Когда войска персидского царя Кира темной ночью внезапно начали штурм столицы, сын вавилонского царя Валтасар, которому поручалась ее оборона, беспечно пировал с друзьями. В разгаре пира, по преданию, неведомая рука и начертила на стене таинственные огненные слова «Мене, мене, текел уфарсин», пророчащие скорую гибель Валтасару.
Персы, овладев городом, не жгли и не разрушали его. Тяжелые поборы и дани сделали свое дело не хуже меча и огня: Вавилон стал хиреть. А потом персидский царь Ксеркс — тот, что в отместку за поражения своего флота велел высечь море, — рассердившись на строптивых вавилонян, разграбил город.
Не возродил его и Александр Македонский, вошедший через городские ворота после разгрома персов. Вавилон стал последним городом великого завоевателя. Погиб он не в бою. Виновником его смерти, сказал Хаджи Омран, возможно, оказался лишний бокал вина. После пира Александр искупался в прохладной воде Евфрата, который тогда нёс воды возле самого города. Началась злая лихорадка. Несколько дней спустя, чувствуя приближение смерти, полководец в последний раз сделал смотр войскам.
— Солдаты шли мимо его ложа много часов. Александр Македонский был последним великим человеком, которого видели стены Вавилона. А потом Евфрат прорвал плотину, размыл часть глиняного города и, изменив русло, ушел от него, предоставив пескам пустыни похоронить руины.
Мы провели среди руин целый день. На прощание Хаджи Омран подарил нам по кусочку серого камня. Мне показалось, что это просто осколок кирпича. Но вечером, вынув подарок из кармана, я при боковом свете лампы увидел переплетения странных углубленных линий на гладкой его стороне.
Возможно, этот камень был ровесником вавилонской башни.
…Все то, о чем вы только что прочли, я, вернувшись в Москву, рассказал по радио. Передача кончалась словами о камне. Вскоре зазвонил телефон:
— Простите, пожалуйста, это вы рассказывали о Вавилоне? Да? Так зачем вам гадать, чьим ровесником был ваш камень? Вы говорите, что на нем углубленные линии. Стало быть, это клинопись. Вот пусть вам и прочтут, что там написано… Только и всего…
— Извините, — перебил я, — но вы говорите так, будто прочесть древнейшую надпись — это, это…
— Для нас с вами это невозможно, — ответил голос в трубке, — но есть люди, которые совсем неплохо справляются с древними текстами. В Ленинграде бываете? Так вот, запишите адрес: Государственный Эрмитаж, Дьяконов Игорь Михайлович. Желаю успеха!
Приехав при случае в Ленинград, звоню в Эрмитаж. Да, Игорь Михайлович Дьяконов у себя, заходите, пожалуйста…
Просторный кабинет с низкими полукруглыми сводами. На стенах рисунки боевых колесниц с грозными бородатыми царями. Большой стол завален рукописями, книгами, свитками плотной бумаги. Тут же покрытые клинописью плитки из обожженной глины.
— Давайте-ка ваш камень, — промолвил Игорь Михайлович, когда я рассказал, зачем пришел.
Сейчас он возьмет лупу, в долгом сосредоточенном молчании застынет над моим сокровищем… Однако Игорь Михайлович лупы не взял, а подошел к окну, за которым катила серые волны Нева и поблескивал в небе шпиль Петропавловской крепости.
— «Царь Вавилона, попечитель храмов…» Тут кусочек отломан, дальше знаки сохранились… В целом это будет звучать примерно: «Навуходоносор, царь Вавилона, попечитель храмов Эсагилы и Эгиды».
Все это Игорь Михайлович произнес так, будто он не переводил надпись, сделанную в незапамятные времена, а просто читал обрывок вчерашней газеты, где легко было по сохранившемуся слогу восстановить слово и пробел во фразе.
— А мне-то думалось, что, может, он действительно из вавилонской башни… — сказал я с разочарованием.
Мой собеседник рассмеялся:
— Не огорчайтесь: с некоторой долей вероятности вы можете считать себя обладателем кусочка вавилонской башни, если, конечно, иметь в виду зиккурат храма Мардука. Навуходоносор достраивал его.
Я спросил, не пригодится ли мой камень для коллекций Эрмитажа? Но Дьяконов отрицательно покачал головой:
— Кирпичи с клеймом Навуходоносора, при котором очень много строили, отнюдь не редкость. Их давно находят при раскопках Вавилона. Они есть во многих музеях, есть, разумеется, и у нас. Кстати, хотите посмотреть наши коллекции?
Экспонаты, найденные в земле, омываемой водами Тигра и Евфрата, занимали четыре зала Эрмитажа. Игорь Михайлович повел меня к витринам, где лежали глиняные таблички, испещренные клинописью.
Он напомнил мне о том, что русская наука еще задолго до революции интересовалась историей Востока. В Петербурге жил знаменитый коллекционер и знаток древностей Лихачев. Он был богат и за огромные деньги купил много глиняных плиток с клинописными знаками, найденных при раскопках в иракской земле. Крупный исследователь-ассиролог Михаил Васильевич Никольский работал много лет над коллекциями Лихачева, перевел восемьсот пятьдесят пять глиняных документов.
В том зале, где были собраны коллекции из Ассирии, чуть не всю стену занимали алебастровые рельефы грозных и жестоких царей. Они хотели властвовать над миром. Царь Ашшурбанипал велел писать о себе: «царь вселенной». А всего через десяток лет после его смерти ассирийская военная держава распалась под ударами порабощенных ею народов.
И сам Ашшурбанипал затерялся бы в длинном списке полузабытых деспотов, если бы не собранная по его приказанию библиотека. В этой библиотеке, которую нашли при раскопках разрушенного царского дворца, оказалось около двадцати тысяч «глиняных книг» — табличек. По правде говоря, она заслужила больше права именоваться «чудом света», чем висячие сады.
О чем только не рассказывали ее «книги»! Там нашли и знаменитое «Сказание о Гильгамеше». На глиняных табличках была записана поэма, которую ставят в один ряд с «Илиадой», «Одиссеей», «Калевалой», «Словом о полку Игореве». Игорь Михайлович Дьяконов сделал ее новый перевод. Он сравнил самые древние записи поэмы о подвигах героя, богатыря, полубога, с более поздними, в том числе с той, которая нашлась в библиотеке Ашшурбанипала.
Мы прошли еще в один зал. Бронзовые фигурки крылатого божества, похожего на ассирийское, были найдены при раскопках у нас в Армении, на территории древнего государства Урарту, соседа и соперника могущественной Ассирии. Раскопками городов Урарту давно увлечен крупный ученый, ныне академик Борис Борисович Пиотровский.
Ассирия, Вавилон, Урарту… Какая даль времен! На крутых перевалах истории, тысячелетиями отделенных от наших дней, армии этих государств не раз скрещивали мечи. Но вольно или невольно их народы обменивались и тем, что человеческий гений создает в науке, культуре, искусстве.
Далеки от нас Египет, Сирия, Ирак, и, однако, их история живо интересует нас. Знаки на камне, привезенном с развалин Вавилона, понятны советскому ученому. Археолог музея в Багдаде посылает запрос московскому коллеге. Записи путешествовавшего в X веке из Багдада на Волгу арабского писателя Ибн Фадлана помогают нам лучше узнать прошлое великой русской реки. Работы русских ассирологов проясняют туманные страницы истории цивилизации на земле Ирака.
Позднее, во время других своих поездок на Восток, я встречал знакомых москвичей и ленинградцев в Каире и Асуане. Наши археологи поставили палатки южнее Асуана, в той части Нубийской пустыни, которой было суждено стать дном гигантского водохранилища.
Раскопками руководил Борис Борисович Пиотровский. Археологи нашли орудия, относящиеся еще к палеолиту, раскопали поселения времен I династии фараонов, обнаружили на скалах ряд ценнейших для науки древнеегипетских надписей.
1970 год принес много открытий советским археологам, ведущим раскопки на родине первых земледельцев и скотоводов планеты. Холмы Синджарской долины в Ираке скрывали остатки селений, существовавших за шесть тысяч лет до нашей эры! И уже в те времена жители Месопотамии знали серп — правда, не железный, а каменный, — превращали в муку зерна ячменя и пшеницы, приручали овец и коз. Но, пожалуй, больше всего обрадовали археологов кости домашней коровы: до сих пор считалось, что человек приручил ее гораздо позже.
Арабские и советские ученые трудятся над тем, чтобы в истории Древнего Востока не осталось неразгаданных страниц.
А что касается моего камня из Вавилона… Что ж, пусть он не из вавилонской башни, пусть не тоскует о нем музейная витрина! Для меня он дорог уже тем, что получил я его от человека, видевшего во мне представителя великой страны, которая протягивает братскую руку Востоку.
Земля Ирака — это земля-музей. Я пользовался каждой свободной минутой для коротких вылазок по уходящим в глубокую древность тропам истории. И ведь это не только история Ирака, это отчасти и наша с вами история, потому что Междуречье — колыбель цивилизации, влияние которой распространялось очень далеко.
Вот вы прочли эти фразы меньше, чем за минуту. А понятие «минута» пришло к нам, как вы знаете, тоже из Междуречья.
Мне не удалось побывать на севере страны, где находятся развалины Нимруда и Ниневии — столиц соперничавшей с Вавилоном Ассирийской державы. Не было у меня возможности увидеть и расположенные южнее Вавилона раскопки шумерских городов Урука и Ура — с последним связано возникновение легенды о всемирном потопе: так буйно разливались в низовьях Тигр и Евфрат. Мои поездки ограничивались местами, откуда можно было в тот же день вернуться в Багдад. Это условие я обязан был выполнять неукоснительно.
Мне разрешили посетить Ктесифон — столицу еще одного исчезнувшего государства, главный город парфян и правивших четыре столетия после них персидских царей.
Машина мчалась по степи. Вдруг над кронами придорожных эвкалиптов, над глиняными жалкими хижинами возникло сооружение каких-то совершенно иных, непривычных масштабов и форм. К гигантской арке с одной стороны примыкала столь же гигантская стена, но не гладкая, а вся в небольших, ложных, несквозных арках, как бы подчеркивающих необыкновенные размеры главного свода.