подняться в небо да камнем вниз?.. Дойти до такого, чтобы его судили военным судом, точнее судом военного трибунала, как считалось до недавнего времени, он не допустит.
Родионов окинул стоянку автомашин около штаба взглядом. "Жигуленка" Кононова не было. Старший лейтенант обещал вернуться через полчаса. Сколько же Родионов пробыл у командующего? Глянул на часы - чуть более получаса, а показалось, что прошло полдня.
У здания штаба под молодыми березками была устроена курилка. Она сейчас пустовала. Родионову никого не хотелось видеть, и он прошел туда, сел на скамейку. Как теперь смотреть в глаза подчиненным? Многие уважали его, это он знал твердо. Но были и другие, кого он наказывал за служебные упущения, за нарушение дисциплины. А редко кто из наказуемых осознает свою виновность, считая, что командир относится к нему предвзято, несправедливо. И такие, конечно же, злорадствуют, распускают о нем разные слухи. А теперь и вовсе дадут волю своим обидам.