Он ничего не говорит. Он наклоняется, целует ее веки, рот, округляет свои губы и прикасается ими к верхушке одной из грудей. Мари тянется к нему. Ей страстно хочется его тепла, его силы, его жизни. Она хочет его. Теперь…
Мари счастлива, она на вершине блаженства. Никогда еще никто не занимался с нею любовью так, как Беранже. Это больше не тот же самый мужчина, он в течение четырех часов увлекал ее в самые сладкие удовольствия. Что же произошло за все это время, почему он так сильно изменился? Она сохранила в памяти воспоминание о неловких руках на своем теле, и эти же самые руки сегодня позволили ей узнать новые наслаждения. Другая женщина? Он смотрит, как он спит, но не различает ничего на его прекрасном чувственном лице.
«О моя любовь, — думает она, — каков твой секрет? Чего они хотят от тебя? Они мне угрожали, они хотели, чтобы я стала твоей любовницей, почему? Я не причиню тебе боли, даже если со мной случится что-то ужасное. Слишком поздно, я люблю тебя… Я люблю тебя».
Она целует его. А он не сопротивляется. Вдруг грезы кончаются. В дверь стучат. Беранже бледнеет.
— Иду! — кричит он. — Подождите! Самое главное — никуда не уходи отсюда, — шепчет он Мари.
Страх быть застигнутым врасплох. Он снова очень быстро одевается, приводит волосы в порядок, закрывает дверь комнаты и спешит на первый этаж.
— Вот, вот, — говорит он, открывая.
Он удивлен. Мужчина, стоящий перед ним, кажется, пришел из волшебных сказок про фей. Худощавый и высокого роста, одетый в элегантный костюм наездника, обутый в сапоги из рыжеватой кожи, он, казалось бы, создан из белокурой, белой и благородной субстанции, его задумчивые глаза полны ностальгии, изящный рот произносит несколько слов с очень странным акцентом:
— Приветствую вас, отец мой… Вы, несомненно, аббат Соньер?
— Да.
Открытая улыбка озаряет лицо посетителя, он снимает свой головной убор и кланяется Беранже.
— Рад встрече с защитником королей.
— Но кто вы?
— Меня зовут месье Гийом. Могу я войти? Мне нужно с вами поговорить о серьезных вещах.
— Прошу вас, — отвечает Беранже, сторонясь, потом вдруг восклицает: — Я вспомнил! Вы друг месье Йезоло, он мне говорил о вас во время нашей первой встречи.
— Он сам меня послал к вам.
Беранже улыбается, однако его сердце сильно бьется. Он не прекращает смотреть на лестницу, ведущую в комнату. Вдруг он замечает одежду Мари, разбросанную у камина. Он чувствует, как краснеет, быстро берет посетителя под руку и ведет его к стулу, обращенному лицом к окну.
— Присаживайтесь… Не хотите ли вина?
— Охотно! — отвечает тот, откидываясь на сиденье.
Беранже кидается к нижним юбкам, подхватывает их, комкает в шар и проделывает то же самое с платьем. Чисто рефлекторно он бросает все в сундук, оборачивается на месте, подхватывает бутылку и два стакана, потом возвращается к мужчине с задумчивыми глазами. Незнакомец медленно расстегивает пуговицы своей куртки. От его лица с высоким лбом исходит волна доброжелательности и величия. Когда он раздвигает полы своей одежды, чтобы почувствовать себя удобнее, виден отблеск приколотой к рубашке медали. Заинтригованный, Беранже позволяет своему взгляду задержаться на этой медали… Нет. Это маленький золотой кружок, защищенный стеклянной крышкой, и все это помещено в медный круг с выгравированными знаками. Есть каббалистический знак «Тау», крест в форме свастики, чаша, полумесяц и латинская буква S.
— Это AOR, — говорит Гийом, который следит за взглядом Беранже. — Я следую из Парэ-ле-Мониал[14].
AOR, первое слово Книги Бытия. Парэ-ле-Мониал, столица царствования Пресвятого Сердца Иисуса Христа. Беранже в недоумении. Чего от него хочет этот незнакомец? Принес ли он ему пожертвование, о котором намекал Илья?
— Я ношу символ AOR, — продолжает Гийом, — знак огня, источника света, универсального разрушителя, но у меня нет плохих намерений; я принадлежу Богу, царствованию Иисуса Христа, в Святом Причастии и через Святое Причастие.
Беранже находится за тысячу миль от Святого Причастия. На его теле видны царапины от ногтей Мари. Его голова наполнена криками Мари. Его мысли растворяются в сладком отрешении, которое появляется после занятия любовью. Однако он отвечает с невероятным апломбом:
— Я знаю, что вы говорите правду. Я в состоянии отличать доброе от плохого, так как Бог миловал мне это свойство. Вы добры, месье, и мое сердце и мой дом будут для вас всегда открыты. Однако мне любопытно узнать, из какой вы страны. Вашего французского имени недостаточно, чтобы скрыть ваше происхождение, и я не удивлюсь, если вы мне скажете, что вы немец.
— Австриец.
— Австриец! И вас в самом деле зовут Гийом?
— Нет… Извините меня… Я не имею права вам больше лгать. Я эрцгерцог Жан Стефан де Габсбург, кузен императора Австро-Венгрии, потомок великого Родольфа.
Небо словно обрушилось на его голову, сильный ветер будто повалил его с ног. Даже образ Мари был сметен. Беранже вдруг стало неуютно. В этом сером свете, где все кажется грязным и старым, посреди этой жалкой декорации находится один из самых могущественных людей в мире.
Эрцгерцог… Один из Габсбургов, здесь, в его доме у церкви, затерянном на клочке глиняной почвы, позабытой Богом и людьми. Беранже не может в это поверить. Что подумать? Что сделать? И этот князь пьет его дрянное вино…
Беранже хотел бы пробудиться ото сна. Только в утренних снах он легко оказывается в подобных ситуациях. Более того, это были ситуации, всегда не имеющие конца. От этого он их легче переносит, когда открывает глаза. Но этот сон — реальность. Князь, настоящий, живой, сидит на расстоянии вытянутой руки от него и улыбается, как обычный человек.
— Мне неудобно принимать вас подобным образом, ваше превосходительство, — говорит, запинаясь, Беранже.
— Вы самый последний, кому стоит извиняться. И, пожалуйста, никакого этикета между нами. Зовите меня Стефан и никогда не забывайте, что моя фамилия Гийом, что мой отец француз, мать — австриячка, а моя профессия — коммивояжер.
— Как я могу?
— Вы обязаны так поступать из-за вашей миссии.
— Какой миссии?
— Вам это станет известно в свое время… Успокойтесь… Я сам не смогу сказать вам, в чем она состоит. Вы были избраны Приоратом Сиона, к которому я принадлежу. Это все, о чем я могу вам поведать.
— Мне неизвестно это название. Что это такое? Где он находится? Подчиняется ли он Риму? Принадлежат ли к нему Будэ, Бийар и Илья? Вы на их стороне, признайтесь же!
— Я на стороне Бога. Этого объяснения вам достаточно?
— …
— Будьте благоразумны, Соньер. Мы вам поможем сколотить состояние, но надо нам дать время. Вам есть за что терпеть.
Что он этим хочет сказать? Беранже понимает, когда эрцгерцог встает и направляется к лестнице, которую он начинает гладить тыльной стороной ладони, поднимая глаза к потолку.
— Я знаю, что этого недостаточно, — шепчет он, прислоняя ухо к дереву. — Итак, соблаговолите принять вот это.
Он вынимает из кармана небольшой мешочек и бросает его в сторону Беранже, который ловит его на лету. Когда он высыпает его содержимое на стол, то замирает в удивлении: монеты по сто франков золотом.
— Тысяча франков, если быть точным, — роняет Стефан, приближаясь к нему. — Второй взнос, который поможет вам терпеливо перенести лишения. Вы сражались против Республики. Вы просили помощи у роялистов. Вот то, что снова жертвует вам графиня де Шамбор. Я надеюсь, что вы сумеете должным образом использовать этот дар от королевского дома Франции. И вот еще тысяча франков, — добавляет он, кидая второй мешочек, — дар королевского дома Австрии. Вы сможете заменить у себя камень главного алтаря, который, кажется, находится в очень плохом состоянии.
— Я сумею, — отвечает Беранже. — Я сумею подождать. Вы можете передать своим друзьям из Сиона, что они могут рассчитывать на меня.
— В добрый путь! — восклицает Стефан. — Вот уж, право, хорошо сказано. Примите мою руку, отец мой, и выпьем в последний раз, прежде чем я снова отправлюсь в дорогу. Меня ждут другие дела, и я не могу больше задерживаться здесь.
Беранже пожимает руку, пьет и провожает его. Сон кончился, но золото продолжает блестеть на столе. Он наконец-то сможет починить свою церковь. Он играет с монетами, заставляет их катиться. «Боже, сохрани Францию» — написано выпуклым шрифтом на ребре монет.
— Пусть Бог сохранит нас! — шепчет голос за его спиной.
Мари облокачивается на плечи Беранже и гладит его волосы. Она вкладывает в это действие столько нежности, что он забывает о своих монетах, оборачивается и притягивает ее к себе. Продолжая целовать ее в шею, он говорит:
— Я знаю, что ты была подослана ими, чтобы я не смог устоять. Твоя кожа такая нежная… Я знаю, что ты мне ничего не скажешь… Экая важность!.. Потому что единственное, что имеет значение, это правда, которая блестит в твоих глазах в этот момент. Смотри на меня!
Темные глаза девушки влажны. В них чувствуется любовь. Любовь перемешивается в них со страстью. И в тот момент, когда она собирается сказать «я люблю тебя», он останавливает ее, прижимая плотно свои губы к ее губам.
Глава 7
Ренн-ле-Шато, 20 июня 1889 года.
Рабочие, вытирающие время от времени лица, видят только его квадратные плечи. В четырех шагах от них Беранже медитирует перед статуей святого Антония. Слова Будэ, которого он видел накануне, вертятся у него в голове: «Завтра в два часа вы переместите алтарь. Самое главное: не забудьте, в два часа, не до и не после. В час двойной звезды рыбы в Зодиаке поют хвалу Господу, огненные змеи обвиваются вокруг жезла Гермеса и молния становится мелодичной».
Он ничего не понял из этих слов, однако он смотрит на часы: два часа. Пора браться за дело. Он поворачивается и испепеляет взглядом рабочих, которые расселись на стульях, положив инструмент между ног. Руссе и Бабу вздрагивают от этого взгляда. Они не видели его никогда таким беспокойным и дотошным. Этот кюре истый черт! Бабу первый садится на корточки и принимается бить по полу молотком и долотом.