Американская реклама и чувство меры — понятия несовместимые. Реклама хвалит товары или идеи безудержно, взахлеб. Они, эти товары, как и идеи, первоклассны, великолепны, не имеют никаких изъянов и недостатков. Даже объявления похоронных бюро обещают вам не только скоростное замораживание тела усопшего, но чуть ли не беспересадочный мягкий билет в рай и гарантию вечного блаженства. Но почему же милая девушка, развлекающая разговорами посетителей биржи, так много говорит о риске?
Да и не только она. В ожидании своей очереди я полистал брошюрки и словарик «Язык капиталовложений», разложенные на столах. Тут и там в их тексте были рассыпаны призывы к осторожности и благоразумию. С вожделенными словами «доход» и «прибыль» часто соседствовали «риск» и «потеря». Там было даже прямое предостережение: взвесьте, леди и джентльмены, имеется ли у вас, кроме денег, вкладываемых в акции, постоянный доход, который, в случае чего, обеспечит вашу семью.
Что сие значит? Никто же не поверит, что биржевики заботятся о вашем здоровье или о благополучии вашей семьи больше, чем о своих доходах.
И если у порога биржи призывы к осторожности и благоразумию, значит, риск расставания с обожаемыми долларами у «народного капиталиста» весьма и весьма велик. Поэтому биржевики заранее готовят овцу к стрижке. Расчет прост: смотрите, в «народном капитализме» все честно, мы же предупреждали…
— Леди и джентльмены! — Полисмен жестом приглашает очередную группу экскурсантов на галерею.
Меня он останавливает, молча показывая на «Зоркий». В чем дело? Оказывается, с фотоаппаратом нельзя. И с биноклем. И с портфелем. Почему?
— Весьма сожалею, но были случаи, когда во время биржевых потрясений взволнованные зрители роняли тяжелые предметы вниз на головы биржевиков. Мы принимаем меры предосторожности.
С галерки внизу открывается толкучка, барахолка, дожившая до века атома и электроники. Гам и шум зауряднейшего базарного торжища, толпы суетящихся людей, а над ними — синеватые экраны с быстро меняющимися значками и цифрами, сложные автоматические устройства, огромный светящийся циферблат электрических часов.
14 часов 01 минута… 14.02… 14.03… За эти три минуты, возможно, миллионы долларов передвинулись куда-то, у кого-то вынули из кармана денежки, в чей-то сейф положили…
Главный зал биржи, который виден внизу, усеян обрывками бумаг. Возле высоких подковообразных стоек густо толпятся биржевики: там, на этих «торговых постах», заключаются сделки.
Внизу галдеж и суета, а на галерке благоговейное, сосредоточенное внимание. Соседка справа потянулась к лорнету, но тотчас же один господин, совершенно штатского вида, заметил это и коснулся рукава полицейского: смотри, нарушаются правила. Полицейский подошел, полушепотом попросил убрать лорнет. А на него уже оглядывались, как оглядываются на человека, шумно сморкающегося в зрительном зале во время концерта. Картина «народного капитализма в действии» положительно загипнотизировала галерку!
Кое-что о бирже я уже знал. Таинственные значки, бегущие по синеватым экранам, — условные обозначения корпораций. Например, «Т» — Телеграфная и телефонная компания. Цифры ниже — сделки с ее акциями, их курс, то есть продажная и покупная цена в данную минуту. Через несколько минут она может измениться. Специальные аппараты — тикеры, — отмечающие сделки, немедленно передают появляющиеся на экранах значки и цифры более чем в шестьсот разных городов, в три тысячи восемьсот контор, связанных с биржевыми сделками.
Множество контор, целая армия людей! Эти люди не сеют, не жнут. Они спекулируют ценными бумагами. И в этой стране их занятие считается солидным, даже почетным.
Доски во всю стену зала, напоминающие телефонные коммутаторы, предназначены для вызова биржевых маклеров — посредников. Раздается щелчок, открывается окошечко, в нем видна цифра — номер маклера. Он тотчас устремляется по вызову в будку, чтобы принять заказ на покупку или распоряжение о продаже акций.
Еще в давние годы говорили, что биржа — самое любопытное зрелище в Соединенных Штатах после Ниагарского водопада и гейзеров Йеллоустонского национального парка, причем у нее есть даже некоторое сходство с этими последними. Подобно тому как поднимающийся из гейзера столб горячей воды нередко скрыт от зрителей в облаках пара, так и истинные причины колебаний курсов акций скрыты завесой разных слухов, которые легко возникают или нарочно распространяются в атмосфере тревог, надежд, страха, недоверия, обмана.
По размерам главный зал биржи почти равен футбольному полю. На нем свыше тысячи игроков, играющих без судьи и без соблюдения правил морали. В ежедневных матчах участвуют только игроки самого высокого класса — члены Нью-йоркской биржи, внесшие не менее ста тысяч долларов. Среди них есть специалисты по самым различным операциям (или махинациям), но очень грубо всех биржевых игроков делят как бы на две команды: на «быков» и «медведей».
«Быки» играют в расчете на будущее повышение курса акций, «медведи» — на понижение. Одни стараются с выгодойдля себя использовать падение курса, другие — повышение. «Быки» стремятся поддеть на рога «медведей», биржевые «топтыгины» — задрать «быков». Но у кого «рога», у кого «клыки», с галерки определить невозможно.
«Быки» и «медведи», оживленно жестикулируя, носятся по залу. Постепенно начинаешь различать, что часть — в серых одинаковых пиджаках. Есть совсем молодые, есть и пригодные на классические театральные роли благородных отцов. А все в целом настолько чуждо, непонятно по духу, по целям, по атмосфере, что смотришь с галерки в зал глазами посетителя зоопарка.
— Господа! — вполголоса произносит полисмен.
Это значит, что прошло пятнадцать минут. Насмотрелся на «народный капитализм в действии» — дай другим взглянуть.
У «народного капиталиста», обладателя нескольких акций, в биржевой игре не больше шансов на выигрыш, чем у команды азартных дворовых мальчишек в матче со сборной футбольной командой страны. «Профессиональный игрок на бирже питает лишь презрение к игроку-дилетанту, к человеку, который покупает акции, руководствуясь интуицией, случайной информацией или скоропалительным решением», — говорится в брошюре о святилище Уолл-стрит.
Вывод? Отдайте ваши жалкие доллары брокеру, профессиональному биржевому посреднику, ведущему крупную игру, и положитесь на него. Брошюра предупреждает, что его совет не гарантирует от потерь. Но, не заручившись помощью опытного брокера, вы можете расстаться с вашими долларами в два счета, особенно во время неожиданных резких колебаний курса.
Ох уж эти «резкие колебания»! Вызываемая ими биржевая паника описана многими романистами. Читаешь, и кажется, что в этих описаниях сгущены краски, что в действительности все это как-то по-другому: спокойнее, деловитее, человечнее.
Но вот вам отрывки протокольно точной записи очередного биржевого землетрясения, зарегистрированные пером хроникеров:
«Издания вечерних газет сообщали: «Падение продолжается! Худший день с 1929 года! Паникой охвачены Европа и Азия!
Мелкие держатели акций, туристы, просто любопытные пришли к зданию биржи задолго до ее открытия. Сейчас они в оцепенении смотрели в зал, где у них на глазах под истерические выкрики, визг и оханье биржевых спекулянтов, маклеров, брокеров трещали и оседали устои «самой прочной в мире» экономики».
«Было половина одиннадцатого утра, когда на бирже объявили о банкротстве фирмы «Фиске Гатч»… Известие распространилось подобно пожару в степи, и на всех лицах появилось выражение ужаса. Аппараты, отмечающие курс, заунывными звуками давали знать об обесценивании бумаг…»
«Скоростное световое табло на Уолл-стрит не успевало регистрировать огромное число сделок и отставало от фактического положения на 2 часа 21 минуту».
«За высокой конторкой стоял президент биржи, и его сильный тенор заглушал по временам вавилонское столпотворение внизу… Натиск на галерею был ужасный и, несмотря на все усилия полиции, для некоторых кончился печально».
«Бумажная стоимость всех акций, зарегистрированных на Нью-йоркской бирже, снизилась примерно на 29 миллиардов долларов. Это был потрясающий удар по рынку ценных бумаг, а возможно, по национальной экономике вообще».
Но когда же происходило все описанное выше?
Признаюсь в маленьком подлоге. Я дал выдержки из газетной хроники двух совершенно разных дней Нью-йоркской биржи: «черного понедельника» 28 мая 1962 года и «черной пятницы» 19 сентября 1873 года.
Выдержки строго чередуются: нечетные относятся к «черному понедельнику», четные — к «черной пятнице». Но так ли уж заметно, что между «соседями» девяносто лет разницы? Да, изменились названия фирм, микрофон позволяет председателю биржи не напрягать голоса, аппараты, сообщающие курс, стали световыми и беззвучными, сделки регистрируются оптическими электронными приборами и подсчитываются вычислительными машинами. А что изменилось по существу?
После «черного понедельника» 1962 года были другие, не менее «черные» дни недели — например, три дня в ноябре 1967 года, когда паника охватила все крупные биржи мира. Она кончилась не только падением курса многих акций. Покачнулся английский фунт стерлингов, который считали одной из самых устойчивых и надежных валют. После падения его стоимости частично обесценились и денежные единицы многих других стран.
В «черный четверг» конца мая 1970 года держатели акций потеряли около 150 миллиардов долларов.
В мае 1971 года по многим биржам мира пронесся новый шквал. Закачался сам доллар, всемогущий доллар! Закачался настолько, что газеты писали об остром приступе мирового валютного кризиса.
Сколько будет существовать капитализм, столько и будут продолжаться биржевые потрясения, при которых разоряются прежде всего мелкие держатели акций.
Закончу рассказ о биржевых делах отрывком из той же новеллы «Кто выше?», с которой начинал повествование о бирже. Там приведен такой примечательный разговор между рассказчиком и Джеффом Питерсом: